– Ты представляешь, – заливалась Людка. – Оказывается, Макс не знал, что я приходила к нему домой. Отец не передал. И еще, тот звонок ведь был совсем не от Макса. Кто-то просто ошибся номером. Но я это уже потом узнала, когда…

Людка все тараторила и тараторила. Она рассказывала о том, как сама дозвонилась Максу, и как он был рад ее звонку. О том, как этот разрыв укрепил их отношения. И что они оба поняли, насколько нужны друг другу. Людка просто сияла. И Саша действительно поверила, что подруга благодарна этой передряге, которая распахнула ее сердце. Сейчас не видно было в Людке того превосходства и легкой снисходительности по отношению к Максу. Лишь горели глаза, и чуть дрожал голос. В ней звенело искреннее чувство. Открыто льющееся наружу, как ручеек – чистый и свежий.

– А как же мама? – спросила вдруг Саша.

– Что? – не поняла Людка.

– С мамой-то вы как решили проблему?

– Да как-то само. – Людка потупила взор. – Поговорили типа. Тут такая штука…

Она ненадолго замолчала, подбирая слова. Взглянула на Сашу – теперь совсем серьезно, без улыбки.

– Переживала она за меня, понимаешь?

– По-нима-ю, – тянула Саша, оценивая обстановку.

– Ну, ты же знаешь, отец нас бросил, – Людка поддела носком сапога снег и метнула на обочину. – Вот мама и боится, что я свяжусь с каким-нибудь проходимцем. Знаешь, мы тогда в ссоре столько друг другу наговорили, до сих пор стыдно. А потом молчали целую неделю. Ну а после, наверное, уже нужные слова пришли…

– Да, так бывает, – кивала Саша, вспоминая свою историю. – Ты теперь на нее не сердишься?

– Конечно нет! – Людка сейчас странным образом стала очень похожа на свою маму. – Жалко ее – тяжело со мной приходится. Она же понимает, что кроме нее меня и защитить-то некому, – и тут Людка снова беззаботно заулыбалась. – А знаешь, как она моего Макса теперь полюбила? Ну, когда я рассказала о нем побольше. Он же у меня мировой!..

Весь последний круг мимо дома Людка снова говорила о Максе. А Саша вспоминала Димку. А потом маму и Мишу. Наверное, они уже успели поговорить.

– Давай по домам. – Саша остановила Людку. – А то наши волноваться будут. Мы же теперь каждый день болтать сможем…

– Да! – спохватилась Людка. – Ты же мне про себя еще ничего не рассказала.

Но у Саши уже не осталось сил на разговоры. Она была очень рада за подругу и особенно за то, что она нашла общий язык с мамой. В том, что Людка помирится с Максом, Саша и так не сомневалась. Вот с мамами иногда бывает куда сложнее, чем с парнями. И Саше еще предстоял этот немного пугающий, но необходимый разговор по душам. Вот бы он закончился так же, как и у Людки. Простившись с подругой и клятвенно пообещав завтра с самого утра явиться к ней в гости с рассказом, Саша зашла в свой подъезд.


Дома было необычно тихо. У двери Сашу поймал папа и почему-то прижал палец к губам.

– Что происходит? – шепнула Саша, стягивая сапоги. – Где мама с Мишей?

И папа показал на комнату. На цыпочках пройдя по коридору, Саша заглянула в щелочку и увидела маму. Она вытирала глаза ладонями и всхлипывала. Рядом сидел Миша и обнимал ее, как маленькую.

– Пошли, пошли. – Папа потянул Сашу за руку и увлек на кухню. – Им еще немного времени надо. Сейчас Миша нашу маму успокоит. Она просто только сегодня узнала про Павла.

– Пап, как думаешь, Миша на нее не сердится? – спросила Саша.

– А ты сердишься, да? – глянул на нее папа.

Саша пожала плечами. Папа помолчал, видимо, не находя уместных шуток.

– Не похоже, чтобы Миша сердился, – улыбнулся наконец он. – Кажется, жалеет…

И тут из дальней комнаты послышались голоса, а потом шаги по коридору. Первым на кухню заглянул Миша.

– Есть что поесть? – бодро спросил он.

И Саша окончательно убедилась: братец в хорошем расположении духа. Видимо, хватило уже переживаний, и теперь хотелось лишь радоваться новым обретениям.

– Моя маленькая мама, наверное, проголодалась, – Миша пропихнул в кухню маму.

А та и правда была сейчас совсем как девчонка – умытое после слез лицо, чистое, без косметики, красноватые глаза и чуть распухший нос. Даже у Саши не могло возникнуть и тени злости, когда она смотрела в это заплаканное лицо. Мама стояла рядом со взрослым сыном, который был выше ее головы на две: он скорее выглядел сейчас охранником, чем нуждающимся в опеке и защите ребенком. Мама виновато посмотрела на Сашу и неуверенно пожала плечами. Как бы говоря: ну вот так вышло, что же теперь делать? И Саша вспомнила, как сама только что пожимала плечами – ответов пока не было. Мама все поняла и не стала до поры до времени теребить дочь.

Этот ужин, наверное, был самым странным из тех, что когда-либо случались в их доме. Папа с Мишей все шутили и шутили. И сами смеялись над своими шутками. Как-то еще успевая при этом активно жевать. Саша же с мамой, хоть и помалкивали, но ели мало. Будто за одним столом соединили двух неунывающих оптимистов и двух отчаянных пессимистов. Причем весельчаки развлекали лишь друг друга, а вовсе не печальных зануд. Саша вылезла из-за стола голодной, без аппетита.

– Вещи надо разобрать, – сказала она и вышмыгнула в коридор.

А в своей комнате уселась над дорожной сумкой, не в силах ее расстегнуть. Наверное, Саша просидела так минут десять, пока рядом не оказалась мама. Она взялась за «молнию» и тихо спросила:

– Помогу?

Саша кивнула. И они в четыре руки начали разбирать ее одежду: что-то мама откладывала для стирки, что-то для глажки.

– Мам, а ты любила Павла Львовича? – спросила вдруг Саша. – Не сейчас, а тогда, в юности?

И мама отложила в сторону очередную футболку. Она села на колени перед диваном, на который взобралась Саша, и смотрела на дочь снизу вверх.

– Думала, что любила, – ответила мама.

– Как это? – не поняла Саша.

И мама начала потихоньку раскрываться, словно улитка, высовывающая усики из своего панциря, чтобы разведать обстановку.

– Любовь – это такое необыкновенное чувство, что его не сразу можно угадать-разгадать, – размышляла вслух она. – Особенно в то время, когда человек только настраивает свой организм для владения этим чувством. Ну, как музыкальный инструмент. Пока настроишь его, пока научишься слышать и управлять… он столько мелодий может фальшиво отыграть…

– Твое чувство было фальшивым? – удивленно перебила Саша.

– Скорее всего, – мама вздохнула. – Но тогда я этого еще не понимала! Я разобралась в себе многим позже. Когда мне уже было с чем сравнивать.

– Ты про любовь к папе? – спросила Саша.

– Да, про папу, – улыбнулась мама. – Но я не хочу, чтобы ты думала, будто первое чувство хуже любви. Оно просто другое. Неповторимое и уже только благодаря этому – прекрасное.

Мама вновь задумалась. И сейчас Саша не стала перебивать ее мысли новыми вопросами. Она ждала. Ждала, когда мама подберет слова, чтобы продолжить.

– Паша был чудесным… замечательным человеком! – Мамины глаза вновь стали влажными и чуть-чуть блестели. – Мы довольно редко виделись в последнее время. Нам трудно было общаться. Он пронес свое чувство ко мне через всю жизнь, я же была слишком юна, когда страсть захватила нас. Новые обстоятельства и время меняли меня, меняли мое отношение к окружающему…

Саша слушала мамин рассказ и вспоминала Павла Львовича. Еще совсем недавно он рассказывал ей с Мишей свою историю любви. Теперь она раскрывалась с другой стороны. Нет, факты были неизменны, никто больше не пытался ее обманывать или что-то скрывать. Но как же меняется мир в зависимости от того, кто на него смотрит. И сейчас у Саши были мамины глаза – она глядела ими в прошлое, многое воспринимая совсем иначе, чем раньше. Кажется, только теперь она по-настоящему понимала, как сложно было маме, когда она столкнулась с целым комом бед и трудностей. И к чему мог привести неверный выбор. Слишком много судеб сплелось в один клубок и, распутывая его, невозможно было не порвать некоторых нитей.

– Паша навсегда остался для меня одним из самых близких людей, – говорила мама. – Просто нам никак нельзя было становиться семьей. И мы создали другую семью, с помощью лжи… и любви. Нет, первой была любовь – я, твоя бабушка и Миша – мы были сплочены ею и только ею. А потом появился твой папа… и ты…

– Ты сразу все рассказала папе? – спросила Саша.

– Да, от него я никогда ничего не скрывала. Мы познакомились, когда оба уже были взрослыми людьми, отвечающими за свои поступки. И мне важно было изначально понимать, могу ли я рассчитывать на этого человека, доверять ему… А вот Мише раскрыть правду я все еще боялась. Он вырос на других истинах, и ломать их оказалось очень страшно…

Мама снова замолчала. А Саша все думала о ней, о Мише, о Павле Львовиче и о папе. А потом почему-то вспомнила свою историю с Никитой и Димкой. Ведь еще недавно она была уверена, что любила Никиту. А теперь закрались первые сомнения. В то время, когда между ними вспыхнуло чувство, и Саша, и Никита настолько плохо знали сами себя, что трудно было говорить – это ли любовь? Или любовь – то, что Саша испытывает сейчас к Димке? Сколько всего ей еще нужно было понять о себе…

– Есть хочется! – сказала она почему-то.

– И мне, – шепнула мама. – Пойдем?

И они, как две заговорщицы, посеменили на кухню.

– Стойте! Стойте! – кричала мама.

– Ничего не убирайте! – Саша выхватила из папиных рук миску, которую он уже понес к холодильнику.

– А, проголодались! – смеялся папа.

И Саша с мамой жадно набросились на еду. Они поглядывали друг на друга. У мамы изо рта торчали листки салата, а у Саши, кажется, даже трещало за ушами. Не выдержав этого зрелища, они начали улыбаться. А потом мама придвинула свой стул вплотную к Сашиному, обняла дочь и промямлила: