– Да ладно, сам позови! – удивился Миша.

– Нет! Я не могу. У меня с ней никогда ничего не получается. Она не пойдет, если я позову. И уж лучше ты, чем Никита подсуетится…

– Хорошо, – согласился Миша. – Я ее приведу, обещаю.

– Мне бы только, чтобы она хоть чуть-чуть меня уважать стала, – мечтательно протянул Димка. – А то я не знаю, что ли, она меня за ребенка держит…

– Будет уважать! И гордиться будет! – убеждал Миша. – Выставка, это же здорово! Поздравляю!

– Да я что, – смущался Димка. – Это все бородач. И то, наверное, чтобы маму порадовать. Она у него в Доме культуры правая рука…

Димка еще долго запинался, рассказывая о выставке, будто пытался оправдать свой неожиданный успех. А Миша уже думал о себе. Еще одно событие вдохновляло его на новые свершения. Главное делать то, что приносит радость, – оказывается, судьба любит тех, кто трудится от души…


Дома, наглотавшись горячего чаю, Миша постучался в Сашину комнату.

– Кнопка, ты здесь?

И Саша радостно отозвалась. Миша приоткрыл дверь и увидел, как сестра что-то пишет маленьким карандашиком на бумажной салфетке. Но завидев его, она тут же смяла бумагу и швырнула в ведро.

– Можно? – на всякий случай уточнил Миша.

– Заходи, братишка, – махнула ему рукой Саша.

Тогда Миша заскочил в комнату, сгреб Кнопку в охапку, повалил на диван и начал щекотать, как в детстве.

– Ну держись, сестричка! – смеялся он.

И тогда Саша тоже рассмеялась. А Миша уже решал, как лучше рассказать ей про выставку, чтобы преподнести Димкину новость в самом наилучшем свете…

Глава восемнадцатая

Картинки с выставки

В ночь перед выставкой Димка порядочно нервничал. Шутка ли – показать свои работы всему городу. Конечно, он втайне надеялся, что посетителей почти не будет. Ну кто станет тратить праздничные дни на поход в Дом культуры, чтобы посмотреть на фотографии какого-то неизвестного мальчишки? И Димка мечтал, чтобы на выставку пришли лишь самые близкие люди. Уж они, если и будут ругаться, то хоть с любовью. Что совсем не страшно. А вот когда ругают без любви – это очень неприятно и даже обидно. Лишь один гость был Димке сейчас по-настоящему важен. А точнее – гостья. И он замирал, утыкаясь то лбом, то затылком в подушку, представляя Сашу на своей выставке. Как она идет по коридору Дома культуры. Как смотрит на стены, где болтаются зимние фотографии. Что она будет думать? Понравится ли ей?..

Фотографии для выставки накануне отобрал мамин бородач. Он долго изучал их, перекладывал. Иногда – довольно кряхтел, иногда – хмурил брови. А потом раскладывал снимки по кучкам. Димка в процесс не ввязывался. Куда уж ему? По правде говоря, он считал, что ничего не понимает в искусстве фотографии. Да и вообще, в искусстве. Это слово казалось ему каким-то напыщенным, ненастоящим. А своими снимками Димка лишь хотел поймать и сохранить кусочки жизни. Реальной, не сделанной и специально вымеренной.

– Никак, братишка, у тебя хобби появилось? – удивлялся Никита.

– Да нет, – отвечал Димка. – Просто я так живу.

Ему теперь и правда казалось, будто камера стала его третьим глазом. И тут уж деваться некуда. Либо его нет, а раз уж открылся – пользуйся. С хобби все было бы иначе. Вот сейчас человек занят учебой, а потом он просто отдыхает, и затем – время на хобби. Димкин же «третий глаз» был с ним всегда. И дома, и на улице. Ему нельзя было, как хобби, выделить определенное время. Теперь Димка начинал понимать, что, наверное, этот «третий глаз» прятался в нем давным-давно. Ведь даже память у него была фотографической.

И вот когда эксперт-бородач нависал над матовыми кусочками Димкиной жизни, пытаясь загнать ее в рамки искусства, это было даже страшновато.

– Работы отличает индивидуальность, динамичность и любовь к окружающему миру, – сообщал бородач восторженной маме.

– А что, действительно неплохи? – выхватывала она отобранный снимок.

И удивленно разглядывала его, будто невиданный музейный экспонат. А на фотографии было-то всего лишь окно соседнего дома, где поверх цветущей герани мороз вышил узор на стекле. Стекло мутное, с трещиной, каких в старых домах Истры множество. На трещины клеят толстый коричневый пластырь, а то и вовсе окно продувает всю зиму напролет.

– Очень самобытно, – сыпал непонятными словами бородач.

И мама не спорила. Выставка сына, да к тому же младшего, ей скорее всего никогда и не снилась.

– Повесим по всему коридору! – сообщил эксперт. – Все равно осенние лиственные композиции пятиклассников из второй школы давно пора снимать.

Бородач ушел, а мама осталась дома совершенно счастливая. И Димка был рад уже этому. Он посмотрел на фотографии, которые отобрал бородач, и решил, что они не самые худшие. Пусть повисят в коридоре Дома культуры. Главное – там будет теперь и Саша. Хотя самый любимый ее снимок Димка потихоньку спрятал от бородача. Этой фотографией он ни с кем не хотел делиться. И сейчас, в ночь перед выставкой, Димка мучился, не в силах заснуть. «Вдруг у Миши не получится уговорить Сашу на поход в Дом культуры? – переживал он. – Разве заинтересуют такую девчонку неловкие снимки друга, которого она никогда не воспринимала всерьез?» Да и что такое – несколько фотографий, которые повесят вместо собранных по осени пятиклассниками и давно ссохшихся листьев. Теперь Димка уже думал: пусть выставки не было бы вовсе – стыд один! Он даже вылез из кровати, пробрался в гостиную и вынул из широкого конверта отпечатанные крупным форматом фотографии. Переулки родного города, лица друзей, лопасти старой мельницы… Зимние снимки дарили тепло и покой. Димка аккуратно засунул их обратно в конверт, вернулся в свою комнату, залез в кровать и тут же крепко уснул.


С самого утра весь дом стоял буквально на ушах. Мама носилась из комнаты в комнату, все время перекладывала папку с фотографиями и тут же забывала, где ее оставила в последний раз. Она начинала паниковать, кричать, хлопать дверьми и обвинять всех подвернувшихся под горячую руку в том, что они специально утащили снимки у нее из-под носа. Потом папка чудесным образом находилась, чтобы через минуту снова пропасть.

– Мальчики, заприте кота в своей комнате! – просила мама. – Он мне всюду под ноги лезет!

И Димка побыстрее уволок котенка, пока тот не натворил бед. Отец взял на себя функции кулинара, и пока мама шныряла по всей квартире, тихонько готовил на кухне яичницу с беконом из своего магазина.

– Рамки! Где рамки? – кричала мама.

– Они же лежат в Доме культуры, – удивлялся Димка. – Мы на месте фотографии туда засунем.

– Ах, ну да, – нервно соглашалась мама. – Так надо поторопиться! Чего мы ждем?

– Завтрака! – сообщал Никита.

– Где? Когда успели? За что? – снова голосила мама. – Кто опять стащил папку, я ее только что сюда клала…

Тогда папа, на минуту оставив шипящую сковороду, изъял у мамы папку и убрал в свой портфель.

– Все! – сказал он. – Завтракать!

И семья на пятнадцать минут замолкла. Говорить, когда уплетаешь папину яичницу, не хотел никто.

После завтрака, пока Димка затягивал на своей шее неуместный галстук и переругивался с мамой, Никита вдруг прикрыл дверь в их комнату.

– Слушай, не знаешь, кто Сашу на твою выставку ангажировал? – тихо спросил он.

– А что? – насторожился Димка, уверенно изображая дурака.

– Да я тут решил ей позвонить, – начал Никита. – На твою выставку пригласить…

– А как же Светка? – наивно вставил Димка.

– Не хочу ее звать. Считаю, Светка чужда искусству фотографии, – отмахнулся Никита. – У тебя же не глянец. Заскучает только, будет меня донимать, – тут он с подозрением глянул на брата. – А это случаем не ты Сашку на выставку позвал?

– Не-а, а чо? – продолжал исступленно мучить галстук Димка.

Никита какое-то время еще всматривался в невинную Димкину физиономию, а потом махнул рукой.

– Представляешь, я ее пригласил, а она говорит – что уже про все знает. Идет на выставку, только не со мной.

Димка удовлетворенно кивнул.

– Ты знаешь, с кем она идет? – вдруг буквально напрыгнул на него Никита.

Димка даже пошатнулся и чуть не удавился чертовым галстуком.

– Да что я? Сам бы спросил, раз тебе надо, – вырвался Димка. – И вообще, выходить пора. Не понимаю, что ты так завелся…

И тут его спасла мама, прокатив по коридору громогласным:

– Я ухожу! А вы как хотите!

Димка проскользнул по стеночке мимо брата, выдавать ему свою глупую ревность и разговор с Мишей совсем не хотелось.

– Иду! – побежал он за мамой.

А Никита плелся сзади и ворчал себе под нос:

– Кто же ее пригласил? Как это я профукал?..

По городу семейство двигалось длинной вереницей. Впереди скакала мама, оставляя за собой глубокие дыры от крупных каблуков на свежем снегу. За ней еле поспевал отец. Мама периодически оглядывалась, пытаясь отобрать у него портфель, но отец держал оборону. За ним шел Никита, подняв воротник и засунув руки в карманы. Он выглядел каким-то нахохлившимся, кажется, даже сбитым с толку. И оглядывался по сторонам, будто каждый миг ожидая увидеть выплывающую из какого-нибудь окрестного дворика Сашу в компании сомнительного незнакомца. Димка топал последним, распахнув куртку и подставляя горячий лоб под влажные снежинки. Сейчас он даже улыбался, забыв о предстоящей выставке. Просто радуясь, что вовремя успел подсуетиться. И Никита шлепает себе впереди озадаченный и одинокий. Без Сашки. Сейчас ему даже не было стыдно перед братом, для которого Саша стала лишь очередной блажью. Он всерьез решил, что больше не позволит Никите играть чувствами подруги! Димка готов был встать на ее защиту, даже если придется пойти поперек братских чувств.