— Хорошо, — хихикает он.

Когда он выбросил испорченный обед, я начала ходить по кухне, пытаясь найти пару вещей, которые мне необходимы. На самом деле, я была с ним честна. Я совершенно не имею понятия, как готовить. Когда мы с Пиком стали жить самостоятельно, у нас еле хватало денег, чтобы заплатить за съемное жилье, где мы жили. Черт, пару раз нам даже приходилось сбегать, чтобы не быть выселенными. Всю жизнь мы перебивались от безденежья, поиск ликера было лучшим вложением денег, чем позволить себе потратить их на более безопасное жилье. По крайней мере, когда ты пьян, ты сбегаешь от реальных проблем, которыми наполнена жизнь.

Я держу лопатку в руке, стоя у плиты со сковородой, затем поворачиваю голову через плечо и сквозь закрытые двери смотрю на Деклана. Я бы солгала себе, если бы сказала, что не очарована им, потому что я очарована. Такая жалость, что мы не встретились в другое время, но постоянно ориентироваться на «что могло бы быть» — не даст ничего, кроме разочарования, потому что только в этой жизни мы встретились.

Раскладывая по тарелкам приготовленное блюдо, к слову, это одно из немногого, что я умею готовить, я иду к обеденному столу и ставлю на него тарелки.

— Захватишь вино? — кричу я Деклану, и когда он подходит к столу с бутылкой, я поднимаю на него взгляд и улыбаюсь, он же смеется в ответ. Его глаза смотрят в мои, и он подмечает:

— Ты выглядишь такой гордой, но я-то еще не попробовал.

— Потому что я знаю, что нет ни единого шанса, что тебе не понравится, — смеюсь я, когда он усаживается на стул и расправляет салфетку на коленях.

— И это я слышу от девушки, которая поддразнивала меня, что я привез ее в «Over Easy Café», — говорит он и берет в руки сэндвич с жареным сыром и пробует. Я делаю глоток вина, а затем он соглашается: — Самый вкусный жареный сыр в моей жизни.

Мы оба смеемся, когда берем наши сэндвичи и начинаем есть. Уже давно мне не было так уютно. Это немного отличается от того, как я чувствую себя в обществе Пика, может, потому что он знает каждую омерзительную деталь обо мне, но Деклан смотрит на меня, как будто я что-то хорошее и чистое. Это все ложь, но в настоящий момент ложь делает меня счастливой и цельной. Так что мы сидим в его многомиллионном пентхаусе и наслаждаемся простым обедом в виде жареного сыра с вином Пино Нуар. После обеда я помогаю Деклану вымыть тарелки. Мы убираемся на кухне, расставляем все по местам, но все равно я замечаю, что в воздухе остался запах гари. Я беру прядь волос и нюхаю ее, пока Деклан смотрит на меня.

— Что ты делаешь? — спрашивает он.

— Мои волосы, они воняют дымом.

— А что насчет моих? — говорит он, подходя ко мне и опуская свою голову.

Пройдясь по его густым волосам, я отвечаю ему:

— Да, и твои тоже.

Он берет меня за руку и ведет через холл в его спальню. Включая одну из ламп, он ведет нас в большую ванную комнату, в которой находится огромный, мраморный душ без дверей и с большой бесшовной стеклянной панелью с одной стороны. Две раковины совмещены и расположены вдоль стены, их поддерживают темные шкафы из красного дерева. Раковины похожи на белые передники на темном фоне. Вдоль стены, где располагаются окна, расположена большая джакузи. Ванная комната выполнена в современном и мужском стиле, как и остальная часть квартиры.

Возвращая взгляд к Деклану, я вижу, что он набирает ванну, затем он разворачивается ко мне и подходит к центру комнаты.

— Снимай одежду, Нина.

— Ванна? — спрашиваю я.

Он стягивает футболку и отбрасывает ее в сторону, говоря:

— Да, ванна, — он направляется ко мне и хватает за подол футболку. — Подними руки.

Он стягивает с меня футболку, затем снимает мои джинсы. Я держусь за его плечи, чтобы удерживать равновесие, когда поочередно поднимаю ноги, чтобы он смог полностью избавить меня от обтягивающей материи джинсов. Он также стоит на коленях передо мной, когда начинает медленно стягивать мои трусики вниз. Когда, наконец, он стягивает их с меня, он проводит руками по моим ногам, останавливаясь на уровне киски. Одной рукой он проскальзывает между ног, проводит ею по моим шелковистым складочкам и поднимается выше до низа живота, он некоторое время удерживает ее на месте, не сводя с меня своего взгляда.

— Такая нежная и красивая.

Он произносит это таким чувственным голосом, пропитанным сексом. Никто и никогда не смотрел на меня так, как он; своими словами он только разжигает волну неловкости внутри меня, потому что, если бы он только знал, через что это тело прошло, он бы не смотрел на него с таким восхищением.

После того как мы избавились от остатков одежды, он берет меня бережно за руки и подводит к ванне, наполненной горячей водой. Когда Деклан забирается в воду, я располагаюсь между его ног, откидываясь спиной на его твердые мышцы груди и живота. Он оборачивает руки вокруг моей груди и притягивает меня ближе, и тепло его тела и воды, что окружает нас, обволакивает меня. Взгляд тяжелеет, и веки сами закрываются, я полностью откидываюсь на него и доверяюсь его телу, расслабляясь.

— Скажи мне, о чем ты сейчас думаешь, — бормочет он на уровне моего ушка.

— Ммм…

Его грудь сотрясается от беззвучного смеха, и он произносит:

— И это все? Ммм?

— Я расслабляюсь.

Он перекидывает мои волосы через плечо и начинает покрывать поцелуями мою влажную шею, прижимаясь горячими губами к чувствительной коже, из-за чего я начинаю вздрагивать всем телом и покрываюсь мурашками, что вызывает у него тихий смех.

— Мне следует волноваться? — заявляет Деклан, вдребезги разбивая длительную тишину.

— О чем именно? — отвечаю я вопросом на вопрос, мои глаза при этом все еще прикрыты, когда я спокойно поворачиваю голову вбок.

— Что трахаю тебя без презерватива.

— Я уже говорила тебе, я не могу забеременеть, — напоминаю я ему.

Он некоторое время молчит, затем спрашивает:

— Ответь, почему.

Делая глубокий вдох, я немного отстраняюсь от него и поворачиваюсь всем телом, чтобы видеть его, только потом продолжаю говорить:

— У меня третья степень эндометриоза.

— Я не… — начинает он немного растеряно, все его чувства отражаются на лице.

— Это когда наблюдается аномальный рост клеток за пределами полости матки. Поэтому шансы забеременеть становятся ничтожно малыми, — объясняю я.

— Детка, я… — начинает говорить он, качая головой, ему становится даже более некомфортно от этих слов, чем мне самой. — И когда ты обнаружила это?

— Когда мне еще только исполнилось двадцать, — отвечаю я ему. В то время у меня начинались необъяснимые боли внизу живота. Со временем они становились все сильнее и сильнее, пока в один день не произошло страшное — я попала с жуткими болями в больницу, потому что сама больше уже не представляла, что со мной происходит. Они начали делать анализы и, наконец, после пары месяцев беспрерывного обследования, они поставили этот диагноз.

— Они могут что-нибудь сделать?

— Нет. Когда у тебя есть это, значит есть. От этого нет лекарства.

— А как же боли? — спрашивает он обеспокоенно.

— Я проходила кое-какое гормональное лечение для снятия боли в экспериментальном порядке, но побочные эффекты были огромными, поэтому мне пришлось прекратить. Я получаю по рецепту обезболивающие таблетки, чтобы облегчить боль, но это не дает особого результата.

Он судорожно проводит рукой по волосам и затем ласково кладет ладонь на мое лицо, когда говорит:

— Боже, детка, мне так жаль. Я даже не знаю, что и сказать.

— Я в порядке, — пытаюсь заверить его. — Это не ново для меня. Я знаю об этом на протяжении многих лет. Так что все нормально.

— Ты хочешь детей?

Пожимая плечами, я отвечаю:

— А это так важно? Я имею в виду, не похоже на то, что жизнь дала мне право выбирать.

— Конечно, это важно.

— Я никогда не буду матерью, какой толк тогда бросать несбыточные желания в пустоту.

Я уже достаточно сделала этого. Я помню, как Пик сидел рядом со мной, когда доктор сказал мне, что я никогда не смогу иметь детей. Я плакала на протяжении многих дней, пока Пик держал меня в своих объятиях. Это напомнило мне ситуацию, когда ты оплакиваешь то, что никогда не было твоим, чтобы в итоге потерять это. Но это было шесть лет назад, поэтому за это время я пришла к выводу, что я буду дерьмовой матерью. Что я могла дать ребенку? Перед тем как я вышла замуж за Беннетта, мы с Пиком выживали благодаря распространению наркотиков и едва сводили концы с концами. Такую жизнь я не хотела сама себе, а что говорить о ребенке? Поэтому с этими мыслями покончено навсегда.

— Ты все еще можешь быть мамой, ты же знаешь это? — Деклан произносит эти слова с такой безграничной нежностью.

Не желая показаться грубой, но желая, чтобы он прекратил об этом говорить, я выдавливаю слабую улыбку и мягко прошу его:

— Можем мы поговорить о чем-то, кроме этого, пожалуйста?

— Извини.

— Все в порядке. Просто я не могу часто говорить об этом…

— Тебе не нужно ничего больше отвечать, — заверяет он меня, перед тем как дарит поцелуй и оборачивает руки вокруг меня.

ГЛАВА

Тем же вечером, после принятия ванны, я уехала от Деклана домой. Беннетт на следующий день должен вернуться из Майами, и я хотела быть дома на случай, если он появится раньше. Я осторожничаю, общаясь с Декланом, пока мой муж находится дома. В основном мы болтаем с помощью е-мейлов, потому что их легко удалить, в отличие от телефонных звонков, которые можно записать и сохранить. Я бы предпочла не общаться даже по е-мейлу, но Деклан настаивает на общении в течение дня. Пока Беннетт в душе, я замечаю, что меня уже ждет письмо.