Татьяна Дубровина - Высший пилотаж

— Как нога моя стоит твердо и крепко, так слово мое будет твердо и крепко, тверже камня, лепче клею и серы сосновой, острее булатного ножа. Что задумаю, да исполнится… Не знать мне отказу, ни потом ни сразу…

Маша рывком распахнула дверь и замерла от неожиданности. На пороге с огромным букетом бело-кремовых роз стоял Иона. Маша остолбенела и почему-то не могла оторвать глаз от букета. Нежное кружево чуть распустившихся лепестков… белая пена… словно та, в которой она барахталась во сне… Кажется, сметанное море тоже пахло розами…

— Мне можно войти? — тихо спросил Иона. Голос у него был странный, приглушенный и низкий.

— Да… — Маша растерянно оглянулась на дверь. — Входи… те…

Мама стояла в коридоре, с любопытством глядя на вошедшего.

— Мама, это Иоанн… — начала было Маша. — Ах да, вы ведь знакомы…

— Знакомы. — Мама торжественно подала ему руку лодочкой.

Иона склонился к ней и коснулся губами. Мама тут же отдернула ладонь.

— Ах, что вы! — жеманно воскликнула она. — Машенька, приглашай гостя. Сейчас чай будем пить, у нас пирог остался…

Она сделала попытку ретироваться на кухню, но Иона удержал ее.

— Не уходите, Наталья Петровна. Позвольте мне… — Он запнулся, откашлялся и выдавил: — Я к вам.

Проклятый букет в руках мешал, а он не догадался спросить у Митрофановны, кому положено цветы вручать, матери или невесте. Секунду помешкав, повернулся к Маше и буркнул:

— Это тебе.

Как смешались в ее глазах бурная радость и болезненное недоверие… Она даже розы взяла так, словно боится уколоться… Смелее, Иона! Сейчас твоя судьба в твоих руках. Держи штурвал крепче… Дергай кольцо, а то не раскроется парашют… Постепенно они все переместились в комнату и замерли неловко прямо посередине.

— Я пришел сам… — сказал наконец Иона. — Маша сказала, что хочет так… В общем… — И решительно выпалил: — Я хочу попросить у вас, уважаемая Наталья Петровна, руки вашей дочери, Марии Николаевны. Благословите нас на брак… Нет, на свадьбу… Ну, в общем, благословите…

У Маши горло перехватило от внезапного странного чувства. Это не может быть правдой, это сон… Сейчас эти розы, к которым она прижимает горящее от волнения лицо, снова превратятся в сметанную морскую пену… Что он говорит? Просит ее руки? Да нет же, так не бывает… Иона делает ей предложение?

Мама вдруг хитро улыбнулась и ответила:

— А что вы у меня спрашиваете? Машенька уже взрослая, сама решает… Вы у нее спросите…

— Да, конечно… — Иона торопливо повернулся к Маше: — Я прошу тебя стать моей женой.

Маша беспомощно заморгала и посмотрела ему в глаза.

— Ты не шутишь? Это правда? А почему?

— Давай-ка сюда цветочки, я в вазочку поставлю, — опять зачастила уменьшительными суффиксами мама. Она забрала у Маши букет и все-таки нашла повод уйти на кухню. Там сразу же громко зашумела льющаяся вода, словно мама показывала этим, что ничего теперь не слышит… Машин вопрос поставил Иону в тупик. Почему? Она еще спрашивает! Разве сама не знает, что с первой секунды он влюблен, как школьник?! О Господи, а ведь не знает… Или боится в это поверить?

Иона шагнул к ней и взял в ладони маленькие холодные ручки.

— Я люблю тебя, — глядя в ее широко раскрытые глаза, тихо сказал он. — Я не могу жить без тебя… ни минуты…

«Я сейчас упаду в обморок… — испуганно подумала Маша, чувствуя, что ноги подкашиваются и слабеют. — Я упаду и… проснусь…» Его лицо склонилось к ней, и горячие сухие губы коснулись краешка рта, как раз там, где была маленькая ямочка. Даже в самых смелых своих фантазиях Маша и мечтать не могла о таком… Ее губы сами потянулись ему навстречу и, перед тем как слиться в долгожданном поцелуе, выдохнули едва слышно:

— Я тоже… тебя люблю…

Мама вошла в комнату и поставила вазу на стол.

— Вы целуйтесь, целуйтесь, не обращайте внимания, — быстро сказала она. — Я пойду чайник ставить…

Но они уже отпрянули друг от друга и оба залились краской. Иона с удивлением почувствовал, как горячая волна заливает его лицо, поднимаясь от шеи. Он сто лет уже не краснел, с тех самых пор, как принялся оправдывать кличку Казанова. Ну что мама так бестактно себя ведет? Вон Иона стал как вареный рак… Такой милый, смущенный, не знает, как вести себя…

Маша перевела дыхание и громко сказала:

— Я согласна.

— Что? — встрепенулся Иона.

— Я согласна стать твоей… женой, — с трудом произнесла это слово Маша.

Он вдруг порывисто подхватил ее, оторвал от пола и закружил по комнате.

Все слилось в неразборчивые цветные пятна, завертелось перед глазами… Мир качался, он казался зыбким и неустойчивым, словно почва ушла из-под ног…

Как в тумане Маша села с Ионой в машину. Они мчались по московским улицам, потом свернули за город. Куда? Зачем? Кажется, они едут подавать заявление…

Слова Ионы с трудом доходили до сознания…

— Я договорился в нашем загсе. Не хочу дворцы, там толкотня, суета… А здесь тихо, мы одни будем… Тебе нравится?

Маша кивала, не понимая до конца, о чем он…

Подмосковный районный загс помещался в бывшем клубе с облупленными колоннами. Рядом суетилась бригада маляров.

— Не волнуйся, к свадьбе все покрасят, заштукатурят, — сказал Иона, вводя Машу в гулкую пустоту большого обшарпанного холла.

Суетливая женщина средних лет выбежала им навстречу и порывисто затрясла Ионе руку.

— Спасибо, Иоанн Алексеевич, за безвозмездное спонсорство… Это ваша невеста? Вот сюда проходите… Извините, но формальности надо соблюсти…

Она протянула им бланки. Маша трясущимися руками принялась писать, а строчки прыгали перед глазами, буквы сливались… Неужели зрение опять пропадает?.. Крупная капля вдруг упала на бумагу. Потом еще одна… Это слезы…

— Не плачь, — шепнул Иона. — Все будет хорошо.

— Конечно… Это я от радости…

— Когда вы хотите? Шестнадцатого? Не волнуйтесь, я все подготовлю. Во сколько вас ждать?

Шестнадцатого? Это же через пять дней! Так скоро?! Маша растерянно покосилась на Иону. Да она даже к мысли о том, что она вдруг стала невестой, не успеет привыкнуть…

— Успеем, — в ответ на ее возражения улыбнулся Иона, когда они снова сели в машину. — Дольше ждать я просто не могу…

Он крепко сжал Машино колено и тут же отдернул руку. Знакомый горячий ток пробежал вверх по ноге, и Маша смущенно подумала, что ей тоже хочется поскорее приблизить этот волнующий, сладостный и пугающий момент, когда она станет его женой… по-настоящему…

С утра начинались суматошные хлопоты, поездки, подготовка, так что к вечеру Маша без сил падала на постель. Больше всех суетилась мама. Она что-то бегала покупать, то и дело показывала Маше какие-то вещи, подушки, рулоны льняных неразрезанных простыней. Говорила озабоченно:

— Надо у Савельевых машинку одолжить, подрубить простыни.

— Мама, зачем? — слабо возражала Маша.

— Не спорь. Это приданое.

Иона только усмехался, но ни слова не говорил своей будущей теще. Утром он заезжал за Машей, отвозил ее в шикарное ателье на примерку, долго выбирал фасон, спорил с известной модной модельершей:

— А мне не надо, как в Париже. Мы русские. Напрягите фантазию.

Маша молча смотрела на себя в отражении трех огромных зеркал. Это не она, а чужая девушка, утонувшая в пышных оборках…

— Не то, — злился Иона.

И снова это не Маша, а утонченная леди с волочащимся по земле шлейфом… Только русая коса выглядывает из-под кокетливой шляпы…

— К черту шляпу! — вспылил Иона.

Модельерша поджала губы:

— Но на венчание голову-то надо прикрыть. Не фату же вам шить.

— Да! Фату! Вот именно!

— Это сейчас не носят…

— А меня это не касается! Моей невесте положена фата. До пола.

Маша тихонько тронула его за рукав. Неудобно, что он так раскипятился… Но модельерша вдруг просияла, словно ее озарило, повертела Машу туда-сюда, придирчиво оглядывая со всех сторон:

— В народном стиле подойдет?

— Только скорее, свадьба через день.

После примерок они ехали в знаменитые бутики, где Иона пытался уже купить все без разбора. Здесь Маше приходилось его останавливать. К чему ей двадцать юбок, десять костюмов и восемь шляп? Она одобряла только то, что было достаточно скромно и достойно, не понимая, что выбирает именно самые дорогие вещи. Вышколенная обслуга с удивлением смотрела на простенько одетую девушку, которая с непостижимым вкусом вычленяла из вороха одежды самое качественное и достойное, единичные экземпляры, к которым приложили руку лично знаменитые кутюрье. Эти фирменные полиэтиленовые пакеты так и лежали дома нераспакованные. Маша даже дотронуться до них боялась. Она и соглашалась на эти подарки только потому, чтобы сделать приятное Ионе, думая про себя, что ему, наверное, неловко появляться рядом с такой простушкой.

— Хоть бы новое надела, что в старом ходишь? — не выдержала мама. — Иона вон какой элегантный, а ты как Золушка.

— Потом… успею… — отвечала Маша, втайне боясь, что это «потом» может так и не наступить.

Каждое утро она открывала глаза и спрашивала себя: не кончился еще счастливый сон? Ага… машинка стрекочет, мама готовит приданое… в углу на кресле лежат пакеты с подарками Ионы… а под окном хлопнула дверца машины… Значит, продолжается…

На работу она теперь не ходила. Иона привез ее в библиотеку и велел написать заявление на отпуск без содержания. Вернее, он настаивал на увольнении, но Маша воспротивилась. Она любила свою тихую библиотеку, книжки на стеллажах, покой и полумрак… Не может же она вот так сразу сжечь за собой все мосты. Ой, что было с девчонками, когда Маша появилась перед ними в сопровождении Ионы! Сашенька чуть со стула не упала, а Лариса рот открыла, а закрыть забыла. Так и сидела, пока Маша у стола Веры Петровны корябала под диктовку заявление.