Сашенька оказалась бесстрашной и самоотверженной. Вместо того чтобы юркнуть в библиотеку и забаррикадироваться там, она выскочила, схватила Марию в охапку и потащила подругу в безопасное место.

Не оставлять же на растерзание злодею женщину, у которой, как и у нее самой, карие глаза!

Веру Петровну ничуть этот эксцесс не удивил.

— Вот видите, до чего вы себя довели, — назидательно сказала она Иоанну. — Девушки от вас шарахаются!

И она добавила укоризненно, обращаясь к старушенциям:

— А говорите — он не пил!

Однако Иоанн, хоть и не успел пригубить вина, чувствовал себя действительно пьяным. Он пребывал в сладкой эйфории, несмотря на весь немыслимый абсурд, который разворачивался вокруг него.

Его Солнечная Королева отыскалась! Теперь-то он ее не упустит.

Ни за что на свете не упустит!


…В окружении все тех же старушек, уже преданных ему всем сердцем, Иоанн терпеливо дожидался конца рабочего дня на детской площадке.

Зайти в библиотеку он не решался: уж больно непонятной оказалась Сашенькина реакция на него. Да и с Машей хотелось поговорить без свидетелей, наедине — в отсутствие чудаковатой Веры Петровны.

Бабулькам он профинансировал «продолженьице».

— Только давай теперь сладенького, — потребовали они. — А то от кислятины язык вяжет.

— Какого хотите, красавицы, — разрешил он. — Я не буду, так что на ваш вкус. Заказывайте.

Сбегал за их «заказом», заодно забрав из «мерседеса» шахматы.

Если от кислого вина языки вязало, то от сладенького языки развязались.

Чтобы «хорошему человеку» приятнее было коротать время, завела одна из старушек сказочку — да угадала, какую лучше выбрать:

— В некотором царстве, в некотором государстве жила-была Марья Моревна, прекрасная королевна. Отец у Марьюшки помер, а умирая, матушке наказывал: «Кто первый за доченьку нашу станет свататься, за того и отдавай, при себе не держи долго!» Матушка батюшку похоронила и с горя пошла с дочкой во зеленый сад погулять…

Наступали сумерки, и не московский дворик, казалось, приютил их, а тот волшебный зеленый сад из неторопливой сказки, сдобренной крепленым вином. И слушали все это повествование, как малые дети, не перебивая и непочтительного словца не вставляя…

— Вдруг находит на небо туча черная, встает гроза страшная. «Пойдем, доченька, домой», — говорит матушка. Только пришли во дворец, как грянул гром, раздвоился потолок, и влетел к ним в горницу ясен сокол. Ударился сокол об пол, оборотился добрым молодцем Иваном-царевичем и говорит: «Здравствуй, царица-матушка! Прежде я ходил гостем, а теперь пришел сватом; хочу у тебя дочь твою Марью Моревну посватать». Отвечает ему царица: «Коли люб ты Марьюшке — я ее не унимаю: пусть с Богом идет!» Марья Моревна согласилась. Только собрались они честным пирком да за свадебку, да тут…

…Да тут подошел к концу рабочий день в районной библиотеке.

Решительным шагом вышла из дверей Вера Петровна — и старушек с лавочки словно ветром сдуло: теперь слишком много пустой винной посуды стояло кругом, чтобы удалось избежать сурового осуждения грозной директрисы, неподвластной всеобщим человеческим слабостям и природным инстинктам.

Следом вышла Сашенька, сопровождаемая внушительным караулом из нескольких юнцов, впрочем, все они выглядели изрядно напуганными. Видно, девчонка в красках расписала им кровожадного маньяка.

Александра заметила Соколова, и вся компания резво пустилась наутек, причем кавалеры обогнали даму сердца, вовсе не склонные рисковать из-за нее собственными жизнями.

Потом, осторожно ступая, вышла Лариса. Она тихонечко напевала колыбельную, а Илюшенька сладко спал в своем ярком рюкзачке.

Наконец, по обыкновению последней, появилась Мария.

И сразу же для Иоанна сумерки превратились в яркий солнечный полдень. Машина коса опять была аккуратно уложена на затылке и заколота шпильками, но это уже не имело значения.

Не жаль было, что на самом драматичном месте оборвалась бабкина сказка: сама жизнь превратилась в счастливое волшебство.

— Ждешь? — удивилась и даже, кажется, слегка напугалась Маша. — У тебя какое-то дело ко мне?

— Неотложное.

— Слушаю.

Он протянул ей сундучок:

— Вот.

— Что «вот»? — настороженно спросила Маша.

— Это тебе.

Она осторожно, будто боясь обжечься, открыла. С тех пор как ее унизили однокурсники, вообще боялась получать подарки. Подсознательно ожидала подвоха.

Но тут подвоха не было. Внутри лежали шахматные фигуры — каждая в своем отдельном гнездышке.

Солнце уже закатилось, и при сумрачном вечернем освещении не разглядеть было янтарного свечения — фигуры выглядели обыкновенными, пластмассовыми.

— Спасибо большое. У моего отца были точно такие…

Совпадение удивило и обрадовало Иоанна:

— Неужели тоже янтарные?

Она не поняла:

— То есть как «янтарные»?

— Как? Обыкновенно.

— Ты хочешь сказать — это все вырезано из камня?!

Маша вспомнила, как покупала маме к Восьмому марта брошку из янтаря в виде веточки с желтыми листьями. Это было, по ее деньгам, довольно дорого.

— Конечно, из камня! — с воодушевлением воскликнул Иоанн. — Ты попробуй на ощупь — они кажутся теплыми. Сейчас выйдем на улицу, там посветлее, сама увидишь!

Маша закусила губу:

— Ты извини, я не могу это принять. Такой подарок… Нет, никак не могу.

— Но почему? Сама же говорила — у тебя все фигуры растеряны. А доска осталась. Что ж ей теперь, пропадать?

— Она у меня вместо стола. Ей нашлось применение. Ну, мне пора. Спасибо тебе. Не обижайся.

Иоанн побрел за ней, растерянный и огорченный:

— Маш! Мария… Машенька… Можно хоть немножко проводить-то?

Она улыбнулась:

— Ты ведь и так провожаешь.

— Я не пойму ничего, прости уж меня, бестолкового! Тебе что, не понравилось!

— Ой, Иван, что ты как маленький! Понравилось. Очень даже понравилось.

— Тогда в чем дело?

Маша вздохнула:

— Это слишком дорого. Я не могу. Зря ты тратился.

Соколова неприятно резануло это словечко: «тратился». Он давно забыл те времена, когда надо было рассчитывать, что можешь позволить себе купить, что — нет. Да и не касались его эти проблемы. Когда он был мальчишкой, семейным бюджетом распоряжалась мать, а когда он выпорхнул из-под отчего крова, удача сразу же выбрала его своим любимчиком — и материальных затруднений он не знал.

«Наверное, я все же чем-то обидел ее, — напряженно соображал Соколов. — Чем же? Ах ты, черт побери, и дурак же я! Ведь забыл про цветы! Как можно было явиться к женщине без букета! Вот олух, вот невежа!»

Они вышли из арки на улицу. Мария и не взглянула на припаркованный у обочины «мерседес». Ей даже в голову не пришло, что у кого-то из ее знакомых может быть такая машина.

Она воспринимала эти сверкающие автомобили как нечто игрушечное, вроде картинки с рекламного плаката или реквизита из заграничного фильма, как будто на них и ездить было нельзя.

Иоанн хотел предложить подвезти ее, спросил виновато, стыдясь своей мужской нечуткости:

— Ты далеко живешь?

— Да нет, рукой подать, — ответила Маша, не замедляя шага.

И он покорно поплелся за нею мимо собственного «мерседеса»: «Все же пешком идти немного дольше… Хочется растянуть это провожание. А то раз — и уже приехали. Чао, бамбино!»

Вдоль всей улицы вспыхнули фонари, хотя еще не стемнело. Как будто город приветствовал их иллюминацией!

Иоанн несколько приободрился, хоть и не встретилось по пути ни одного цветочного ларька.

— Постой минуточку! Нет, даже секундочку, — умоляюще сказал он. — Я хочу тебе что-то показать.

— Секундочку? Ну хорошо, — сдалась она.

Возле фонарного столба, в круге яркого света, достал он из сундучка заветную солнечную королеву:

— Смотри!

— Ну красивая. Очень даже красивая. Тонко сделана.

— Не узнаешь?

— То есть?

— Да это же просто твой портрет! Вылитая! С такой же светлой косой.

Маша была польщена. Заинтересовалась:

— Ну-ка покажи поближе!

Она потянулась за фигуркой и ненароком коснулась мизинцем его руки. Вздрогнула, как от удара тока: «Что он может подумать? Что я специально до него дотрагиваюсь?»

Но Иоанн, кажется, ничего не заметил. Во всяком случае, не подал виду.

Королева перешла к ней.

«И вправду что-то общее есть. Действительно есть, — разглядывала она своего янтарного двойника. — Только эта женщина, конечно, гораздо красивее. Что это со мной? Я думаю о ней как о живом существе».

— Теперь ты понимаешь, — сказал Иоанн, — что эти шахматы — твои?

Засмеявшись, девушка достала из сундучка черного короля:

— А вот, погляди: брюнет, загорелый, даже куртка коричневая, похожа на твою кожаную. Так что не спорь, пожалуйста: шахматы твои.

— Нет, твои!

— Я не возьму их все равно!

— А я все равно своего добьюсь. Я всегда своего добиваюсь.

Теперь уже Машу неприятно резанула его реплика. «Чего это он всегда добивается? Вернее — кого? Женщин, конечно. Да ему, наверно, и добиваться особо не приходится: они сами… Ведь он такой… такой…»

И вдруг обожгла, отрезвила другая мысль: «Боже, да ведь он меня… покупает! Конечно! Только для этого можно разориться на такой миллионерский подарок! Ну нет, не на такую напал! Ишь ты… папашка!»

Маша совершенно не знала, как себя вести. Небрежно кинув фигуры в сундучок, торопливо засеменила к своему подъезду, благо он находился в двух шагах.

— Вот! Все! Я уже пришла.