— Осмелюсь предположить, что вы — Дева.

— Откуда вы знаете?! — вырвалось у нее.

Компьютерщик пожал плечами:

— Опыт.

Маша прищурилась:

— М-м! У вас обширный донжуанский список?

— Да нет же, Господи! Опыт астролога. Ваша манера одеваться… Черты лица… Рассада… Дева — знак земной, вас должно тянуть к саду и огороду. Короче, все это вместе. Ведь я угадал, правда?

— Положим.

— Вот видите! — гордо воскликнул парень. — Теперь верите, что я не шарлатан какой-нибудь?

— Пожалуй. — Маше уже неловко было, что зря обидела человека. — А если я скажу, когда родилась, вы сможете предсказать мне будущее?

Он ответил пылко, с энтузиазмом мастера, влюбленного в свое дело:

— И будущее, и прошлое, все что угодно! И расскажу о вашем характере такое, чего даже вы о себе не знаете! Потому что это спрятано глубоко в подсознании. Для астрологии не существует тайн!

— Тайн? — с неприязнью пробормотала Маша. — Каких тайн?

— Никаких!

Что это она разболталась с незнакомым человеком! Парень, прежде вызывавший симпатию, вдруг показался ей отвратительным. Какой у него нахальный, беззастенчивый взгляд! Как хитро он пытается втереться в доверие… Хочет выведать Машины сокровенные секреты. Ишь ты, тайн для него не существует, каков наглец! Дудки, она не позволит заглядывать к ней в душу. То, что там спрятано, — не для посторонних.

— Ладно, поговорили — и будет. Мне пора.

— А как же ваш звездный портрет? — опешил астролог. — Неужели не любопытно?

— Ненавижу портреты в стиле кубизма, — ответила она. — Предпочитаю реалистическую манеру. Тем более вы сами сказали: внешность у меня классическая. Счастливо оставаться, Пикассо! Желаю выгодной клиентуры, чтоб платили побольше, без скидок!

Она подхватила свои коробки и заторопилась к выходу на платформу. Скоро подойдет электричка и отвезет ее на дачу. Там Маша спокойно проведет выходные, одна-одинешенька, сама себе хозяйка, и никто не станет копаться в ее прошлом и будущем. И в настоящем тоже.

Никто не извлечет на свет Божий ее тайну. Постыдную, мучительную тайну… И Мария Колосова сможет заняться грядками и не думать о ней. По крайней мере, постарается не думать.

Но как быть, если непрошеные мысли упрямо лезут в голову и терзают, терзают, терзают? И от назойливых воспоминаний никак не удается отделаться.

А мерный перестук колес электрички, вместо того чтобы нести успокоение, издевательски, как испорченная пластинка, твердит: «Тай-на, тай-на…»

Попробуй отвлекись!


Незабываемый день рождения — двадцатидвухлетие.

Незабываемый последний год учебы в библиотечном институте — выпускной курс.

Незабываемые однокурсники, пропади они пропадом.

Незабываемые — потому что никакими усилиями воли не удается вычеркнуть их из памяти. А так хотелось бы!

Но та отвратительная сцена в миллионный раз прокручивается перед внутренним взором, и Машу вновь начинает трясти от стыда и унижения. Хотя с тех пор прошло больше четырех лет…


10 сентября. Их студенческая группа в сборе. После лекций все остались в аудитории — предвкушали удовольствие от готовящегося спектакля. Тем более что режиссером предстоящего зрелища был Илья Иванов, мастер уморительных капустников. Он оповестил всех, что готовит сюрприз для именинницы — Маши Колосовой, однако держал в секрете подробности.

Маша доверчиво ждала поздравлений. Ведь так приятно, что о тебе не забывают! Даже, с маминого разрешения, потратила почти половину стипендии на пирожные для однокурсников. Не хотела остаться в долгу: знала, что ребята скидываются ей на подарок.

Илья начал с длинного, цветистого панегирика в честь виновницы торжества. Он перечислил Машины достоинства: ее надежность и ответственность, постоянную готовность прийти на помощь, а главное — ее глубокий аналитический ум.

— Все это в полной мере соответствует знаку Девы, под которым тебе, Мария, посчастливилось родиться. Завидую белой завистью: у тебя, можно сказать, переизбыток серого вещества! — Илья постучал пальцем себе по лбу и перешел к следующей части своего выступления. — Но кое-чего, подружка, тебе все-таки не хватает. Согласна?

— Наверное, — улыбаясь, кивнула Маша. — Я же не святая!

— О нет! Святости в тебе предостаточно. Я имел в виду как раз противоположное.

Он хлопнул в ладоши:

— Вручить подарки!

Студенты хором затянули «Хеппи бездэй ту ю», и три ассистента Ильи Иванова вышли со свертками к преподавательской кафедре, за которой сидела раскрасневшаяся именинница.

— Дар номер один! — провозгласил режиссер.

Маше вручили тоненький пакетик, украшенный ярким фото длинноногой полуобнаженной девицы.

— Колготки? — пробормотала шокированная Маша. — Но это… Зачем вы?.. Такое дарить при всех как-то… не совсем удобно.

В ней боролись два противоположных чувства. С одной стороны — стыдливость: предмет ведь довольно интимный, почти что нижнее белье. Да еще картинка на нем такая откровенная. С другой стороны… Колготки, конечно, вещь нужная. Рвутся едва ли не каждый день, запас не помешает. Тем более что Маша никогда не могла себе позволить купить вот такие, фирменные, а носила дешевые изделия Тушинской фабрики.

Принять или отказаться? Но ведь откажешься — обидишь Илью. Он наверняка хотел как лучше. Видимо, просто не понимал, что в подобном подарке есть что-то щекотливое… Он мужчина, и от него могли ускользнуть деликатные девичьи нюансы.

Иванов молча ждал.

Группа тоже затаила дыхание.

Но едва Маша кивнула, собираясь вежливо поблагодарить и все же отвергнуть подарок, режиссер воскликнул:

— Это не колготки! Это гораздо лучше!

— А… что же?

— Разверни и посмотри.

Именинница вскрыла запечатанный пакетик. Пальцы ощутили скользящую фактуру тонкого капрона. Девушка извлекла содержимое на свет Божий.

Зрители дружно ахнули: перед Машиным лицом прозрачной змеей извивался роскошный французский чулок с ажурной каймой выше колена. И был он изумительного, необычного цвета — индиго.

Маша вновь запустила пальцы в пакетик, однако… там было пусто.

— Он же непарный, — растерянно пробормотала она.

— Вот именно! — Провозгласил Илья. — Один чулок! Специально для тебя, несравненная наша святоша!

Зрители раньше нее поняли, что это значит.

— Синий чулок! — выкрикнул кто-то. И тут же это непроизвольное восклицание было подхвачено в разных концах аудитории:

— Недотрога! Мимоза!

Кто-то возмущался злой шуткой, кто-то восхищался, но все оставались на своих местах. В глазах однокурсников зажглось какое-то нездоровое любопытство: они жадно ожидали продолжения.

— Тише вы! — призвал к порядку Илья. — Дар номер два! Не пугайся, Машенька, на этот раз — парный. Полный комплект!

На кафедру водрузили обувную коробку. Крышку Мария снять не решалась: у нее дрожали руки. Уже поняла, что ее выставили на посмешище. С опозданием, правда.

Тогда второй ассистент решил помочь: извлек из коробки пару фетровых ботинок с резиновой окантовкой и грубой железной молнией.

Илья громко прокомментировал:

— Модель «прощай, молодость»! Ты ведь у нас не просто Дева, а… — Тут он артистично выдержал паузу.

Из аудитории сразу же с садистским злорадством подсказали:

— Старая дева!

Маша закрыла глаза и зажала уши ладонями. Как будто благодаря этому могли исчезнуть и однокурсники, и подлец Илья, и ужасные подарки, и вся аудитория, превратившаяся для нее в камеру пыток!

Они правы, правы! Дева. Старая. Ей уже двадцать два, а она все еще…

Но им-то какое дело до этого? Отчего они так злы? И за что Иванов так ее ненавидит?

Неужели только за то, что уже четыре года, начиная с первого курса, Маша упорно отвергает его настойчивые притязания?

Впрочем, не только его, но и, например, Виталия, который выступает сейчас в роли ассистента… И Мишки Волгина, что так восторженно аплодирует с галерки…

Убогие, мелочные, мстительные!

«Хотите, чтобы я публично расплакалась? Не дождетесь! — решила она. — Вся эта пакость унижает прежде всего не меня, а вас!»

И она гордо выпрямилась, что стоило ей неимоверных усилий.

А спектакль продолжался. Актеры и зрители вошли во вкус.

— Но что за день рождения без живых цветов? — вещал Иванов. — Прими, Мария!

Вперед выступил третий ассистент, тот самый Виталий, что не раз пытался запустить ладонь под Машину строгую прямую юбочку, один раз даже прямо во время лекции.

Развернув шуршащий целлофан, он поставил на кафедру глиняный горшок с крупным кактусом.

— Кактус — цветок одиночества! — объявил Илья. — Но…

Он таинственно примолк, затем добавил загадочным громким шепотом:

— Обратите внимание на его форму!

И все, естественно, обратили внимание. Маша тоже.

Публика завыла от восторга. Маша похолодела от отвращения.

Форма растения была фаллической. Зеленый длинный вертикальный столбик-стебель завершался круглой шишечкой ярко-красного цвета. Иголки, покрывающие кактус, топорщились, точно белесые волосинки.

«Илья, видимо, долго искал. Тщательно готовился к сегодняшнему дню. Это действительно очень похоже на… Фу, гадость какая!»

— Сей подарок, Машенька, тоже непарный, — пояснил режиссер, — зато многоцелевой. Можно использовать его как комнатное растение, а можно как…

Всеобщее улюлюканье заглушило его последние слова. Однако Маша прекрасно поняла, что он хотел сказать.

Это было уже слишком. Ее растерянность и обида превратились вдруг в холодную ярость.

— Великолепный цветок, — сказала она и с ледяной, бесстрастной улыбкой поднесла кактус к лицу. — И что самое удивительное — он ведь пахнет!