Она подняла сияющие глаза на Сережу, а тот смотрел на нее и улыбался… Чертовски счастливо… Чертовски победно…

- Э-эй! Ну че там? Мне-то прокукарекайте, че разулыбались-то, а?? – раздался сзади нетерпеливый голос, и Сережа обернулся к нему и проговорил:

- Как тебе удалось это достать?!? Рассказывай.

- Бу-у-уря… - протянула Женька, радостно сияя и пританцовывая ногами, улыбаясь так, что даже щеки болели. – Ты даже не представляешь, ЧТО ты для нас сделал!!! Ты нам… шанс дал… кое на что… Ладно. – спохватилась Женька и снова жадно посмотрела на листок – решение многих и многих проблем… Доказательство того, что Сережа – не отец… Доказательство ее шантажа и вранья… Возможный шанс на то, что Кроповницкий оставит «Черный полюс» Минаеву… Невероятно просто… Она вздохнула, пытаясь прийти в себя, и с огромным любопытством уставилась на Илью, который сидел с таким видом, словно выиграл президентские выборы. – Я тоже хочу услышать эту историю! Давай, Илья, выкладывай, только старательно, без далеких отклонений от темы, окей? – она снова мельком бережно глянула на лист, и тут же с подозрением воскликнула:

- Эй! А чего это УЗИ такое… рваное??? Ты его из обменной карты, что ли, выдернул??? Илья!!! Мы же на фотку договаривались!

- А че такого-то?? – беспечно отозвался Илья, поигрывая четками. – Охота мне, думаешь, там было стоять и фоткать?? А так-то лучше все видно, поди!

- Угу. – скептически отозвалась Женька, а Илья хохотнул:

- Да не парься, малышка, все же в ажуре! Я тебе твою бумажку-подтереть какашку приволок? Приволок! Значит, Буря кто??? Шикарнейший чувак на свете! Шикарней твоего папика, не сомневайся! Ты только вспомни, как мы с тобой жгли, кисулина, что мы только не…

- Буря!!!

- Лады, лады, не визжите вы так в один голос… Короче, все было опупеть как просто…


*** Буря.

Действительно, для Ильи Буреломова, который мог весело и непринужденно проложить дорогу абсолютно куда угодно и по чьей угодно голове, все оказалось и правда опупеть как просто.

Насвистывая какую-то песенку, которую слышал по радио, и почесывая шевелюру под своей залихватски установленной, но страшно колючей шапкой-носком на голове, Илья нагло и совершенно невозмутимо вплыл в клинику, держа путь прямо к регистрационной стойке. Всю необходимую для дела информацию он, конечно, помнил: голова у него, на самом деле, работала что надо. Недаром за столько лет ни разу не попался ни на одной краже! Буря ужасно гордился собой по этому поводу, что придавало ему еще большей уверенности в себе, а потому-то, не смущаясь беременных женщин, терпеливо выстроившихся в небольшую очередь в регистратуру, он ровно также, как и тогда весной, в Парке аттракционов, прошагал напрямик к окошку и, сунув лицо в полукруглое отверстие, вызвав недовольный шепот и взгляды беременных, обаятельно уставился на миниатюрную блондиночку в белом халатике, улыбнувшись ей в полный рот.

- Привет, красавица! Врачиха тут у вас одна робит, Егорова ее фамилия, номерок кабинета не пропоешь мне своим нежным голоском, пташечка?? Очень-очень надо, красавица, очень!

- Молодой человек, встаньте в очередь, пожалуйста, имейте уважение! – вежливо и спокойно, но с легким нажимом проговорила администратор, внимательно и с некоторым недовольством поглядев на Илюхинову шапку, но немного смягчившись, отразив, что курточка на нем – не из дешевых, а Илья улыбнулся еще шире, обнажив зубы во все блистательные тридцать две штуки минус один, выбитый когда-то давненько в одной знатной потасовке, и снова настойчиво и беспечно проговорил:

- Ну, милашка! Че тебе стоит? Мне номерочек кабинета только нужен, это ж одна секундочка, чтобы сказать, и я исчезну, обещаю, крошка!

- Молодой человек! – раздалось возмущенное и громогласное справа от Ильи, и Буря ощутил, как в его ребра тычется что-то мягкое и круглое. Резко обернувшись, он увидел перед собой молодую девушку, не дурную на вид, с темными волосами до плеч и очень милыми розовыми губками, только глаза ее светились отнюдь не мило, а ноздри раздувались от гнева, как паруса пиратского корабля. – Что вы себе позволяете??? Тут, вообще-то, женщины в положении стоят, а вы лезете! Не стыдно??

- Это еще в каком-таком положе… - начал было Буря, но его снова что-то мягко толкнуло в бок, и он опустил глаза, чтобы увидеть сумку или что-то в этом роде… Но там была не сумка и вообще не вещь. Там был живот этой черноволосой возмущенной дамы, и Буря так и вытаращился на него, не удержав изумление в себе и громко воскликнув:

- Мать моя женщина!!! Ну тебя и разбарабанило, тетя!!! Да твой малец после родов сразу в первый класс пойдет!! Он же огромный!!! У-у-у, не завидую я тебе, колобок, не завидую… Как представлю, как такой гигант из тебя вылезать будет…

Мощный шлепок – и Бурю сильно пошатнуло. Вытаращив глаза, он схватился за горящую щеку рукой и на секунду ошарашенно уставился на пылающую яростью брюнетку, а другие беременные, с нормальными животами, восторженно поощряли ее еще и на пинок под его же, Буреломов зад.

- Козел! Урод!! – воскликнула брюнетка. – Как таких земля только носит мужиков?!? Неудивительно, что нам все самим приходится делать!!! Ненавижу таких болтливых тупиц!!! – выдала гневную тираду девушка и повернулась к стойке, тут же взволнованно дыша и еще не оправившись от своих эмоций и того оскорбления, которое нанес ей Буря своим искренним наблюдением. – Так я на завтра запишусь? Кровь на биохимию, да-да…

Администратор ей что-то отвечала, девушки в очереди кровожадно вопили:

- Правильно, Марин, бить таких надо!

- Ишь ты! Что себе позволяет, наглая рожа!

- Дебил, сразу видно…

- Да, от таких подальше держаться надо…

А Буря все смотрел и смотрел на эту брюнетку, чувствуя какой-то невероятный, сумасшедший… восторг и бешеный кайф от ее розовощекого профиля, темных, густых волос и этих губок… После чего он снова прильнул к стойке, с улыбкой вперившись в нее взглядом и действительно, как дурак, мечтая, чтобы она снова врезала ему хорошенько, а потому-то и проговорил:

- Ну ты че, тетя??? На правду, что ли, обиделась?? Так я ж не виноват, что твой живот больше тебя, даже сзади у тебя все так скучно и плоско по сравнению с ним стало…

Брюнетка сжала кулаки и гневно посмотрела на довольного до недержания Илью, стиснув зубы и прошипев:

- Лучше от меня подальше держись, иначе я полицию вызову!!! А для начала еще разок в твое уродское рыло вкатаю, понял?? – и оттолкнув его, она тяжело и слегка вразвалочку двинулась прочь, оставив его восторженно таращиться ей вслед и даже не моргать, чтобы запомнить… запомнить… Зачем?? Буря и сам не знал.

Чувствуя, как бешено колотится его сердце, он снова наклонился к окошку регистратуры и, вернув глупую и самонадеянную улыбочку, не обращая внимания на нервные крики все увеличивающейся очереди, произнес:

- Ну так что там с кабинетом, птичка?? Давай скорей трынди, да я пойду, а то вишь, как пузатики разверещались!

Через секунду радостный и невероятно довольный Илья уже с присвистом рассекал воздух лестничного пролета розовыми бахилами, поднимаясь на третий этаж в 301 кабинет и надеясь, все-таки, не упустить из виду эту самую жену Женькиного хахаля.

301 кабинет находился за углом коридора, и Буреломов, аккуратно выглянув из-за пальмы, внимательно заценил всех, сидящих около него дамочек с животами разных форм и размеров. К его огромному облегчению среди них была и Ксюша Минаева, стоявшая около просторного окна и читающая журнал с улыбчивым беззубым младенцем на обложке. Буреломов вернул свое худоватое, шустрое тело за угол и стал терпеливо ждать.

Через пятнадцать минут из-за угла вышла Ксюша и оглянулась, словно кого-то искала. Илья мигом развернулся к ней спиной, оказавшись нос к носу с плакатом, вещавшим крупными красными буквами на тему вреда СПИДа на будущих детей, а Ксюша, уверенно процокав каблуками мимо него, вдруг воскликнула:

- Лера! Молодец, что пришла… Ну что, едем в тот мексиканский ресторанчик??

Буря с любопытством посмотрел вслед Ксюшиному голосу и обнаружил рядом с ней еще одну женщину с короткой, мальчуковой стрижкой (терпеть он не мог короткостриженых баб!) и омерзительным костлявым псом в руках – свидетельством самого что ни на есть, по мнению Ильи, отсутствия постоянного мужика. Стриженная скривилась в поуулыбку и низко пророкотала (ну точно, трансвистит, не иначе! Но это сто пудов не нормальная баба… Волос нет, собака тощая, голос – как у бульдозера… Страсти-мордасти!):

- Привет, Ксюш. Как осмотр? Да, поехали, давненько там не была…

И они двинулись по коридору вместе, но Буре теперь уже было не до них. Он развязно заплыл за угол и, оглядев пятерых беременных, занимающихся кто чем: кто в телефоне ковырялся, кто музыку слушал, кто в журналах с младенцами колупался, будто этот глянец мог им чем-то помочь в их безнадежном положении, - присел в единственное свободное кресло и стал ждать, когда же они все, наконец, свалят. Лезть в кабинет без очереди ему показалось очень опасным для здоровья.

Очередь продвигалась довольно быстро: каждую девушку осматривали не более пяти минут, и вот, в коридоре уже осталось четверо, затем трое, затем…

- Кто последний в 301-ый? – услышал он знакомый голос и резко вскинул голову, ощутив снова свой дурацкий, щенячий и какой-то раболепный восторг.

Перед ним возвышалась все та же брюнетка, нависая над диванчиком огромным-преогромным мячом, обтянутым специальным широким платьем для беременных, и разглядывала присутствующих «коллег по несчастью», как их мысленно называл Буреломов, держа в руке толстую тетрадку форматом А4.

- Я последний! – счастливо сообщил он, не отрывая сияющих глаз от ее розовенького личика и понимая, что внутри у него что-то охренительно гудит и хаотично движется в разные стороны.