- Настя, пойми, послушай, в жизни не всегда бывает так, что мы делаем только то, что нам хочется. Иногда приходится жертвовать чем-то во благо другим, иногда приходится отказываться от чего-то, а иногда мы теряем что-то ценное для себя. Но запомни навсегда одну вещь: не зависимо от того, где я живу и как далеко, сколько раз в неделю мы будем видеться и сможем ли когда-нибудь снова стать с твоей мамой хорошими друзьями, я клянусь тебе своей жизнью – я всегда буду любить тебя, помогать и защищать, я всегда буду рядом, пока я жив, ты слышишь?!? Это останется неизменным, и я никогда, никогда, никогда тебя не оставлю, понимаешь? Понимаешь? Настя? Насть?

Настя всхлипнула несколько раз, а затем Сережа услышал, как рыдания постепенно стали сходить на нет… У детей очень подвижная психика – сейчас они плачут навзрыд так, будто наступил конец света, а через секунду могут уже весело улыбаться и играть с друзьями. Вот и Сережина дочка, медленно выпрямившись, очень серьезно, и с каким-то особенным, чувственным напором и ожиданием подняла на него мокрые от слез глаза и, продолжая судорожно всхлипывать, но уже не плача, проговорила дрожащим голосом:

- Ты точно меня не бросишь? Ты будешь приходить?? А как часто мы будем видеться??

Сережа вздохнул с облегчением. Приняла. Она приняла ситуацию, ну или, по крайней мере, уложила ее в своей голове и дальше будет отталкиваться от уже понятной ей точки опоры… Но никакая правда и никакое смирение с действительностью не заглушат ее боль, не излечат ее травму… только лишь время, которое ожесточит ее память об этом событии и забросает новыми образами и восприятием, надуманным ею же самой… И во что это выльется в будущем Насти – один Бог знает, а потому, лишь усердное стремление удержать эту связь может смягчить обстоятельства.

- Точно, Настя. Я никогда тебя не брошу и буду приходить так часто, как разрешит мне твоя мама. – «или суд», - подумал он про себя, но Настя уже немного успокоилась и улыбнулась чему-то своему, а потом проговорила:

- Папа, давай эту пиццу доедим, а домой еще закажем с собой, ладно? Ты же сегодня со мной побудешь еще? Ты же не уйдешь сейчас? – с надеждой и сильной тревогой уточнила она, а Сережа улыбнулся, умирая от нежности к ней.

- Побуду-побуду. Хорошо, доедай и выбирай в меню все, что хочешь – заберем домой.

- Ура!!! Пицца, пицца!!! – закричала она и захлопала в ладоши, будто сто лет таких изысков не едала и это не в ее желудок пятнадцатью минутами ранее уже плотненько упали три нехилых кусочка.

Домой Сережа с Настей приехали только под вечер и ввалились в такую старую, до боли знакомую каждым уголком огромную, пятикомнатную квартиру с несметным числом коробок из пиццерии в руках, чем заставили изрядно понервничать Ксюшу, встретившую дочь легким поцелуем в щечку, а Сережу – словами:

- Ну наконец-то! Вы на время вообще смотрите??? Семь часов уже, а вас ищи-свищи! И что за коробки?? Ты макулатуру решил начать собирать, чтобы после развода хоть какие-то деньги были?? – съязвила она, ядовито хихикнув и поправив свой шелковый халатик, едва прикрывающий все самые тщательно увеличенные ею места.

Сережа поднял брови и ухмыльнулся:

- Да, это я для костра. В моей нынешней хибаре тяжко с отоплением, выкручиваюсь, как могу. Это пицца, Ксюша, что тебе не нравится? – недовольно закончил сатирический выпад Сергей, но в этот момент снова прибежала Настя и утащила его в свою комнату играть.

На радостях того, что вновь обретенный папочка был готов на все, Настя вытащила все свои настольные игры, конструктор и даже огромный кукольный дом, заставляя Сережу играть с собой то в одно, то в другое, то во все сразу, что неизменно повлекло за собой неуемную веселость, перенасыщение эмоциями, слишком буйный хохот и ровно в десять часов – полную отключку лицом в подушку: Сережа даже не успел пожелать ей спокойной ночи. Но перед тем, как окончательно отойти в сказочный мир фей и розовых пони, Настя с трудом выдавила Сереже и стоявшей позади в дверном проеме Ксюше, со скепсисом наблюдавшей их игру последние полчаса:

- Мамочка, папочка, я вас так люблю! Папочка, не уходи… пожалуйста… Останься… хоть сегодня… на денек… - после чего детский организм, не дождавшись ответа, объявил отбой и выключился из внешнего мира.

Сережа накрыл ее одеялом и встал, хмурясь… Если уйти – Настя завтра проснется и начнет плакать… А остаться… Будет ли это правильным во всей сложившейся ситуации??

Ксюша, глядя на его глубокую, противоречивую борьбу с собой, тихо фыркнула и ворчливо проговорила:

- Ради Бога, Минаев, можешь остаться, я тебе на диване постелю в гостиной, только избавь меня от своей сумрачной рожи!

Сережа резко посмотрел на нее и хмуро прошептал:

- По-моему, это слегка неуместно, учитывая, что мы разводимся.

Ксюшины глаза как-то странно сверкнули, а затем она раздраженно воскликнула, тоже шепотом:

- Тебя же дочь попросила, какие тут, к черту, уместности?? Или тебя все устраивало, что ты с ней не видишься месяцами, и она уже стала для тебя обузой, отвлекающим моментом от твоей рыжей… подружки???

- Не гони пургу, Ксюша. – разозленно и строго проговорил Сережа, бросив последний нежный взгляд на Настю и выйдя из ее комнаты, погасив свет.

- Ну так в чем проблема? Учти, Сергей – в ближайшие дни я тебе такой лафы не устрою! Пока не будет решения суда, забудь о Насте и кусай локти в одиночестве! Ясно?? – зудела сзади Ксюша, следуя за ним в гостиную, а Сережа…

А Сережа опять проигнорировал свое сердце, которое буквально кричало в предостережении, что это все слишком странно и хорошо, чтобы быть правдой, потому что он не мог отказать дочери и лишить ее радости совместного завтрака, когда она проснется утром, а потому…

- Ладно. Останусь. – жестко ответил Сережа и резко обернулся к Ксюше, бескомпромиссным тоном проговорив:

- Но это только ради Насти! Ничего себе не придумывай, Ксеня! Поняла?? Это ничего не меняет.

Ксюша ухмыльнулась, закатив глаза:

- Больно ты мне нужен, мерзавец поганый. Ладно, пойду чай поставлю. – и она вышла в кухню, а Сережа, чувствуя, что должен сообщить Жене о своем решении остаться на ночь в доме жены и дочки, вытащил мобильник и набрал ее номер.


*** «Плюс»

А в доме Жени в этот день все гудело так, будто кто-то решил устроить там незапланированный Новый год на три месяца раньше, и этот невообразимый шум уже успел взбудоражить и Раису Степановну, и соседей сверху и снизу, а некоторые даже начали приходить, чтобы уточнить, все ли в порядке в квартире Зябликовых, поскольку ароматный дурман многочисленных блюд просто срывал крышу всем, кто входил в подъезд и передвигался по нему… А на самом деле, ничего особенного не произошло, а напротив – все вернулось на круги своя, поскольку именно сегодня из Алтайского санатория вернулись мама и Полина.

Женя, честно говоря, страшно скучала все эти три недели, поскольку совсем не привыкла возвращаться в тихий, почти пустой, не считая папы, дом, в котором не пахло ничем, кроме некоторых самых простых супов, пельменей и макарон, а переговаривающиеся голоса и детские крики не заглушали нервных речитативов футбольных комментаторов из телевизора. Они с папой, часто ужиная вечером вдвоем, постоянно говорили об этом, о том, что им обоим как-то пусто без мамы с Полей и очень непривычно, словно бы квартира лишилась части своей души после их отлета…

Но это было нужно. Жизненно необходимо. И… Женя боялась поверить, боялась сглазить, но все же… Кажется, Поля пошла на поправку. За все время пребывания в санатории приступ у нее случился лишь один раз и то – по приезду, после долгого и утомительного перелета. Все последующее время мама, звонившая Жене оттуда строго раз в день ради экономии денег на телефоне, восторженно рассказывала о чудесном обслуживании, внимательных и чутких врачах, восхитительном питании в номере Люкс и… Она тоже ужасно робела перед этим фактом, боясь радоваться раньше времени, но с невероятным, особенным трепетом в голосе сообщала, что врачи констатируют укрепление бронхов и легочных мышц Полины и в один голос твердят, что девочка идет на поправку.

Узнав об этом в первый раз, Женя даже заплакала в голос вместе с мамой в трубке, чем до зеленых инопланетян в скафандрах напугала отца, который влетел в комнату с дико вытаращенными глазами и, не задумываясь, выхватил трубку из дрожащих от плача Жениных рук, со всем ужасом этого мира загромыхав на всю комнату:

- Даша!!! Даша, что случилось??? ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, ДАША, ПОЧЕМУ ЖЕНЯ ПЛАЧЕТ?!? ЧТО-ТО С ПОЛИНОЙ???

Полчаса после этого Жене с мамой на громкой связи пришлось успокаивать не в меру разбушевавшегося отца, а тот наконец, сообразив, что это были «слезы счастья», громко и очень нецензурно выругался, и, бросив в конце громогласное «ДУРЫ!», важно вышаркал из комнаты Женьки, которая уже вовсю хихикала, чувствуя себя как никогда счастливой.

И вот наступил момент «Х», когда Женя, папа и верный Игорек отправились-таки в аэропорт, встречать своих родных и близких дам. Поля и Дарья Федоровна гордо вышли из пункта выдачи багажа последними, таща с самыми что ни на есть воодушевленными, сияющими лицами не только два своих чемодана, но и невесть откуда взявшийся третий – как крикнула мама на ухо Женьке, чтобы перекрыть счастливые визжания Полины, изо всех сил душащей в объятьях позеленевшего Игорька, – это были сувениры для всех родственников и Сережи, конечно.

Мама ни на секунду не забывала, что этими путевками и значительному шагу к выздоровлению дочери они обязаны именно ему, и каждый раз интересовалась по телефону, все ли у него хорошо, и рассуждала на тему, что бы ему такого особенного привезти.

После продолжительных звонких и очень радостных приветствий, затянувшихся на добрые полчаса, Эдуард Петрович, наконец, вытащил свое гомонящее семейство из аэропорта и погрузил в тот самый, идеально выскобленный и вылизанный «Фольксваген», после чего привез весь птичий двор домой, где шум спокойно достиг недосягаемых пределов и децибелов, сопровождаясь еще топотом, прыганьем и безудержным хохотом.