— Да какая там самостоятельность, — пробормотала Наташа. — У нее просто нет отца. И никогда не было.

— То есть как? — не понял Роберт.

— Я никогда не была замужем, — ответила Наташа.

Тут до него стало что-то доходить. И он понял, почему ему показались знакомыми черты лица девочки. У нее были серые материнские глаза, а их разрез, форма носа и губ, овал лица — все было его. Он ежедневно видел это в зеркале.

— А тринадцать ей исполнилось в апреле. — Считать он умел.

Наташа молчала.

— Наташа, это моя дочь? — прямо спросил он.

— Нет, что ты. — Она по-прежнему не поднимала глаз.

Он понимал, что ничего не добьется, и она будет настаивать, хотя факт очевиден. Угрозы и уговоры ни к чему не приведут.

— Скажи, пожалуйста, это моя дочь? — еще раз спросил он, понимая всю безнадежность вопроса. Она ведь даже не захотела ему когда-то сказать, что беременна. Значит, просто хотела родить от него, как Женя и многие другие женщины. Он к этому привык.

— Да, — вдруг ответила она и посмотрела на него.

Так она смотрела на него четырнадцать лет назад, когда он целовал ее.

— Наташа! — Он не выдержал и привлек ее к себе, по инерции напрягая мышцы, чтобы удержать ее, ожидая, что она его оттолкнет.

— Роберт. — Она еще ближе прижалась к нему и заплакала. Ее слезы он видел второй раз в жизни.

Она не вырывалась, как когда-то, когда он подхватил ее на руки, а только крепче обняла его за шею, словно боялась, что он ее отпустит. Все было так, как и в прежние времена. Ни с одной женщиной ни до нее, ни после он не испытывал таких неповторимых ощущений. Она действительно была той самой единственной, созданной для него. Это проверено временем. И он впервые за столько лет почувствовал себя счастливым.

— Ты хоть немного любила меня тогда?

— Я всегда любила тебя, — ответила она. — А ты разве не знал?..

…Они бродили по темным улицам, разыскивая дочь, и разговаривали о прошлом.

— Как глупо, — только и мог сказать он.

— Глупо, — согласилась она.

— Мы должны все сказать дочери, — решил он.

— Это твое право, Роберт, — сказала Наташа. — Но не будет ли ей хуже оттого, что у ее отца другая семья? Она всегда мечтала иметь отца.

— У меня нет семьи, — возразил Роберт. — И, если ты согласна, мы могли бы начать все сначала и больше не расставаться. — Он обнял ее.

— Я согласна, — Наташа остановилась. — Но… у тебя есть другая дочь.

— Она все равно не нужна матери, — сказал Роберт, — и, если ты не против, мы могли бы быть отличной семьей. Она тебя очень любит.

— Я не против, — сказала Наташа.

После безуспешных поисков они вернулись домой. Светлана была уже там.

— А что, папа твоей ученицы будет спать у нас? — с иронией спросила она у матери.

— Это твой папа, Света. И он хотел бы с нами жить, — ответила Наташа.

— Вот как? Папа? — усмехнулась девочка. — Пусть уходит, или уйду я. Насовсем. — Она скрылась в своей комнате.

— Я ухожу. — Он направился к выходу.

— Ты прав, так будет лучше. — Наташа не смотрела на него, голос ее дрожал.

— Мы будем вместе, — твердо сказал он.

В тот же вечер он объявил жене, что намерен с ней расстаться. Жить на две семьи он не хотел. Была невыносимая истерика, слезы и упреки, но он точно знал, что не нужен ей, поэтому продолжал молча собирать свои вещи.

— Лолита будет жить со мной, — объявил он как о чем-то само собой разумеющемся.

— Нет. — Она вдруг прекратила истерику. — Я этого не допущу.

— Она любит меня, а я люблю ее. — Роберт был рад, что она успокоилась. — И она предпочтет меня. Выбирать, в конце концов, ей.

— Я ей не позволю, я ее не отпущу. — В его некогда покладистой маленькой жене было столько железной твердости!

— Значит, будем решать через суд, — сказал Роберт, — и ее отдадут мне. Все подтвердят, что тебе никогда не было до нее дела.

— Я убью ее, и она не достанется тебе все равно. — Роксана улыбнулась, и он понял, что она не шутит. — А ты не будешь с ней даже встречаться, если уйдешь.

Он понял, что это шантаж. Поэтому она и успокоилась: увидев, что слезы ее на него не действуют, вспомнила о его любви к дочери.

Он ушел все равно. Он развелся, купил квартиру и стал жить один, приходя к Наташе в гости и стараясь постепенно приручить девочку. Как он ни пытался встретиться с Лолитой, ему это не удавалось. Роксана неожиданно превратилась в заботливую мать и сопровождала дочь повсюду. Роберт подумал, что в этом есть что-то ненормальное, но подойти к Лолите при ней не смел. Со Светланой проблем было не меньше. Она упорно не признавала его отцом, с вызовом называла Робертом Михайловичем, его подарки в лучшем случае раздавала друзьям во дворе, а чаще выбрасывала при нем. Он терпеливо ждал. Через год она начала сдаваться и согласилась пойти с ним на детский праздник в Дом работников искусств. Он знал, что Роксана должна уехать на конференцию по детской литературе, и, решив, что Лолита придет одна, хотел познакомить дочерей. Но Роксана была там, отказавшись ради возможности лишний раз отомстить ему от нужной ей поездки. Светлана же услышала там о нем очень нелицеприятные сплетни, и после этого с ней сладу вообще не стало.

Однажды он, как обычно договорившись с Наташей, пришел к ней. Дверь открыла Светлана. Она запахивала на груди материнский халатик и вызывающе смотрела на него.

— А мамы нет, — сообщила она. — Ей пришлось задержаться на работе.

Она стояла в дверях, всем видом демонстрируя, что не хочет его пускать.

— Я подожду, если не возражаешь. — Он старался быть вежливым.

— Подождите, Роберт Михайлович. — Она захихикала: — Только, если не возражаете, в маминой комнате. Гостиная занята. Я там не одна.

— Подружки пришли? — Он радовался тому, что она удостоила его разговором. В последнее время она вообще смотрела на него как на пустое место.

— Не ваше дело. — Она как-то загадочно улыбалась.

Он решил, что она хамит, чтобы спровоцировать его на скандал и опорочить в глазах подруг и сказал:

— Я подожду в маминой комнате.

— Только не заходите в гостиную, — вслед ему крикнула она. — Мы там трахаемся с моим любовником. Вы нам и так помешали.

— Что? — Он пошел к двери гостиной.

Она загородила ему дорогу, упершись руками в косяки. Халат распахнулся, и он увидел, что под ним ничего нет. Он легко оттолкнул ее и вошел. Одежда была разбросана по всей гостиной. Джинсы валялись в одном углу, рубашка в другом. Бюстгальтер почему-то висел на люстре, а трусики его дочери, аккуратно расправленные, лежали на стуле у двери, на самом видном месте. На диване лежало голое длинноволосое худенькое существо с признаками мужского пола на теле.

— Котик, — сказала существу его дочь. — Это Роберт. Он утверждает, что он мой папочка. И пришел с тобой познакомиться.

— Хелло, Роберт. — Существо протянуло ему руку. — Если ты ей и вправду папаша, то спасибо за дочь. Она удалась на славу. В постели она просто чудо. Таких крошек я еще не знал. А я — Костя.

— Одевайся, — Роберт швырнул ему джинсы. — Ну, быстро!

— Ладно, старик, без нервов, — Костя встал и начал одеваться. Светлана улыбалась, скрестив руки на груди.

Парень, стоя без прочей одежды, неторопливо застегивал пуговицы на рубашке.

— Я сказал, быстро. — Роберт схватил его за ворот.

— Хорошо, я сейчас. — Он суетливо заметался по комнате, отыскивая свои шмотки. — Предупреждать надо, что у тебя отец качок, — недовольно крикнул он Светлане.

— А ну пошли, — Роберт выволок его из гостиной.

— Только не бей, старик, это шутка, — вопил парень. — Только не бей. Я из театрального, у меня завтра учебный спектакль.

— Если что случится, женишься, мразь, — сказал Роберт. — Или останешься калекой. И не думай смыться, я тебя из-под земли откопаю. — Он вышвырнул его на лестничную клетку. — А пока чтоб я тебя больше не видел.

— Хорошо, хорошо. — Парень упал, ударившись о перила, вскочил и, оглядываясь, побежал вниз.

— А вы не имеете права, Роберт Михайлович, так обращаться с моими любовниками, — орала на него Светлана, выбежав вслед за ними. — Вы мне никто, и я имею право на личную жизнь.

— Я тебе покажу личную жизнь, — пообещал Роберт, заталкивая ее в квартиру.

Она вырывалась и царапалась, как дикая кошка, когда он тащил ее по коридору, но справиться с ней ему не представляло труда.

Он бросил ее на диван в гостиной и расстегнул ремень.

— Я покажу тебе личную жизнь, соплячка, — повторял он.

Он задрал ей халатик и изо всех сил хлестал ремнем по голому заду. Она что-то вопила, извивалась, но он крепко держал ее и не слышал ее слов. В ушах у него почему-то звучала музыка, под которую они все занимались любовью на веранде у Дегтяревых. Эти гении, которых не устраивает обычная жизнь с ее моралью, втянули когда-то его в грязь, а теперь их маленькие гаденыши развращают его дочь! Он был вне себя и не соображал, что делает. Когда у него устала рука и он на секунду остановился, он наконец услышал ее голос:

— Папа, перестань! — орала она. — Мне же больно!

От ее слов он пришел в себя и несколько минут с ужасом смотрел на багровые полосы, покрывающие ее ягодицы и ноги, а потом, уронив ремень, отошел, сел в кресло и закрыл лицо руками.

Значит, она действительно считала его отцом, а следовательно, он должен был, как нормальный отец, по-человечески поговорить с ней и объяснить какие-то вещи, которых она по молодости лет не понимала. А теперь она потеряна для него насовсем. Когда-то давно он ударил ее мать, и они расстались на четырнадцать лет. Сколько пройдет времени, прежде чем эта девочка поймет его и простит? А Наташа не простит никогда, увидев, как он поступил с ее дочерью.