Они синхронно повернулись и увидели брата Дины. Дени стоял в нескольких шагах от Руслана и смотрел на него с твердым намерением вышвырнуть отсюда.


— Дени… — застонала Дина и поморщилась. — Ну не надо, не вмешивайся.

— Я НИКОМУ не скажу, — уверенно проговорил брат Дины. — Но как я могу сейчас стоять и просто смотреть на плачущую сестру? Отвалишь от нее или нет?!

Он медленно подходил к ним, тревожно сложив руки на груди. Брови были недовольно сдвинуты, а молодое красивое лицо выражало ту степень решимости, когда сильный старший брат защищает свою маленькую слабую сестренку, которую хулиган больно дергает за косички.

— Дени! — Дина была готова провалиться сквозь землю, настолько ей было стыдно за то, что брат застукал ее и узнал о них с Русланом.

Конечно, она была бесконечно обижена на Руслана, но чтобы опуститься до оскорблений…

— Чего смотришь? — начал набирать обороты Дени. — Ты мою сестру обидел! Иди к своей невесте!

— Так! — Дина попыталась прервать тираду брата. — Он и поедет. Ты-то чего завелся?

— Как? А если бы ты из-за него попала под раздачу отца? — возмутился Дени.

— Знаешь, что, — Дина чувствовала, что ее напряженные до предела нервы не выдерживают. — Идем домой!

Она хотела запереться в своей комнате и дать волю слезам, а вместо этого ей приходится слушать выступления брата. Она слишком хорошо знала его твердый и боевой характер. Не зря ведь он стал юристом

— Не приближайся на расстояние ближе, чем два метра, к моей сестре! — прорычал Дени. — У Дины есть уже жених — твой родной брат, мать его!

Дина вздохнула. Голова шла кругом от обилия событий. Все, что происходило, совершенно выбило девушку из колеи. Она покраснела и прошептала, не глядя на Руслана:

— Идем. Прошу тебя. Я уже вся промокла.

Руслан еще некоторое время стоял перед их домом, пытаясь переварить услышанное. Они квиты — Дине так же, как и ему, подобрали пару. Мужчина горько усмехнулся своим нерадостным мыслям. Он выругался и поспешил в машину, продрогший от сырости и холода, как снаружи, так и глубоко внутри. В душе кипели противоречивые эмоции. Его попеременно захлестывала ярость и боль, нежность и щемящая грусть. Но, несмотря на это, Руслан испытывал неимоверное облегчение, потому что ему больше не придется врать в глаза Дине.

Мужчина скрипнул зубами, резко провернул ключ в замке зажигания, завел автомобиль и утопил педаль газа в пол, с шорохом шин сорвавшись с места. Он едва сдерживал закипающие эмоции и даже не догадывался, что, стоя у окна, на его серебристую машину смотрит та, которую он любил больше жизни.

Глава 55

Входная дверь с шумом захлопнулась, и я даже вздрогнула этого оглушительного хлопка. Дени схватил меня за руку и сжал ее:

— У тебя руки холодные. Дина, сейчас же успокойся, — низким голосом сказал он. — Я не выдам твой секрет. Но обещай мне, что впредь будешь осторожна.

Я отрешенно посмотрела в его темные глаза, в которых светилась надежность и уверенность в завтрашнем дне. Почему-то это немного успокаивало и снимало внутреннее напряжение.

— Дени, что ты скажешь отцу? — с тревогой посмотрела на него, опираясь на широкое плечо правой рукой, потому как после всего произошедшего меня чуть-чуть пошатывало, ноги плохо слушались, а голова плыла от перегрузки информацией и различными эмоциями: от радости и эйфории до полнейшего разочарования жизнью и окружавшими меня мужчинами.

— Скажу, что забрал тебя от Ляны, — он приложил указательный палец к губам. — Машину я как раз поставил в гараж, думаю, что отец слышал шум мотора, и поэтому подозрений не будет… Не вздыхай, все образуется.

Я бесшумно сняла сырую верхнюю одежду и повесила ее сушиться в небольшой коридор около главного входа, так, чтобы она не привлекала всеобщее внимание своим насквозь промокшим видом, поставила сапоги на обувную полку и, всхлипывая себе под нос, прокралась в ванную.

Я слышала, как отец спускается с верхнего этажа, чтобы встретить свою «блудную дочь», но в таком виде, в котором я бы перед ним предстала, появляться просто недопустимо: слезы размыли и без того потекшую от дождя тушь, образуя на нижних веках и щеках большие серо-коричневые круги; помада размазалась, потеряв свой контур, когда я утирала соленые реки со своего лица; волосы потеряли свой объем и свисали мокрыми прядями, плача вместе с моим сердцем и душой.

Защелка вовремя сработала — я взаперти. Одна. В ванной.

Хотелось вдоволь нарыдаться, но тогда наш с Дени план с треском бы провалился. Включив теплую воду, под напором крана стала смывать свой потерявший привлекательность макияж. Как назло закончилось мыло, и я, нащупав рукой свежий брусок в шкафчике под раковиной, с грохотом уронила корзинку с маминой косметикой.

Осторожный стук в дверь привел меня в чувства.

— Дина, с тобой все в порядке?

— Я сейчас… — выкрикнула я, даже не осознавая того, что срываюсь на истерический вопль.

— Почему ты сразу убежала в ванную? — отец явно догадывался, что со мной творится что-то не то, поскольку никогда раньше я так себя не вела, но, услышав лишь шум воды из крана, оставил меня в покое: — Хорошо. Поговорим, когда выйдешь.

Привести себя в порядок сейчас оказалось намного сложнее, чем на свидание с Русланом. Заплаканные красные глаза с блестящими слезами на радужке, которые никак не хотели высыхать и предательски выдавали неимоверных размеров расстройство на моем лице.

Обтеревшись насухо полотенцем и разогрев им щеки до румянца, чтобы замаскировать краснотой бледный вид кожи, я, как измученная и раненная мышь, выползла из ванной.

— Ты не скроешь от меня свою грусть, Дина, — твердым, но спокойным тоном произнес отец. — Выкладывай — что произошло.

— Ничего особенного, — пробормотала я. — Просто немного устала.

— От усталости не бывает заплаканных глаз, Дина, — покачал головой он, мягко окутав меня своей отеческой лаской и заботой. — Кто тебя обидел? Неужели Эмин?

Я энергично замотала головой — валить все на этого парня не было никакого смысла, потому как он здесь, действительно, был ни при чем.

— Нет, это не из-за него, — сердце дрогнуло. Зачем я это сказала…

— А из-за кого?.. — вкрадчиво произнес отец, сильнее прижимая меня к себе.

— Я получила незачет за коллоквиум по философии, — соврала я, — и до сих пор не могу успокоиться. Я никогда ее не сдам. Я глупая! — сорвалась я на крик, ударив себя в грудь, понимая, что сейчас буду говорить не о философии, а о своем отношении к Руслану. — Почему я не смогла понять элементарного? Это же как раз-два-три! Да у этой философии столько мыслителей, что она готова плясать под каждого и делать так, чтобы каждый доверчивый философ попадался в ее запутанные сети!

— Дина, ты о чем? — отец искренне поднял брови, удивляясь моей искренней и громкой речи.

— Да это я так… Никогда я не буду мыслителем этой самой философии, пап, потому что философия оказалась для меня лживой наукой, способной запудрить мозг и увести человека не той дорогой.

— Не стоит так из-за этого переживать, — подбодрил меня отец, проводив на кухню и уже усаживая за стол, чтобы налить горячий и ароматный апельсиновый чай. — Ты обязательно сдашь коллоквиум. Кстати, у меня для тебя есть… м-м-м… небольшая новость.

— Какая? — внутри что-то дернулось, и я вжалась в спинку стула, еще даже не услышав его ответа.

— Свадьба назначена на декабрь. Если Эмин пожелает, то ты можешь переехать до свадьбы в его дом и познакомиться с родными немного заранее. Я, конечно, не против, если ты, действительно, этого захочешь. Ведь это важно для вас обоих.

* * *

Кромешный мрак. Тяжело дыша, он бредет во тьме, натыкаясь на что-то холодное и скользкое, словно очутился в каком-то душном подвале. Отчаянно ловит ртом спертый воздух. Уже который раз он слепо ощупывает липкие каменные блоки, покрытые слезинками влаги. Поворот, следующий. Руслан, словно слепец, пробирается вперед по стеночке. Вокруг беспроглядная тьма. Перед глазами пляшут разноцветные круги. Он устал, ужасно болит бок, легкие горят, словно он пробежал ни один километр. Как у старика дрожат и подгибаются колени. Руслан остановился и прислонился лбом к ледяному камню. Он потерял счет времени, до смерти устал. У него слипаются глаза. Мужчине уже давно кажется, что он ходит по кругу, не видя выхода. Вокруг тьма, а его единственный путеводный луч света погас. Он ушел из его души, ставив после себя мрак и пустоту, возрастающую с каждым днем.

….

Я вспомнил ее, как тогда, перед нашим первым свиданием: в обычном свитере и джинсах, длинные опаловые волосы растрепались по плечам. Ее глаза сияли ярче топазов, а лицо было прекрасным, словно вылеплено талантливым скульптором. Я хочу быть с ней. Мне не нужна Тина! За эти недели я понял лишь одно, что никто мне не нужен, кроме Дины! Я должен решить — твердо — выбирать между любовью и долгом. Не сомневаюсь, что Дина бы холодно сказала: «Я знаю, что ты выберешь. Ты выберешь долг. Ты всегда его выберешь. Ты так воспитан. Я тебя не виню. Отпускаю. Живи».

Мое сердце, как безумное, колотилось в грудной клетке. Серый утренний свет проникал между шторами и с трудом освещал комнату. Я со стоном скатился на пол и уселся прямо на ковер, стараясь успокоиться, с трудом справляясь с дыханием. Очередной кошмар. Каждую ночь я с трудом засыпал и по несколько раз просыпался, терзаемый видениями Дины. Вариации снов были различны, но заканчивалось все одинаково — она отпускала меня. Я протер лицо и со стоном поднялся на ноги. Наступал очередной день, на который у меня совершенно не было ни сил, ни желания. Последние две недели меня мучили жестокие приступы депрессии, сменяющиеся на отличное настроение. Я не раз подвозил Эмина в университет и жадно выглядывал Дину среди толпы студентов. Вот она улыбается своей маленькой подружке с задорными темными кудрями, то она пьет кофе со стаканчика, зажмурив глаза, так как только она могла это делать. Но иногда мне наотрез не хотелось подвозить братца, и Эмин был вынужден топать в универ пешком. В такие черные дни мне не хотелось даже жить в этом городе и дышать с ней одним воздухом.