— Везде. — Он вытянул полы рубашки и освободил ее из брюк, Эбби полностью ее расстегнула, затем положила руку на его грудь.

— Здесь. – Спенсер переместил ее ниже к животу. — И здесь. – Он медленно закрыл глаза и положил ее руку себе ниже пояса. — И определенно здесь.

Он задрожал, когда ее пальцы нашли его возбужденную плоть под трикотажными штанами.

По Эбби прокатилась волна предвкушения, когда она почувствовала его твердость и готовность. Она гладила его через ткань, наслаждаясь его гортанными стонами.

— Лучше? — спросила она с дразнящей улыбкой.

— Еще нет.

Эбби придвинулась к Спенсеру еще ближе, чтобы свободнее его касаться. Одной рукой она ласкала его грудь, а другой – член, пока его учащенное дыхание не переросло в удушье.

Но когда она наклонилась, чтобы его поцеловать, Спенсер отдернул голову, и открыл глаза.

— Никаких поцелуев, помнишь? Чтобы ты потом не говорила, что я нарушил правила.

Как будто он уже их не нарушил. Но по его жесткому выражению лица, она поняла, что он не шутит. Эбби застенчиво улыбнулась, затем, отняв руку от его груди, начала гладить его рот. Касаясь большим пальцем его нижней губы, она спросила хриплым шепотом:

— Ты действительно думаешь, что можешь заняться со мной любовью, не целуя меня?

Его лицо пересекло желание, подобно молнии в небе.

— Я должен.

— Не должен, — сказала она и притянула к себе его голову.

После двух дней воздержания, их поцелуй, сразу перерос в бурное утоление жажды. Спенсер глубоко засунул в нее свой язык, но Эбби втянула его еще глубже. Вскоре они уже боролись за власть, его рот был горячим и решительным, но ее отдавал столько же, сколько и брал.

Спенсер уместил ее между коленей и теперь мог уже двумя руками залезть под ее сорочку, одной рукой ласкать ее грудь, другой, «скользить» между ее ног. Затем он ввел два пальца в ее лоно и прекратил поцелуй.

— Я хочу тебя, сейчас, любимая, — прошептал он ей в ухо. — Я не думаю, что смогу дойти до спальни.

— Тогда останемся здесь.

Видимо, ее ответа Спенсеру было достаточно. Он схватил ее за талию и усадил на себя, затем быстро избавился от брюк и панталон. Эбби прислонилась к столу и с любопытством смотрела, как освободился его дерзкий «жезл».

— Видишь, какое сильное у меня расстройство желудка? – прошептал Спенсер. — Что ты сделаешь, чтобы помочь мне, жена?

С игривой улыбкой Эбби облизала палец и провела им по всей длине его жаждущей плоти.

Спенсер застонал.

— Распутная девчонка.

Она засмеялась и сбросила платье и сорочку. Туда же последовали и ее панталоны.

— У меня все еще расстройство желудка. Что ты сделаешь, чтобы мне помочь?

В его пристальном взгляде, направленном на ее голое тело, горело сильное желание.

— Что ты решила? – Обняв ее, он усадил Эбби верхом на себя, и его горячий, полный обещанья член уперся в ее живот.

— Это очень странная болезнь, милорд. Интересно, что скажет мистер Макфи своему хозяину, занимающемуся такими безнравственными делами в столовой?

— Он ничего не скажет, он знает, когда промолчать, — прорычал Спенсер. — Кроме того, даже Макфи знает, что человеку нужен десерт после ужина.

Спенсер отвернулся, и его лицо засветилось. А когда повернулся, в руке у него был заварной крем.

— Время десерта, любимая, — провозгласил он и начал размазывать крем по ее груди.

— Спенсер! – воскликнула Эбби. Прохладный и влажный крем начал капать с ее живота. – Что…

Он прикусил ее сосок, и ее протест превратился в стон. Его губы и язык были всюду, сосали и облизывали, доводя ее до безумства.

Отодвинувшись, Спенсер посмотрел на нее светящимися глазами и облизал губы.

— Ммм. Теперь на ужин у нас часто будет заварной крем.

Спенсер взял еще крема, но Эбби забрала его у него.

— Не будь жадным. Ты должен и с женой поделиться.

Она размазала крем по его груди, а затем начала его слизывать. Он со стоном откинулся назад и предоставил ей полный доступ.

Господи, какой у него приятный вкус, и не только из–за заварного крема. Прошло целых два дня с тех пор, как она в последний раз чувствовала его тепло, его острый аромат, его гладкое тело, твердеющее в ответ на нежность ее рта? Его мужской сосок был, как смородина, плавающая в заварном креме, Эбби его укусила, желая съесть целиком.

Может, тогда он будет принадлежать ей. Может, она почувствует уверенность, что он с ней навсегда.

Эта мысль отрезвила ее, Эбби вздохнула, но Спенсер не позволил ей остановиться. Липкая от крема, его рука нашла ее грудь и начала щипать и соблазнять сосок, в то время как другая расположилась между ее ног, погладила ее смородинку прежде, чем вести глубоко внутрь свои пальцы. Эбби застонала и еще сильнее прижалась к нему.

— Я хочу войти в тебя, — прошептал он.

— Ты уже во мне, — усмехнулась Эбби.

В его взгляде сверкало предупреждение.

— Ты знаешь, о чем я.

— Тогда ты знаешь, что делать.

Его лицо горело неудовлетворенностью.

— Ты сейчас на самой вершине. Ты должна мне помочь.

— Помочь, чем? — она с невинной улыбкой, полной смущения, смотрела на его мужскую плоть, ставшей просто огромной по сравнению с ее расщелиной.

— Черт побери эту женщину, ты хочешь, чтобы я умолял?

— Точно. Ты должен умолять меня после всего, что ты вытворял все эти два дня, ты — и твое не очень тонкое внимание, и твои тайные прикосновения, и твои хитрые намеки…

Остальную ее речь он поглотил чувственным поцелуем.

Эбби со смехом увернулась.

— Но ты, конечно, не будешь просить, правда? Ты всегда спрашиваешь, хочу ли я тебя, и никогда не умоляешь о чем–либо. Великий Лорд Рейвенсвуд никогда не умоляет.

Его бровь высокомерно изогнулась.

— Конечно, нет. Почему я должен умолять о том, чего хотим мы оба?

На этот раз, когда его наглый рот набросился на ее и дерзко взял то, чего хотел, на этом он не остановился. Как волшебные прутья, его пальцы безошибочно возвратились к источнику ее наслаждения и начали играть с ним, пока из нее не потекла горячая и густая жидкость, и боль между ног не превратилась в грызущий голод, который мог удовлетворить только он. Но когда она расслабилась в его руках, Спенсер резко отодвинулся.

— Я больше не собираюсь ждать, — сказал он и подхватил ее бедра. — Если хочешь, чтобы тебе было хорошо, моя дикая роза, ты примешь меня.

Она, может, и возразила бы его командному тону — и его грубой тактике — но слишком сильно его хотела. Пытаясь не выглядеть чересчур нетерпеливой, Эбби сделала все, как он хотел.

Он застонал, когда она полностью опустилась на него.

— Боже мой, Эбби, ты – сплошное мучение. Я провел два дня, желая, чтобы ты прикоснулась ко мне, желая твоих поцелуев, нуждаясь в тебе.

Какая женщина смогла бы сопротивляться такому волнующему признанию? С таинственной улыбкой, Эбби встала и опять опустилась… и снова, наслаждаясь его неровным дыханием и его страстными стонами, которые он не мог подавить… наслаждаясь своей властью над ним.

— Так, — задыхался он. — Ах, любимая, да … вот так … Как же ты хороша.

Его похвала доставила ей еще больше удовольствия. Может, он никогда и не ослабит свой контроль, чтобы умолять, но он ослабляет его, позволяя ей управлять их занятиями любовью. Сколько мужчин поступают так же?

Эта власть так прекрасна…, так эротична. Когда его рот нашел ее грудь, Эбби придвинулась вперед, помогая ему. Местечко между ног, которое всегда так жаждало его, теперь упиралось ему в таз. Лихорадочно увеличивая темп, Эбби искала тех невероятно восхитительных ощущений. В ее лоне как будто разверзся поток, в нем сосредоточилось все возбуждение, которое билось в ней и заставляло напрягать все силы, чтобы сдерживаться …

— Да … Да … — стонал он. — Ты теперь моя…, никогда не забывай об этом …

Как она могла забыть? Независимо от того, что случится, он всегда будет частью ее. Он — прилив ее океана, гром ее шторма. И когда Спенсер внезапно глубоко излился в нее, он разорвал все ее преграды, затопляя ее самым совершенным удовольствием, отметая все преграды… все ее страхи, ее неуверенность.

Пока медленно, но неизбежно спадали все ощущения. Пока их пульс не нормализовался, а дыхание не стабилизировалось. Прижимаясь к его сильной груди, девушка пыталась не думать о том, что она только что сделала и как все усложнила.

Спенсер прошептал ей на ухо:

— Я люблю тебя.

И она опять почувствовала ту же радость. С удивлением Эбби залезла обратно ему на колени и уставилась на него, страх в ее взгляде смешался с надеждой.

— Я люблю тебя, — повторил Спенсер, глядя ей прямо в глаза. — И думаю, что всегда любил.

— Это не так. – Хотя сердце Эбби и пело от счастья, но она еще не сошла с ума. — Но это не важно. Если ты любишь меня сейчас, этого достаточно.

— Нет, это правда. — Он поцеловал ее в кончик носа. — Почти с первого взгляда. Ты была вся в тесьме, стояла у себя на кухне в фиолетовом облаке и обрезала стебли высушенной лаванды.

Эбби покраснела.

— Лучше бы ты этого не помнил. Ты и Нэт приехали за день до того, как было сказано в вашем письме, поэтому я не подготовилась. Я ужасно выглядела, когда миссис Грэхем привела вас на кухню.

Спенсер дотронулся до кулона, который все еще был у нее на шее.

— Ты выглядела милой, симпатичной и невинной. Такая покрасневшая, и с лепестками лаванды на переднике. Я хотел стряхнуть их и прикоснуться к тебе, — усмехнулся Спенсер. – Затем я хотел, чтобы ты тоже ко мне прикоснулась.

— Действительно? – лукаво спросила она. – Насколько я помню, ты принял меня за прислугу и сказал очень напыщенным тоном, 'Пожалуйста, сообщите своему хозяину и хозяйке, что прибыли Лорд Рейвенсвуд и мистер Лоу'.

Он засмеялся.

— А ты с дерзкой улыбкой ответила, 'Пожалуйста сообщите Лорду Рейвенсвуду и мистеру Лоу, что хозяйка знает об их прибытии и отведет их к хозяину, как только переоденется и помоет руки.' Нэт смеялся, как дурак.