Сабрина Джеффрис - Выйти замуж за виконта

Он остановил ее вопрос поцелуем. Он знал, о чем она мечтала спросить, и знал, что должен ответить, но был достаточно эгоистичен, чтобы не хотеть испортить эту ночь. Лучше как следует заняться с ней любовью, чтобы, когда позже он расскажет ей все, возможно, для нее правда не будет иметь значения.

Игнорируя его совесть, вопившую, что нечестно не рассказать ей все теперь, он забылся в теплом бархате ее рта, абсолютном удовольствии ее объятий.

Когда он отстранился, ее глаза сверкали озорством.

— Вы все еще в кальсонах, лорд Рейвенсвуд. А насколько я помню…

Стремительно он отступил назад и разделся догола. Слава Богу, огонь был позади него так, что он сомневался, что у нее было достаточно света, чтобы увидеть шрамы на его левом боку. А когда она уставилась на его член и, покраснев, быстро отвела взгляд, он понял, что и ее девичья скромность сработает в его пользу.

— Твоя очередь. — Он потянулся, развязал ленты на ее сорочке и спустил ее с плеч девушки. Двумя рывками он превратил сорочку в лужицу у ее ног, полностью открывая ее тело своему голодному взгляду.

Пока он, упиваясь, проводил рукой по пышной полноте ее бедер к ее чудесно стройной талии и затем выше к ее полной груди, которой он так сильно жаждал касаться, она проговорила, заикаясь.

— Я–я предполагаю, я более смуглая, чем большинство англичанок.

Только потребность успокоить ее сдерживала его горячее желание.

— Не более смуглая, чем итальянка. — Поглаживая большими пальцами ее розовато–коричневые соски, он возликовал, когда они превратились в твердые бутоны. Спенсер одарил ее озорной улыбкой. — А знаешь, что говорят об итальянских женщинах.

— Нет, что? — Эбби затаила дыхание, потому что он пронес руку мимо ее золотистого живота, чтобы погладить пышные черные завитки между ее бедер.

— Что они очень страстные. Что они наслаждаются мужскими ласками. — Он улыбнулся, зарывшись пальцами глубже в пышные завитки и обнаружив, что ее лепестки уже увлажнились. Медленно отняв руку, он показал ей свой блестящие пальцы. — Так же как ты. Я знаю полдюжины англичан, которые отдали бы их коренные зубы за возможность иметь страстную жену, независимо от цвета ее кожи.

Хотя и покраснев, Эбби все же подарила ему страстный взгляд из–под ресниц.

— Тогда идите сюда и сделайте меня своей женой, милорд.

Никакой ложной девичьей стыдливости от его Эбби. Как дикая роза, которую он так долго желал, она обвила свои тонкие руки вокруг его шеи и притянула его голову для поцелуя.

Он жадно ответил, скользнув языком в открытый бутон ее рта. Не прерывая поцелуя, он опрокинул Эбби на постель и упал на нее сверху. Накрыв девушку своим телом, он коленом раздвинул ей бедра, расположившись между ними. А потом он снова принялся ласкать влажную плоть, скрытую в ее сладких завитках.

Она задохнулась, когда он скользнул двумя пальцами в ее влажный канал. Она была такой горячей, такой влажной, что единственное его желание заключалось в том, чтобы погрузить в нее свою твердую плоть. Но Эбби была девственницей, и он должен действовать медленно и осторожно. Так что он продолжал терзать ее нежную плоть своими пальцами, в то время как его рот наслаждался ее грудями. Он целовал то одно шелковистое полушарие, то другое, упиваясь ее уникальным ароматом.

Сначала она прижимала его голову к своей груди, но когда Спенсер снова и снова вводил пальцы в ее горячее атласное лоно, она возместила ласку, нежно погладив рукой вдоль его бока и обхватив его член.

Он громко застонал. Первое же красноречивое поглаживание ее руки было больше, чем он мог вынести.

— Я хочу быть в тебе, любимая. — Он поднял голову с ее груди. — Направь меня в себя.

Ее рука замерла.

— Я–я не знаю как.

Спенсер медленно вытащил пальцы из сладкого местечка между ее ног.

— Позволь моему жезлу занять место моих пальцев. Подними колени повыше и впусти меня внутрь. Я не хочу причинить тебе боль больше, чем необходимо. — Он посмотрел на нее из–под тяжелых век.

— Ты знаешь что…

— Да. Все в порядке. — Ее дразнящая улыбка ободрила его. — Мама мне все рассказала. Она говорила, что мужчина должен прорваться сквозь невинность женщины, чтобы получить наслаждение, как медведь прорывается через улей, чтобы получить мед.

— Это проясняет, почему женское естество часто именуют ульем и горшочком с медом — ответил он. — Но, пожалуйста, скажи мне, что пчелы не вылетают всякий раз, когда мужчина лишает невинности девственницу.

— А ты разве не знаешь?

Он покачал головой. — Я никогда раньше не брал невинность женщины, любимая.

Она рассмеялась. — Ну, тогда есть только один способ узнать, что случится в тот момент? — Она обхватила его плоть, и ему пришлось подавить желание подтолкнуть ее руку. Вместо этого он позволил ей медленно приближать его, пока его головка не коснулась влажных створок, за которые он так жаждал проникнуть.

Когда Эбби посмотрела на него, неуверенная, что делать дальше, он отстранил ее руку. Пытаясь двигаться медленно, он вошел в нее. Но когда его плоть поглотило ее сладкое шелковистое тепло, было чертовски трудно не погрузиться в него по самое основание.

— Боже мой, Эбби, как хорошо — гортанно сказал он. — Ты и представить себе не можешь, на что похоже желание быть внутри тебя.

— Ты и представить себе не можешь, на что похоже желание иметь тебя там — сказала она сухо.

Это замечание вызвало у него игривую улыбку, которая становилась все более натянутой, пока он дюйм за дюймом медленно входил в неё, потом он сделал паузу, чтобы позволить ее телу привыкнуть к нему. Но это взяло каждую унцию его самоконтроля. Когда она начала извиваться под ним, вероятно ища более удобное положение, он думал, что взорвется прямо тогда. Особенно, когда от ее движения его член проскользнул еще глубже в ее уютный «горшочек с медом». Что заставило его упереться прямо в преграду ее девственности. Его пристальный взгляд встретился с ее, но прежде, чем она могла сжать свои мускулы в испуганном ожидании, он пробормотал, — Сдержи пчел — и прорвался сквозь преграду невинности одним движением, входя так глубоко в ее тело, что, казалось, мог чувствовать биение ее сердца.

И хотя Эбби дышала с трудом, она не стала вопить, или плакать, или делать любую из тех вещей, которые, как он боялся, могла бы сделать девственница. Она выглядела, скорее, заинтригованной.

— Никаких пчел, милорд.

— Слава Богу — пробормотал он, борясь за контроль со своей яростной потребностью.

Но когда Эбби притянула его голову для поцелуя, он потерял все: и чувство времени, и весь свой самоконтроль. Спенсер даже не понял, что начал двигаться, пока руки Эбби не напряглись в его волосах.

Помедленнее, сказал он себе. Сохраняй легкий темп.

Как будто это было возможно. Ведь под ним была его прекрасная Эбби, его удивительная Эбби, двигающая свой приоткрытый рот вдоль его плеча, его дразнящая Эбби, целующая мускулы его груди, твердые от усилия сдержаться. Ее нежные, как лепестки, губы только усилили его потребность.

— Прекрати …, целовать … меня — скомандовал он, уже едва способный сдерживаться. — Или я не смогу … продержаться.

— Пока что? — Ее глаза мерцали, когда она, наклонившись, пробежала язычком по одному из его тугих сосков.

— Пока ты тоже не сможешь … получать удовольствие … от этого.

Она рассмеялась дико, счастливо. — Нет никаких причин сдерживаться.

Впиваясь ногтями в его предплечья, она цеплялась за него, как виноградная лоза. — То, что ты делаешь меня своей, — уже достаточное удовольствие.

— Нет, этого едва ли достаточно. — Подавшись назад, он поднял ее ногу. — Обхвати меня ногами … за талию. Ощущения для тебя станут лучше.

Ее глаза сияли любопытством, но она обвила его своими восхитительными ножками. Изменение положения заставило его проникнуть в нее еще глубже, и, если это было возможно, его желание стало настолько интенсивным, что он едва мог сдерживать свой оргазм.

Он стал входить в нее резкими движениями, потирая чувствительный центр ее удовольствия, полный решимости заставить ее чувствовать, хотя бы часть его возбуждения.

Она задохнулась. — Боже мой, … это - … о, мой …

У него вырвался смешок.

— Лучше?

— Господи, да … Спенсер … святые небеса … Спенсер …

Она мотала головой из стороны в сторону, захватив ногами его талию, втягивая в себя его член, пока он не почувствовал, как ее мускулы начали напрягаться, а ее дыхание не стало рваным.

— Теперь ты — моя жена — прорычал он. — Ты не покинешь меня.

— Никогда — поклялась она. И забившись вокруг него в конвульсиях оргазма, выкрикнула:

— Спенсер … о, Боже … я люблю тебя!

Это привело его на край. С приглушенным криком он резко толкнул свой член глубоко в ее тело, чтобы пролить в неё свое семя. Ее «я люблю тебя», гремело в его голове, когда он вылил себя в нее. Ее «я люблю тебя» вибрировало через его напряженные мускулы, когда он, обмякнув, рухнул на неё.

О, Боже, теперь он должен был иметь дело с «я люблю тебя» словами, которых он не заслуживал.

Спенсер распластался поверх Эбби, словно обволакивая ее своей теплотой и мужественностью, и девушка спрашивала себя, можно ли умереть от счастья. Казалось, ее сердце могло разорваться от радости.

Она улыбнулась в его пахнущую бергамотом щеку, почти касающуюся ее собственной. Нет, она не позволит себе умереть. Не сейчас, когда Спенсер, наконец–то, принадлежит ей.

Эбби прижала руки к его мускулистой спине и крепко его обняла. Ее. Он ее, навсегда и безвозвратно. Спенсер никогда не занялся бы с ней любовью, если бы не хотел ее удержать. Он для этого слишком хорошо воспитан.

Его дыхание, уже вошедшее в нормальный ритм, согревало ее щеку.