А всего-то и надо вымолвить:

– Я… согласна! – я сказала это так торжественно, словно принимала брачное предложение.

Наверное, отчасти это правда – я с газетой столько лет вместе, сколько иные супруги не выдерживают. И вообще – пусть я ленивая, пусть взбалмошная, пусть я не замужем в двадцать шесть лет, пусть материнский инстинкт во мне пока отсутствует, зато я… я… я… зато я, черт возьми, РЕДАКТОР!!! А это, уж поверьте мне, кое-что значит.

И только одно во всей этой истории до сих пор остается для меня загадкой – почему, почему, почему Степашкин это сделал? Он ведь всегда меня недолюбливал и в последнее время столько раз становился невольным свидетелем моего краха. И наша встреча в примерочной кабинке секс-шопа, и тот случай, когда я налетела на него в магазине… А уж про инцидент с париком мне и вовсе больно вспоминать. И все же Максим Леонидович решил сделать меня редактором… Неужели из-за одной-единственной статьи? (Если так – то спасибо Эдуарду, ведь получается, что миллионер кроме всего прочего еще и карьеру мою спас!) Просто какая-то загадка природы.

* * *

В то утро настроение мое было приподнятым. Даже не верится – я еду в загородную резиденцию к своему поклоннику-миллионеру. Я напевала это, стоя под душем («А я еду – ла-ла-ла – за город с миллионером!»). Я повторяла это снова и снова, и все равно это казалось просто удивительным.

В тот момент, когда я воевала с щипчиками для бровей (и почему в косметическом кабинете мне выщипывают брови за десять минут, причем совершенно безболезненно, я же могу проделывать это часами?), зазвонил телефон. Это была моя знакомая журналистка Лида.

– Саня, мы тут с девчонками собираемся в сауну. Не хочешь присоединиться?

Вот тогда и настал мой звездный час.

– Я бы с радостью, но не могу, – вздохнула я. – Понимаешь, мой новый бойфренд-миллионер пригласил меня в свой загородный дом на выходные. Я вообще-то не очень люблю деревню, но отказываться так неудобно.

Лида долго молчала перед тем, как ответить:

– Ну… это… ладно тогда. В другой раз сходим. А я и не знала, что ты встречаешься с миллионером. Помнится, когда мы с тобой виделись в последний раз на показе Геры Ангела…

– Лучше не напоминай! Мы познакомились совсем недавно… Но у нас все очень серьезно. Ну ладно, я побежала, мне еще надо погладить мой теннисный костюм, – про теннис я ввернула для красного словца. На самом деле я никогда в жизни не держала в руках ракетку, но знала, что все завсегдатаи светских хроник обожают носиться по корту.

Я решила выглядеть, как великосветская леди – под стать интерьерам его дома. Наверняка это один из белоснежных особняков с колоннами на Рублевке, обнесенных высоченным забором.

Цветастый сарафан «Naf-Naf» (просто, мило и со вкусом), темные очки в массивной оранжевой оправе, босоножки на шпильках (вообще-то я и по асфальту еле-еле в них ноги передвигаю. Но, думаю, мне не придется пробираться между грядками. Наверняка же там есть асфальтовые дорожки), на щиколотке – деревянный браслет в африканском стиле. Меня вполне можно было фотографировать на обложку каталога «Лето-2004». К тому же наконец-то мне пригодилась дорожная сумка «Мандарина Дак» – нежно-персиковое произведение искусства, настолько маркое, что его даже жалко было использовать по назначению.

В сумку я сложила вещи первой необходимости – бикини (уверена, что перед домом есть бассейн), кремовый летний плащ (его наброшу на плечи вечером, когда похолодает), вечернее платье на лямочках (для романтического ужина при свечах), комплект белья «Nina Ricci» (и младенцу ясно, что последует за романтическим ужином). В общем, экипировалась я на славу.

Когда Эдик меня увидел, он дар речи потерял.

Я кокетливо покружилась перед ним на каблуках.

– Что, нравлюсь?

– Не то слово, но…

– Что-то не так?

– Да нет, все так, просто… А ты не замерзнешь?

– У меня с собой есть плащ.

– А-а, – озадаченно протянул он, – а ты уверена, что тебе будет удобно ходить в таких туфельках?

– О, я ношу каблуки с двенадцати лет, – бодро соврала я, – разумеется, мне будет удобно.

– Что ж… Тогда поехали!

– Поехали! – радостно воскликнула я и водрузила на его плечо свой нежно-персиковый баул.

* * *

Его резиденция находилась не на Рублевском шоссе, а на Ярославском. Ехали мы довольно долго. По обочинам тянулись унылые, пропылившиеся деревеньки. Честно говоря, я не понимаю энтузиастов дачного отдыха. Ну что в этом может быть интересного – развалившись в продавленном полосатом шезлонге, блаженствовать под жужжание жирных мух? Или, подставив ягодицы палящему солнцу, уничтожать маникюр в борьбе с сорняками? Или купаться в пропахшем лягушками мутном пруду?

А деревянные туалетные кабинки – да я скорее пописаю в штаны, чем зайду в такую! А комары!

А крапива! Нет уж, не для меня все это. Точно не для меня.

Наконец Эдик свернул на боковую грунтовую дорожку. Я приободрилась – вот сейчас за этой рощицей покажется элитный коттеджный поселок радующий глаз помпезными особнячками и маняще-прохладными прямоугольниками бассейнов.

Вот сейчас…

Сейчас…

Машина остановилась.

– Боюсь, дальше придется пройти пешком. Подвеска у моей «Тойоты» низкая, по кочкам не проехать.

– А почему же здесь нет асфальтовой дорожки? – нахмурилась я.

– Не успели еще построить, – пожал плечами Эдик, – дачки-то новые совсем. Ты иди, я возьму твою сумку.

Я нехотя вылезла из машины и мрачно констатировала, что изящным босоножкам «TJ», похоже, пришел конец. Дорога выглядела так, словно еще вчера на ней устраивали тракторные заезды. Глубокие рытвины с раскисшей грязью, коричневые лужи. Может быть, снять обувь, босиком пройтись? Но тогда мои ноги будут грязными, а я только вчера сходила на педикюр.

– Что ты остановилась-то? Идем, это совсем недалеко, – Эдик обернулся, желая меня приободрить.

Лучше бы он этого не делал. Не так-то просто сохранить равновесие, если ты обвешан разнокалиберными сумками, как новогодняя елка хлопушками, а под твоими ногами – скользкая глина. Нога Эдика соскользнула с глиняной кочки. Несколько секунд он размахивал руками, балансируя, точно паяц на канате, а потом плашмя повалился в чавкающую жижу.

– О боже! Нет! – вскричала я. Сейчас мне стыдно об этом вспоминать, но в тот момент меня больше всего заботила судьба нежно-персикового саквояжика «Мандарина Дак», который по закону подлости оказался под барахтающимся в грязи миллионером.

Ну почему так получается? На пакет с маринованным мясом для шашлыка не попала ни одна капелька грязи, а моя лучшая сумка стала похожа на торбу десантника, с которой тот не один километр прополз по-пластунски.

– Со мной все в порядке, – смеясь, Эдик поднялся на ноги, – надо же, сел в лужу! В прямом смысле. Да еще и на глазах у красивой девушки.

Я заставила себя улыбнуться, хотя мне было обидно до слез. Ну ладно, в конце концов, это же просто сумка. Ну и пусть, что я три месяца откладывала деньги, чтобы ее приобрести. Зато, если Эдик на мне женится, я смогу покупать такие сумки три раза в день. Уверена, через много лет мы будем посмеиваться, вспоминая этот случай. «Дорогой, а помнишь, как ты извалял в грязи мою первую сумочку “Мандарина Дак”?» – «Конечно, милая! Вот это были деньги. На тебе еще пять тысяч долларов, купи сколько хочешь сумочек, любимая!»

– Саш, чего улыбаешься? У меня такой дурацкий вид?

– Что ты! Я смеюсь над своей сумочкой. Она так забавно выглядит, когда грязная.

– Извини, – смутился он, – в понедельник пойдем в магазин и выберем тебе новую.

«Вот это другой разговор!» – одобрительно подумала я и, стараясь не испачкать босоножки, бодро пошла за ним.

Рощица расступилась, и я увидела поселок… то есть это был вовсе не шикарный коттеджный поселок, а нагромождение убогих деревянных дачек. Что происходит? Неужели мы заблудились? Оставалась, конечно, надежда, что наш, миллионерский, поселок находится еще дальше. Но надеялась я напрасно. Потому что возле одной из лачуг Эдик, довольный и грязный, остановился и объявил:

– Ну вот мы и добрались. Проходи, чувствуй себя, как дома.

* * *

Итак, вместо того чтобы шлифовать загар у прохладного бассейна, мне пришлось шлифовать мангал для шашлыков у ледяного колодца. А мой миллионер тем временем пытался смыть глину с тела, что было весьма проблематично, потому что ржавая струйка воды в деревянной душевой кабинке была такой тонкой, что под ней едва ли можно было отмыть даже хомяка.

– Сашуня, не подашь мне полотенце? – прокричал он. – Я забыл взять.

– А где оно? – мой голос дрожал. То ли от холода – я была одета слишком легко, а пачкать белый плащ не хотелось, – то ли от бесконечного разочарования. Я чувствовала себя ребенком, которому великовозрастный шутник подсунул конфету-пустышку.

– Посмотри в шкафу на веранде.

Оставив мангал на траве, я пошла в дом. Босоножки все же пришлось снять – от одной из них отвалился хлипкий ремешок. Столь изящная обувь не предназначена для хождения между грядками, равно как гоночная машина не предназначена для езды по глиняным рытвинам.

Произошедшее в голове моей не укладывалось. Почему?! Почему, почему человек, который ходит в спортклуб, где годовое членство стоит пять тысяч долларов, который носит продукты творчества Тома Форда, который колесит на приземистой гоночной «Тойоте», почему он привез меня в эту дыру?!

Напрашиваются два варианта.

Вариант первый. Это хитромудрый психологический тест. Таким незамысловатым способом Эдуард хочет проверить, что меня интересует больше – его деньги или он сам. Если так, то это весьма наивно с его стороны. Естественно, я сделаю вид, что все в порядке, что я в восторге от фанерной халупы, и от сального мангала, и от комариного жужжания. «Я не расплачусь, нет!» – думала я, смахивая набежавшую слезу. Как назло, на глаза попалась грязная сумка «Мандарина Дак», которая сиротливо валялась на веранде. Глина немного подсохла, и стало понятно, что мой стильный баул еще и форму изменил.