— Я скучал, — выдохнул он и прижался к ее губам. Все заволокло туманом. Время на площади у Трех вокзалов милосердно замедлило свой бег… К сожалению, не застыло навечно — так не бывает.

Они очнулись разом, словно вынырнули из-под толщи воды. Оглушенные, потерявшие ориентиры в пространстве времени, не понимающие, что делать дальше.

Владимир осознавал, что получилось глупо — он не планировал этой вспышки, но ему стало не по себе, когда он увидел панику, заплескавшуюся в глазах Терезы. Так смотрят в глубину пропасти, когда летят туда, вниз, когда с каждой секундой увеличивается скорость падения…

— Садитесь в машину, — сгорая от неловкости, немного резко сказал он и открыл перед ней переднюю дверь машины. Владимир внезапно испугался, вдруг Тереза побежит от него прочь.

Они молча ехали по московским проспектам. Зубов ожидал сцены, гневных восклицаний, едко-ироничных отповедей. Но Тереза сидела, сжимая розы неподвижными пальцами, и смотрела в окно. Через несколько перекрестков он не выдержал молчания, остановил машину на обочине, схватил ее руки в свои — они, конечно же, были ледяными, — и стал целовать:

— Поедем ко мне. Пожалуйста.

Да что такое! На самом деле ему хотелось ее успокоить, приободрить. Может быть, попросить прощения — понять бы еще за что… Но вырвалось это. И получилось как-то не очень.

Она помолчала, а потом спокойно произнесла:

— Откройте, пожалуйста, двери, Владимир Александрович.

— Тереза!..

— Будьте так добры, — отвернулась она, пытливо разглядывая что-то в окне.

— Тереза, давай поговорим.

— К сожалению, говорить нам не о чем. Хорошего вам дня.

Он нажал кнопку, и двери разблокировались.

— Но ты не можешь отрицать, — закричал он, пока она забирала сумку с заднего сидения, — что между нами что-то происходит! Не придумал же я все это сам!

— Нет, — она вдруг посмотрела ему в лицо, — не придумал. И нет, я ничего отрицать не буду. Вопрос в другом — как теперь мне с этим жить.

И она ушла.

Владимир даже не переживал. Все произошло так, как должно было произойти. Он спокойно отправился по своим делам, потом, вечером, блистательно отыграл спектакль. Послушал возмущенную речь режиссера о том, что «эта странная женщина» позвонила в шесть тридцать утра, когда все приличные люди спят, и сообщила, что осталась дома и в Москву не приедет. Потом Владимир поехал домой. И напился.

Глава двенадцатая

Когда Тереза была в таком огнедышащем состоянии, никто и ничто не могло ей сопротивляться. Она ворвалась в квартиру через шесть часов после встречи с Зубовым. Билеты для отъезда за границу и отель забронировала еще в поезде — благо в Тунис, куда она решила отбыть, не требовалась виза, а туроператор изыскал ей горящую путевку. Тогда же созвонилась с тренером Якова и поставила его перед фактом, что сына неделю не будет. Тот, услышав ее голос, не стал даже спорить. «Хорошо-хорошо», — ответил и Яков, перезвонивший тут же узнать, в чем дело. Мать сообщила, что они уезжают на неделю — и подробностей не будет. Иван беспокоить родительницу и не стал вовсе. Ему было достаточно фразы брата о том, что мама, кажется, сильно не в себе… Александру было велено отчитать свои лекции и прибыть в Тунис в такую-то гостиницу не позднее, чем через два дня. Выяснять, почему такая срочность, он не стал.

Так что на следующий лень она с детьми очутилась в Тунисе, где был белоснежный песок и спокойный роскошный отель. Скоро к ним присоединился муж. Неделя пролетела быстро: масса впечатлений, красивая страна. Развалины Карфагена, путешествие на верблюдах, извилистые улочки старого города, французский язык. А главное, плюс-минус четыре тысячи километров до Владимира. До ее нелепо и неожиданно вспыхнувшего влечения…

Конечно, по прошествии пары дней ей удалось уговорить себя, что это все случайность. Случайность — и следствие яркой неудовлетворенности. Отношения с мужем последние несколько месяцев оставляли желать лучшего, получалось так, что они избегали друг друга и в постели. К сожалению, их ссоры не приводили к бурной сексуальной разрядке, приносящей удовлетворение обоим. Тереза после очередного скандала не хотела даже случайно касаться супруга, не говоря уже о том, чтобы заниматься с ним любовью.

Она всегда поражалась тем семейным парам из числа их знакомых, которые умудрялись мириться в постели, которым скандал был необходим для того, чтобы почувствовать всю гамму чувств, как в первый раз… Которые, скорее всего, и ругались лишь для того, чтобы потом бурно примириться… К сожалению, они с Александром так не умели.

Сейчас же, далеко от дома они словно вернулись обратно в те благословенные времена, когда были друг для друга всем: любовниками, собеседниками, друзьями. Получилось так, что здесь, вдали от их настоящей жизни, они нашли вдруг себя… Они были счастливы. Дети были счастливы. Даже Яков не бурчал, что его сорвали со сборов.

Тереза же мечтала. Ей безумно хотелось привезти отсюда, из Африки, из жарких страстных ночей, ребенка… Непременно девочку. Удивительно похожую на нее. Тереза буквально видела ее наяву: белокурые локоны, зеленые глаза, смешная счастливая мордашка…

Когда Тереза сообщила об этом мужу в ночь перед отъездом, он как-то странно и диковато взглянул на нее и произнес со странной интонацией:

— Тебе не кажется, что у меня… у нас… детей достаточно.

Потом было возвращение в Питер, который за эту неделю вдруг успел стать весенним. Исчезли кучи снега на улицах, ветер перестал выдувать из тебя душу при выходе из дома. Люди сняли темную зимнюю одежду и нарядились в яркие куртки.

Тереза объявила себя невыездной из города. На неопределенное время. Объяснила это тем, что издательство набрало заказов — истинная правда. Они запускали еще одну серию брошюр, про туризм выходного дня — опять же правда… Она не успевала сдать книгу, уже подходили сроки, — и тут она не лукавила. Все это требовало ее постоянного присутствия. Это была не совсем правда, но ничего, все это проглотили… Телефон и Интернет — пожалуйста, она доступна почти в любое время.

Получилось так, что Тереза практически весь апрель была дома. И потихонечку она осознала, что осталась одна. Ее мужчины жили своей жизнью.

Муж все время был на работе или просто занят. Он переделывал монографию под брошюры — согласился-таки. Если бы не этот факт, то разговаривать им было бы не о чем… Опять не о чем.

У Ивана появилась девушка. Он делил свое время между любовным увлечением, очередными компьютерными курсами и играми в Интернете. По причине крайней занятости нахватал двоек по географии, физкультуре, информатике… А не надо было вступать в дискуссию и доказывать преподавателю, что тот не обладает достаточной квалификацией, чтобы делать ему, Ивану Туру, замечания. Этого не любит никто. И вот сын теперь страдал — и исправлял оценки.

С Яковом все было понятно — приближались очередные спартакиады, чемпионаты. К тому же возраст подходил — парень жаждал перебраться в высшую лигу и выступать наравне со взрослыми. И он целеустремленно, с полной самоотдачей и с известной долей фанатизма над этим работал. Тереза могла лишь переживать: гимнастика гимнастикой, но такой интеллект пропадает! Поэтому она организовала ему не просто экстернат, а наняла таких преподавателей, чтобы должным образом развивать его недюжинные умственные способности.

Таким образом, все ее мужчины были заняты. И получалось, что женщина была необходима, пока она, подобно Констанции, все время исчезала. Как только она сдавалась и говорила: «Все-все, вот она я, сижу себе смирно в башне из слоновой кости», то выяснялось, что интерес к ней пропал. А действительно, что теперь-то в ней любопытного: ни тебе дракона, которого надо уничтожить, ни разбойников, от которых необходимо отбить красавицу. Вот и пусть себе сидит, ждет, когда до нее дело дойдет…

Нет, Александр был мил, но всегда занят и погружен в свои мысли… Сыновей она по-прежнему видела по воскресеньям — как и тогда, когда моталась по всей стране и больше жила в поездах, чем дома.

Происшествие в Москве не то чтобы забылось, но заретушировалось последующими неделями. Потеряло резкость. Остались неловкость и чувство вины. Но очень уж хотелось себя убедить, что припадок страсти ей лишь померещился. А Тереза Тур всегда умела выполнять поставленную задачу.

Владимир за этот месяц проявился один раз. Он отправил ей письмо по электронной почте — необходимо было ехать в Волгоград отсматривать натуру для съемок. Тереза отправила заместительницу Ларису — поехать сама не смогла. Если та удивилась — к проекту «Сталинград» начальница никого не подпускала, — то никак это не прокомментировала. Села в самолет и отбыла. А то, что Лариса не понимала, зачем она там вообще нужна, так это не ее дело…

Прошло три дня, заместительница появилась в Питере и отправилась докладывать. Тереза была рассеянна, слушать особо не стала. Спрашивать, что происходит, Лариса не сочла нужным — она была умной женщиной. А также по-своему придавленной жизнью, внимательной к окружающим и беззаветно преданной Терезе.

Заместительница всегда помнила тот момент, когда ей позвонили и сказали, что вертолет, на котором летел ее муж, сбили… Нужно было организовать похороны, а родственники мужа учинили безобразный скандал, превратившийся потом в раздел имущества. И тогда рядом оказалась не только ее сестра, но и эта спокойная, доброжелательная женщина. Тереза Тур.

Они до этого особо не общались — Лариса была младше сестры и ее одноклассницы на шесть лет. К тому же Тереза не умела сочувствовать. Не умела стенать и плакать за компанию. Зато всегда умела реально помочь. Найти адвокатов. Дать работу. Организовать переезд в другой город. И не лезть в душу.

А теперь… Теперь Лариса пару дней созерцала Владимира Зубова — и у него было такое же незаинтересованное выражение лица, когда он спрашивал о Терезе. Как и у ее начальницы, когда при ней упоминали об актере.