Она отпила немного шампанского и поставила бокал на столик рядом с диваном.

— Вы все еще намерены вызвать полицию? — робко спросила девушка, готовая к самому худшему.

— Если бы я сделал это, то сам чувствовал бы себя преступником, — откровенно признался Лайл.

Впервые за этот вечер Виола вздохнула с облегчением.

— Спасибо! — от души поблагодарила она. — И все же мне придется сознаться, что бомба не взорвалась… Мачеха будет очень сердиться на меня за то, что я не справилась с этим, я знаю…

— Но разве это ваша вина? — удивленно спросил Лайл. — Наверное, какая-то неисправность взрывного устройства.

— Я… передвинула часовой механизм, — созналась Виола.

Бросив на Рейберна робкий взгляд из-под густых ресниц, она продолжала:

— Предполагалось, что вы до поздней ночи пробудете в палате общин. Ваше расписание им хорошо известно… Поэтому взрыв должен был прозвучать после того, как вы вернетесь домой. А моя задача заключалась в том, чтобы спрятать бомбу где-нибудь в комнате, в укромном месте, чтобы вы ее не заметили…

— Хотелось бы мне знать — а как вам вообще удалось сюда проникнуть? — с любопытством взглянул на Виолу хозяин дома.

— Подруга моей мачехи помогла мне взобраться на ограду вашего сада — того, что позади дома, — начала объяснять девушка. — Мне показали, как открыть окно перочинным ножом. Я залезла внутрь и снова закрыла его…

При этом она посмотрела на окно, о котором шла речь.

— Я и не предполагал, что так легко проникнуть в мой дом, — со смехом признался Рейберн. — Придется сделать на окнах более надежные запоры, иначе можно стать жертвой грабителей.

— Обязательно, — с серьезным видом согласилась с ним Виола. — Да и перебраться через ограду совсем несложно, особенно если тебя кто-нибудь подсадит…

— Вы должны были только спрятать бомбу?

— Да, а затем, удостоверившись, что все тихо, выскользнуть из дома через главный вход, — продолжала Виола. — Но я знала, что, если этот взрыв будет удачным, мне и в дальнейшем придется участвовать в суфражистском движении и, возможно, делать какие-нибудь даже более ужасные вещи… Вот тогда я и решила остаться возле этой бомбы и умереть!..

— Да как вам только могло прийти в голову такое! — в сердцах воскликнул Лайл. — Вы молоды. У вас впереди вся жизнь… Как же можно добровольно обрывать ее, да еще таким диким способом?

Виола вздохнула. Казалось, этот вздох идет из самых глубин ее существа.

— Папа, наверное, был бы опечален… но я думаю, он бы меня понял…

— Понятно. Однако вы, должно быть, не такая уж трусиха, как говорите, раз смогли пробраться в мой дом и решиться на такое, — продолжал Рейберн. — Разве у вас нет других родственников, у которых вы могли бы жить, если мачеха так третирует вас?

— Не думаю, что я кому-нибудь из них нужна… Да и, потом, она все равно меня не отпустит, — подумав, ответила Виола. — Видите ли, мачеха считает, что в каком-то смысле я для нее даже… выгодна.

— Что вы имеете в виду?

— Мой отец был достаточно известным человеком, и если бы взрыв удался, мачеха объявила бы во всеуслышание, что именно я, его дочь, подложила бомбу в ваш дом. И тогда меня бы арестовали и заключили… в тюрьму… а дело со взрывом привлекло бы всеобщее внимание благодаря громкому имени отца…

Виола произносила слова с видимым усилием, и Лайл понял, что она и в самом деле смертельно боится угодить в тюрьму. Впрочем, молодого человека это вовсе не удивило.

Все газеты того времени были полны описаний ужасов, которым подвергались в заточении женщины, решившие пойти на все ради победы суфражистского движения.

Находились даже такие кровожадные репортеры, которые получали садистское удовольствие, живописуя отвратительные подробности этих мучений — например, насильственного кормления несчастных узниц через нос.

Точно так же смаковались картины унижений, которым подвергались суфражистки, попавшие в руки полицейских, в большинстве своем, мягко говоря, не симпатизировавших женскому движению.

Подобные обстоятельства могли бы испугать любую даму из высшего общества, а уж тем более такую чувствительную особу, каковой, по мнению Лайла, была Виола.

— Нам надо придумать какое-нибудь убедительное объяснение того, что произошло, — решил он. — Тогда никто не посмеет обвинить вас в том, что взрыв не удался, и никаких наказаний со стороны мачехи не последует!

Виола с надеждой обратила свой взор на Рейберна, и молодой человек, немного подумав, предложил:

— Мне кажется, лучше всего сделать так — вы должны сказать, что спрятали бомбу, как и было задумано, и тут же покинули мой дом. При этом вас никто не заметил.

Он помолчал, размышляя.

— Поскольку никаких сообщений о взрыве в прессе не последует, ваша мачеха, естественно, подумает, что бомбу вовремя обнаружили и обезвредили, решив не оповещать полицию об этом инциденте.

— Вы и вправду полагаете, что мне надо так поступить? — с надеждой спросила Виола.

— По-моему, это отличный план. Никому и в голову не придет, что бомба не взорвалась по вашей вине, — категоричным тоном изрек Лайл.

— О, благодарю вас!.. От всего сердца благодарю…

По голосу девушки чувствовалось, что у нее с души и впрямь свалился камень. Впервые за вечер на ее щеках даже заиграл румянец.

— Но вы должны пообещать, — продолжал Рейберн, — что постараетесь больше никогда не делать ничего подобного.

— Разве это от меня зависит? — беспомощно проговорила Виола. — Мачеха настаивает, чтобы я участвовала в их движении. Она говорит, что от меня ни в чем нет никакого толку, а мое единственное достоинство — то, что я дочь своего отца…

Помолчав с минуту, девушка добавила:

— Напрасно вы помешали мне умереть!.. Когда я находилась рядом с бомбой и ждала взрыва, я и вполовину так не боялась, как сейчас… Неизвестно, что еще может прийти ей в голову… что еще она заставит меня сделать…

— Ну, не стоит так отчаиваться! — произнес Лайл, пытаясь ее успокоить. — Наверняка все не так страшно, как вам кажется…

Он произнес эти слова машинально и в ту же секунду понял, что со стороны они звучат так: «Я умываю руки. С меня хватит ваших проблем. Отныне занимайтесь ими сами!»

Должно быть, чуткая душа Виолы почувствовала нотку равнодушия в его голосе, потому что девушка торопливо проговорила:

— Извините… Я, наверное, вас задерживаю.

Вы ведь такой занятой человек. Пожалуйста, простите меня… и благодарю вас за вашу доброту!..

И она нагнулась за шляпкой, которая до сих пор так и лежала на полу.

«Однако, отправляясь на свое черное дело, — неожиданно подумал Рейберн Лайл, — она, несомненно, выбрала не очень подходящий головной убор!»

Действительно, это была кокетливая соломенная шляпка с широкими полями, украшенная веночком из белых роз, настоящая девичья шляпка, надев которую Виола стала выглядеть еще моложе и трогательнее.

Только сейчас Лайл обратил внимание на ее платье — дорогое, выгодно подчеркивавшее всю ее стройную фигуру, в особенности тоненькую талию. Опытный глаз молодого человека сразу определил, что эта фигурка не нуждается ни в каких ухищрениях вроде жесткого корсета, без которого большинство женщин не могут обходиться.

Была в ней удивительная грация, врожденное изящество. Сейчас, когда она стояла, готовая в любую минуту уйти, она напоминала Лайлу стройную газель или молодого олененка, одного из тех, что мирно паслись под могучими дубами в парке его загородного поместья.

Виола протянула ему руку. Он пожат ее и сразу заметил, как холодны ее тонкие пальцы.

— Как вы собираетесь попасть домой? — поинтересовался Лайл.

— И все же вы должны попытаться, — убежденно произнес Лайл. — И помните — вы дали мне слово! Теперь, что бы ни случилось, я могу быть уверен, что вы его не нарушите?

— Нет, не нарушу, — тихо проговорила Виола. Он открыл дверь и пропустил ее вперед. Они вышли в холл, где по-прежнему не было ни души. Виола обернулась к Лайлу.

— Вы были так добры! — сказала она. — Еще раз большое спасибо. И знайте — я вас никогда не забуду!..

Лайл улыбнулся. Несколько минут они не отрываясь смотрели друг на друга, и молодому человеку показалось, что глаза Виолы стали еще прекраснее, чем были, когда на ее лице заиграла ответная улыбка.

Открыв парадную дверь, он проводил девушку до экипажа, который все еще стоял у входа.

— Отвезите эту леди на Керзон-стрит, — распорядился Лайл. — И тут же возвращайтесь.

— Слушаюсь, сэр, — ответил шофер. Когда Виола шагнула в экипаж, на мгновение из-под подола ее платья показался кончик кружевной нижней юбки и миниатюрная ножка, обутая в изящную лайковую туфельку.

Затем дверца за ней закрылась, экипаж тронулся в путь, а Рейберн Лайл вернулся в дом, находясь под сильным впечатлением от этой встречи.

«Никогда в жизни я не знакомился с женщиной при столь фантастических обстоятельствах!» — признался молодой человек самому себе.

Возвратившись в кабинет, он некоторое время смотрел на остатки невзорвавшейся бомбы, теперь напоминающие груду мусора.

Разве мог он подумать, выходя из палаты общин, что по возвращении домой его ждет такой сюрприз? Однако, как бы то ни было, надо первым делом убрать эту грязь с коврика у камина.

И он позвонил в колокольчик. Отдав распоряжения слугам, Лайл вспомнил еще об одной вещи — следует позаботиться о том, чтобы впредь в его дом нельзя было бы проникнуть столь беспрепятственно.


Как и было ему приказано, шофер высадил Виолу у начала Керзон-стрит, и девушка поспешно направилась к дому своей мачехи — высокому зданию с широкими ступенями и украшенной золотыми наконечниками оградой.

Только благодаря деньгам леди Брэндон семья смогла переехать в более просторное и внушительное жилище, чем то, что они занимали при жизни матери Виолы.

Девушка часто задавалась вопросом — а не было ли одной из причин вторичного брака отца его желание иметь большие деньги? Ведь до тех пор им с трудом удавалось сводить концы с концами.