— Разве какая-нибудь юридическая школа захочет принять человека, который получит диплом в пятьдесят лет? — задала она риторический вопрос.

— Да, им это невыгодно, — согласилась Пери. — Я сама частенько думаю, не поздно ли я попыталась заняться самостоятельной коллекцией? Я смотрю вокруг и вижу, что и без меня полно людей, которые создают необычные вещи.

Кейси подняла вверх указательный палец:

— Не говори ерунду! Я видела сегодня твой кошелек — это шедевр.

— Ты имеешь в виду тот, который я связала? — с волнением поинтересовалась Пери. — Это мелочь, одна из тех вещиц, когда покупатель не может вспомнить, где видел «что-то подобное».

— Нет, дорогая моя, уж ты мне зубы не заговаривай, — настаивала Кейси. — Ты Делаешь очень стильные вещи.

Пери робко посмотрела на нее:

— Правда? Вообще-то я недавно отправила образцы своих изделий в два фирменных магазина. Они посмотрели и пообещали попробовать их продать. Но пока я к ним не заходила.

— А они?

— Тоже молчат. Видимо, им это не слишком нужно.

— Может, ты неправильно позиционировала себя и свою работу?

— В каком смысле?

— Послушай, милая моя, представь себе: я пришла в магазин выбирать себе сумку и вот среди множества кожаных и пластиковых вижу вязаные. У меня перед глазами все смешалось, полная неразбериха — дизайн, марки, размеры, цены. Совсем другое дело, если я иду мимо, а в витрине — одна или две вязаные сумки. Это привлекает внимание и запоминается. Понимаешь?

— В витрине? — переспросила Пери.

— Между прочим, да, — рассмеялась Кейси. — Недавно я именно там увидела твою сумочку.

— О Боже! Правда? — Пери чуть не подскочила на стуле. — Мои сумки в витрине. Я хочу это сфотографировать — немедленно!

Она в нетерпении схватила Кейси за руку.

— Я думала, у вас с Джорджией договор на эксклюзивное распространение, поэтому и не стала говорить при ней, — пояснила Кейси. — Не волнуйся, сейчас допью пиво, и мы туда с тобой сходим. Я хорошо запомнила, где это.


Наступило как раз то время, когда большая часть населения испытывает душевный подъем и настоятельное желание выпить. Неделя подходила к концу, впереди маячили беззаботные выходные, но у Джорджии было совсем иное настроение — ей ничего не хотелось, разве только побыть в одиночестве и тишине, подальше от всех людей.

Благодаря заботам друзей она побывала на консультации у доктора Пола Рамиреса, лучшего специалиста в городе по онкологическим заболеваниям. Медицинские журналы назвали его лучшим врачом Гарварда и Йеля. Рамирес оказался мужчиной невысокого роста, с очень длинными пальцами и со странной привычкой не смотреть в глаза во время беседы. Джорджии так и не удалось поймать его взгляд.

Доктор осмотрел ее, сделал ультразвук, после чего подтвердил необходимость хирургического вмешательства. Однако он предупредил ее и о риске: возможно, во время операции придется удалить оба яичника или даже матку, к тому же есть опасность поражения кишечника.

— Что же у меня останется? — спросила Джорджия, но Рамирес только покачал головой, слегка улыбнувшись, словно она сказала нечто забавное.

Анита сидела в кабинете и все записывала и при этом еще задавала вопросы, основываясь на информации, почерпнутой из Интернета. Они обменивались с Рамиресом таким количеством специальных терминов, что у Джорджии голова пошла кругом, но Анита ни на минуту не теряла бдительности. Со стороны наблюдать за ними было любопытно, если бы не одна неприятная деталь — они обсуждали ее тело. От одной мысли об этом Джорджии становилось дурно, и она теряла самообладание.

Доктор Рамирес, казалось, не только не беспокоился из-за сложившейся ситуации, а наоборот, — болтал с удовольствием, с педантичностью ученого поясняя некоторые детали. Джорджия рассеянно следила за движением его губ и тонких длинных пальцев, когда он сопровождал свою речь показом на экране фотографий внутренних органов. По всей видимости, он не находил в происходящем ничего удручающего и неприятного.

Неужели этот человек тоже кому-нибудь сочувствовал и мог плакать от жалости?

— У вас есть еще какие-нибудь вопросы, Джорджия? — спросил он наконец.

Вопросы? Какие у нее могут быть вопросы? А впрочем, нет, один все-таки имелся.

Будет ли она жить?

Но его ответ был слишком расплывчатым, типа «если будет вот это, то тогда возможно вот то…».

Непонятно и бесполезно.

— Постараемся действовать быстро, обдумайте все хорошенько, и тогда я договорюсь с хирургом.

Конечно, ей не требовалось много времени на раздумья в безвыходной ситуации.

— Я думаю, консультация прошла удачно, — заметила Анита, когда они вышли из клиники. Джорджия по-прежнему молчала.

Ей не слишком хотелось присутствовать на заседании клуба после всего услышанного сегодня, поэтому она прошла к себе, даже не поинтересовавшись, как дела в магазине. Анита тоже последовала за ней, ничего не говоря. Джорджия задернула шторы, скинула туфли и упала на постель. Анита сидела рядом на стуле, пока Джорджия пыталась справиться с собой и не расплакаться.

— Думаю, тебе лучше сегодня остаться тут, — предложила Анита, погладив ее по голове. — Отдохни, а я после клуба закажу ужин.

Она прикрыла за собой дверь и спустилась вниз. Но через четверть часа Джорджия присоединилась к ней — несмотря на усталость, она все же решила выйти. Кэт и Анита тихо разговаривали в углу у окна. Первой ее заметила Пери.

— Добрый день, как дела? — Пери отложила в сторону фотоаппарат, с которым возилась, и хотела было показать Джорджии фотографии своих сумок в витрине, но передумала, увидев хозяйку в таком плачевном состоянии. Даже Кейси перестала болтать, а Люси отложила спицы, забыв, что она уже полчаса пыталась научить Дарвин вязать горловину свитера. Джорджия не расчесала волосы, встав с постели, и теперь выглядела непривычно неопрятно. Но куда больше пугало ее утомленное бледное лицо.

— Привет, — произнесла она, обращаясь одновременно ко всем присутствующим. Кроме обычных участниц клуба, в магазине больше никого не было, но все, кто пришел, предпочли бы этим прекрасным летним днем сократить обычный урок вязания.

Джорджия помолчала с минуту, не зная, что добавить. Лучше, конечно, проявить стойкость и ничем не выдавать своих страданий — недостойно, даже постыдно демонстрировать свои проблемы перед окружающими. Но в последнее время ее поведение вызывало недоумение не только у Джеймса — почти все стали замечать, как она изменилась. Теперь ей придется выложить им всю правду: рассказать о походе к врачу и о том, что скоро их замечательное общение подойдет к концу… Ей нужно сообщить об этом ее дорогой девочке. И Джеймсу.

Она еще раз посмотрела на всех и глубоко вздохнула.


Почти никто не разговаривал, пока они спускались по лестнице. Пери шла впереди, за ней следовала Люси, потом Дарвин, помогавшая ей перебираться со ступеньки на ступеньку.

— Мне пришла в голову неплохая идея, — сказала вдруг Дарвин, чувствовавшая себя по-прежнему каким-то маргиналом в мире любителей вязания. — Что, если нам всем взяться за какую-нибудь вещь, шаль например? Это будет настоящий сюрприз для Джорджии.

— Хорошая мысль, но не знаю, получится ли у нас, — отозвалась Пери. — По-моему, только одна Люси довязала свой свитер до конца.

Больше всех остальных известие потрясло Пери, и она не знала, как справляться с магазином во время отсутствия Джорджии.

А вдруг ей вообще придется искать другую работу?

— Хорошее предложение, Дарвин, я помогу тебе с шалью, если, конечно, рисунок не очень сложный.

Пери, подумав, тоже согласилась. Люси остановилась на последней ступеньке, чтобы перевести дыхание. Они все хотели что-нибудь сделать для Джорджии, хоть как-то порадовать ее в это тяжелое время.


Кейси не спустилась вместе со всеми, а задержалась в магазине. Она не хотела оставлять Джорджию. Конечно, она не одинока — рядом Кэт и Анита, готовые сделать все возможное, чтобы скрасить этот вечер и развлечь Джорджию.

— Переезжай в мой отель, или разреши мне спать в комнате Дакоты, пока она не вернется, — предложила Кэт, когда они пили чай вчетвером. Следовало обсудить дальнейшую судьбу магазина и то, как Джорджии лучше восстанавливать силы после операции.

Если бы не причина, по которой она оказалась в центре всеобщего внимания, Джорджия, наверное, ощущала бы себя самым счастливым человеком. Ей еще никогда в жизни не выказывали столько сочувствия, привязанности и любви, как теперь, когда она заболела.

Никогда. Даже когда она была ребенком, когда сама родила ребенка, когда начинала свое дело и когда стала хозяйкой популярного магазина. Она всегда находилась в тени, принимая на себя весь груз повседневных забот, никогда не требуя ни от кого ни помощи, ни участия. В родительском доме все внимание отца и матери было сосредоточено на ее младшем брате Донни. В школе она участвовала в издании газеты, но ей доставалась только роль корректора, а все статьи и сенсации приходились на долю Кэт. Джорджия всегда ощущала себя комфортнее где-то на периферии, на задворках, нежели в ярких лучах славы и чужого интереса.

Достаточно того, что она делает счастливыми других людей. Даже в магазине ей нравилось, если ее покупатели находили все необходимое и потом гордились связанными вещами. И шерсть она выбирала тоже только для того, чтобы сделать приятное постоянным клиентам исходя из их вкусов и предпочтений. Ей хотелось, чтобы всем рядом с ней было хорошо и любой, кто обращался к ней с вопросом или просьбой о помощи, остался доволен.

Когда в магазине начали собираться участницы клуба, она тоже не стремилась оказаться в центре их кружка, а всего лишь поддерживала атмосферу комфорта и взаимопонимания, следила за порядком. Она приносила самые интересные журналы, где печатали коллекционные модели для тех, кто вяжет, и стремилась сделать эти занятия как можно более полезными и увлекательными, пока собственное тело не подвело ее…