— Она очень живая, умная девочка, — сказала Лилиан Фостер, посмотрев в окно, где солнце заливало маленький двор. Она прикинула, много ли времени у нее остается, чтобы побеседовать с сыном наедине. Поэтому она попросила сына тоже помочь ей на кухне, отпустив Джорджию. — Сколько тебе лет, Джеймс?

— Знаю, я уже не ребенок, мам.

— Знаю, знаю! Скажи мне сколько. Громко!

— В сентябре будет сорок.

— Вот именно, — ответила Лилиан, сжав его руку. — Я помню тебя еще совсем маленьким, твои ножки помещались в моей ладони, Джеймс. Почему же ты отнял у меня возможность знать Дакоту?

— Я понимаю.

— Нет, не понимаешь. Почему тебе потребовалось дожить до сорока лет, чтобы оценить свою семью? Джеймс Аарон Фостер, эта двенадцатилетняя девочка моя родная внучка. Родная! А я ее увидела только сегодня утром!

Лилиан грозно посмотрела на Джеймса.

— Ты даже не представляешь себе, как недоволен тобой твой отец. Он не спит из-за тебя уже две ночи.

— Мама, мне жаль, но ты же сама всегда говорила: «Не приводи в этот дом белую женщину!»

— Так это, оказывается, я виновата? Нет, сын. — Лилиан отпустила его руку. — Следовало срезать концы стеблей у роз. — Она указала на вазу с роскошными белыми розами, которые он ей подарил. — Ты глупец, если понял мои слова так прямо. — Она посмотрела на него с возмущением. — Черт побери, я говорила, чтобы ты не водил в наш дом белых женщин определенного толка. И вовсе не имела в виду ту, которую ты выберешь в жены! Я не хотела, чтобы ты вел дурную жизнь, позорил нашу семью.

Джеймс стоял совершенно убитый — он уже давно не чувствовал себя так скверно.

— Теперь послушай меня и запомни мои слова навсегда. Брак — святое дело, здесь не имеют значение ни раса, ни религия, ни национальность. Иначе мне пришлось бы сказать тебе, чтобы ты не смел во Франции жениться на черной католичке, поскольку мы баптисты! Меньше всего я хотела бы, чтобы в этой стране ты попал в какой-нибудь скандал и тебя обвинили в дурном отношении к белой женщине или еще придумали какую-нибудь клевету.

— Я понимаю, мама, теперь понимаю.

— Понимаешь? У тебя еще есть возможность все исправить. Знаешь, сколько времени потребовалось, чтобы выросли эти розы? Сколько солнца, воды, тепла и заботы им понадобилось? — Лилиан достала цветы и обрезала кончики стеблей. — Вот так же и с детьми: надо потратить много времени, сил и любви, чтобы они стали такими, как Дакота. А я до сих пор помню, каким ты был ребенком, хотя тебе и сорок лет. Мы с отцом всегда гордились тобой и переживали за тебя, поскольку ты так и не женился и не нашел своего счастья. Теперь я вижу, в чем дело.

— Я люблю Джорджию, — угрюмо произнес Джеймс. Он ощущал себя страшно виноватым.

— Хорошо, что хотя бы сейчас признался.

— Я боялся разочаровать тебя.

— Ты сделал неправильные выводы из моих слов. Я до сих пор не представляю, как она простила тебя.

Джеймс вздохнул:

— Я просил ее об этом, хотя для нее это было очень трудно.

— Я не уверена, что оказалась бы так же терпелива, как она, — сказала Лилиан, поставив розы обратно в вазу. — Почему даже рождение ребенка не заставило тебя рассказать нам все? Они бы гораздо раньше стати членами нашей семьи, эта прекрасная девочка и женщина, которая столько выстрадала, когда-то доверившись тебе. Неужели ты не понял, что к женщинам, подобным Джорджии, мои слова о белых не имеют отношения?

— Да, она необычный человек, очень умный и самостоятельный, она не хотела ни от кого зависеть; это она заставила меня измениться в лучшую сторону.

Лилиан покачала головой:

— Рада слышать, но ты должен понять, насколько был не прав. Это не я сделала такой глупый шаг, а ты, и отец никогда бы не закрыл перед тобой дверь из-за того, что ты выбрал в жены достойную женщину. Мне искренне жаль твою девочку — она так долго жила без семьи.

Джеймс подошел поближе к матери и почувствовал знакомый, любимый ею аромат духов.

Откуда-то из гостиной доносился веселый смех Дакоты.

— Знаю, я не прав, мам, — сказан он, прижав к щеке ее руку, — но я счастлив, что все так разрешилось.

Глава 24

После того как Анита погостила у Натана и вернулась, ей более всего на свете хотелось остаться у себя в Нью-Йорке и никуда не переезжать. Но своими соображениями она пока поделилась только с Джорджией.

— Я не чувствую себя такой уж старой, — сказала она, — у меня нет никаких особых проблем со здоровьем. Мои дети говорят, будто я слишком много работаю. Но за последние несколько месяцев я вязала только на занятиях в клубе.

— Но ты правда выглядишь усталой. Может, все-таки покажешься врачу? Или это отношения с Марти отнимают у тебя все силы?

Анита задумалась.

— Ты сейчас говоришь точно так же, как моя мать, царствие ей небесное: «Женщине не нужны временные отношения, она всегда стремится выйти замуж». Она меня вообще никуда не отпускала, пока мне не исполнилось восемнадцать.

— Если бы моя юность приходилась на нынешнее время, пришлось бы ждать свободы очень долго — возраст для замужества теперь около тридцати пяти лет.

— Да, забавно. — Анита поправила свои серебристо-пепельные волосы и принялась раскладывать шерсть. — Хотя когда я встречаюсь с Марти, я чувствую себя восемнадцатилетней девушкой. Мне нравится сам процесс романтических свиданий.

— Анита? А ты и он… вы любите друг друга? — Голос Джорджии стал совсем тихим.

Лицо Аниты вспыхнуло.

— Господи! — пробормотала она. — Если бы ты была моей дочерью, я была бы так счастлива! Но все же такие вопросы даже для дочери непозволительны.

— Я, наверное, чрезмерно любопытна. — Джорджия рассмеялась и разложила перепутанные спицы по номерам. — Но я спросила ради душевного спокойствия: мне нужно знать, что у тебя все хорошо.

— Конечно же, это не твое дело, но пока что я не знаю, любим мы друг друга или нет. — Анита разложила на столе мотки хлопковой нити и заметила, что не на всех из них проставлена цена. Надо же, до чего дело дошло — обсуждается ее частная жизнь; хорошо еще не сексуальные отношения! И что она так волнуется из-за этих вопросов? — Но я скажу тебе по секрету: мы уже думали о том, как лучше провести романтический уик-энд, — добавила Анита. — Наверное, снимем два номера в отеле.

— По-моему, это не очень хорошая идея.

— Моя ситуация несколько отличается от твоей, Джорджия: мы с Марти не так давно встречаемся и вовсе не так молоды и раскрепощены, как современная молодежь.

— Анита, вы знаете друг друга уже много лет.

— Да, но мы не ходили на свидания друг с другом.

— Это что, так важно? Может, ты просто боишься? — продолжала Джорджия менторским тоном.

— Я не принадлежу к тому типу женщин, которые сразу прыгают в постель к мужчине после нескольких минут разговора! — В голосе Аниты послышалось недовольство.

— Я говорила не об этом, Анита, я не предлагала вам скорее стать любовниками, — возразила Джорджия, просматривая дневник продаж. — Но неужели, по-твоему, нормально так не доверять человеку?

— Ты действительно полагаешь, будто безумная фантазия о любви между мной и Марти осуществима?

— Ничего безумного я в ней не вижу — люди находят друг друга в любом возрасте, а иногда брак выглядит более чем странно в глазах окружающих, например, такой брак, как у моих родителей.

— В их браке нет ничего странного, он абсолютно нормален. И я вообще не считаю, что кто-либо посторонний имеет право судить об их браке.

Анита подумала: все это и правда какое-то безумие; ну какая у нее может быть сексуальная жизнь — она слишком стара для этого. Что ей, заняться больше нечем?

— Пожалуй, — согласилась Джорджия, сосредоточившись на записях.

— Джорджия, мне сейчас трудно обсуждать этот вопрос. Честно тебе признаюсь, я пока ничего не знаю. — Анита вытащила из сумки записную книжку и ручку. — Мы с Марти пока не готовы перейти на новый уровень отношений. И к тому же я хочу сначала проконсультироваться у гинеколога и психотерапевта.

— Я не знаю, насколько ты нуждаешься в психотерапевте, но хороший гинеколог у меня есть, — ответила Джорджия, принявшись листать свою тетрадь в поисках нужного телефона. — Я не посещала ее очень давно, но это где-то на Парк-авеню.

Она отыскала номер и продиктовала его Аните.

— И нечего так волноваться из-за своего возраста, — продолжала Джорджия. — Многие женщины влюбляются и будучи еще старше, но, по-моему, это надуманные проблемы.

— Нет, я переживаю не столько из-за физиологии, сколько из-за своего душевного состояния. После смерти Стэна у меня была менопауза, и теперь я не знаю, как буду чувствовать себя в такой ситуации. Не слишком ли поздно для меня заводить подобного рода отношения?

— Хорошо, — сказала Джорджия, — все это глупости про «поздно» или «не поздно», согласна, тебя не переспорить, поступай как знаешь, но если тебя мучают сомнения из-за того, что ты виновата перед Стэном, я не буду больше заводить этот разговор.

— Правильно, — отозвалась Анита, застегнув сумку, — я тоже считаю, что говорить об этом бесполезно.

* * *

Забавно, из каких мелочей подчас вырастает крепкая дружба — весенняя встреча, посиделки в кафе, а получается, обретаешь настоящего друга в человеке, о котором и подумать ничего подобного не мог.

Так произошло и у Люси с Дарвин. Люси сама не могла понять, как получилось, что Дарвин стала ее по-настоящему близкой подругой. Но только именно с ней она с удовольствием делилась своими надеждами и тревогами относительно будущего ребенка. Она не могла посещать никаких курсов по подготовке женщин к материнству, поскольку была слишком занята. Но Люси и не очень-то расстраивалась из-за этого.