Джорджия уже надела свои лучший костюм и пила кофе, заказанный в ресторанчике Марти, сидя за столом и читая «Таймс». По субботам магазин не работал, но она все равно всегда находилась на рабочем месте. В короткой юбке Джорджия чувствовала себя не очень комфортно, да и в талии уже немного тесновато — всему виной небось пирожные Дакоты.

Дарвин расхаживала из угла в угол, держа в руках ложку и стаканчик йогурта, а Люси жевала пирожное с кремом, одно из выложенных Дакотой на большую тарелку. Люси — в черных брюках и белой рубашке, такой же широкой и свободной, как все ее свитера, — выглядела элегантной, посвежевшей и довольной.

— Отлично выглядите, Люси! — сказала Джорджия. — Только вот рубашка немного патриархального покроя, сейчас носят более узкие фасоны. Мисс Чжу со мной, наверное, согласится.

Дарвин рассмеялась:

— Нет, я так не считаю, Люси очень идет. Я плохо разбираюсь в моде, но думаю, вы не правы, Джорджия Уолкер!

Люси и Анита переглянулись и понимающе кивнули друг другу. Джорджия пожала плечами и улыбнулась.

— Вообще-то нам надо бы поработать, — пробормотала Анита. — Мы сегодня будем что-нибудь делать, Люси?

Анита проявляла удивительную настойчивость и работоспособность, она хотела закончить съемки непременно к началу июня, поскольку решила навестить семью Натана в Атланте.

Джорджия подумала о том, что приближается тридцатое мая, национальный День памяти, считавшийся официальным началом лета… Как она проведет его и что будет делать в июне, в июле, в августе?.. Пасхальный ужин получился восхитительным, Джеймс вел себя необычайно вежливо, и ягненок был приготовлен потрясающе, все прошло по-семейному спокойно и мило, но затем… Поцелуй… Он перевернул все ее планы, поднял такую смуту в ее душе, и теперь она не знала, что с собой делать. А потом он пригласил ее на прогулку, но в Сентрал-парк они не попали и пошли втроем в зоопарк смотреть на полярных медведей и обезьян. Джорджия вспоминала об этом как о недосягаемой идиллии, в которую ее осторожность не позволяла поверить. Всего лишь обычный счастливый воскресный день любой нью-йоркской семьи. Но не ее… У нее никогда такого не было, и теперь она боялась принимать подобный подарок судьбы как должное, ей все время казалось, будто все внезапно закончится и она снова останется наедине со своими проблемами и серыми бесконечными буднями…

«Будь осторожна, Джорджия Уолкер. Тебе придется дорого заплатить, если ты потеряешь бдительность, поскольку Джеймсу, как всегда, что-то от тебя нужно, у него наверняка есть какие-то задние мысли и планы насчет Дакоты… Он хочет забрать у тебя дочь… — До сих пор Джорджия не могла смириться с мыслью, что Дакота в равной мере нуждается и в отце, и в матери. — Он хочет увезти ее в Балтимор. И День памяти идеально подходит для такой поездки…»

Джорджия почувствовала, как внутри у нее словно снова затвердевает глыба льда. Едва она представила себе, что Джеймс целовал ее и приглашал на прогулку с определенным расчетом, неприязнь к нему тут же вернулась. Он рассчитывает на ее глупую доверчивость. Джеймс не изменился. Он просто ищет к ней подходы, чтобы опять манипулировать ею. Он пытается окутать ее показной иллюзией романтики и любви и принудить ее отдать ему дочь. Джеймс собирается забрать ее и увезти к своим родным…

Как она могла так нелепо попасться на эту удочку? Он всегда останется таким, как раньше. Джорджия для него только одна из любовниц, каких у него было множество. Почему-то в период их любовных отношений он никогда не заговаривал с ней о поездке в Балтимор и не приглашал ее в гости к своей семье, а теперь ему вдруг пришло в голову сделать это…

Дакота с радостью согласилась с ним поехать. Но Джорджия все же разгадала скрытые мотивы этой игры.

Она не отпустит дочь из города с отцом, который появился всего несколько месяцев назад, что бы он там ни обещал и как бы ее ни уговаривал. И потом, как доверить ему присматривать за Дакотой?

А что, если он не привезет ее обратно?

Нет, она никогда этого не допустит…

— Я не позволю тебе это сделать, Джеймс, никогда! — прошептала Джорджия, закрывая глаза и представляя себе, как Дакота бросится вон из комнаты, хлопнет дверью и наверняка прокричит очень громко:

— Я тебя ненавижу, мама, ненавижу!

Глава 14

«Придет день, когда ты просто смиришься с этим, — думала Кэт. — Привыкнешь к своей неприязни и перестанешь замечать ее».

Но это время, долгожданное и желанное, так и не наступило, ее по-прежнему уязвляла грубость и оскорбления мужа. Они до сих пор казались ей отвратительными, и она частенько ловила себя на мысли, что иногда желает ему смерти.

Прошло уже то время, когда она еще могла изменить свою жизнь — сделать карьеру, удачно выйти замуж, завести детей. Если ваша жизнь складывается так, как вы этого хотите, и вы всегда принадлежали только самой себе, то тридцать семь лет не столь уж большой возраст, невзирая на мелкие неудачи. Но у Кэт не было своей жизни, ее годы прошли впустую. Ей вдруг вспомнилось, как еще подростком она хотела сбежать из родительского дома; зря она тогда этого не сделала. Потом она так же мечтала удрать от Адама за месяц до свадьбы и тогда тоже ошиблась, подавив в себе это желание. Если бы она только могла предвидеть, в какой ад превратится ее совместная жизнь с мужем, как скверно она будет чувствовать себя в его семье, как бессмысленно растратит свою молодость, она ни за что не согласилась бы пойти таким путем. Вероятно, ей стоило хоть раз откровенно поговорить с отцом и матерью. Рассказать им о себе, о своих чувствах, надеждах, мечтах. Теперь уже поздно думать об этом, они погибли в автокатастрофе по вине пьяного водителя. И у нее не осталось никакого выбора, кроме как жить с Адамом, поскольку сил начинать свою жизнь сначала у нее уже не было, она чувствовала себя очень одинокой, ей даже не с кем было поделиться своими переживаниями. Не к кому пойти и не с кем поговорить, ни поддержки, ни друзей, ни будущего.

Временами она старалась убедить себя, будто это мелочи, ерунда, на которую не стоит обращать внимание. Нет ничего страшного в том, что у нее не сложились отношения с мужем (это еще полбеды, если бы не эгоизм и грубость Адама, его животная похоть и стремление иметь гарем для удовлетворения своих сексуальных фантазий). Правда, за свое терпение она получала бриллианты и годовые карты на обслуживание во всех элитарных клубах. Но семьи, дома у нее все равно не было. Каждый из них жил собственной жизнью. К тому же Кэт понимала: если она заговорит о разводе, то не найдет ни денег на хорошего адвоката, ни связей, чтобы отсудить достаточно средств к существованию, и проиграет дело — Адам оставит ее ни с чем.

Так во что же ей верить? Она не такой сильный человек, чтобы, как ее подруга, став матерью-одиночкой, начать жизнь с нуля. Она слишком привыкла к комфорту и роскоши и не сможет смириться с жизнью в нужде и страхе перед бедностью. Вероятно, она могла бы смириться с этим, когда еще не отказалась от самой себя. Но теперь — нет.

Поздно поворачивать назад. И чего она ждала? Что Джорджия все это время сохраняла к ней дружеские чувства и относилась к ней как раньше — с теплотой и доверием? Ничего подобного, их встречи служили тому доказательством. У Джорджии своя жизнь со своими проблемами. И в отличие от нее Джорджия знала, чего хотела.

У нее было все, что нужно для счастья, — дочь, подруги, даже любимое дело, и она во всем преуспела. Она состоялась в жизни, поскольку была упрямой и целеустремленной, предприимчивой и работоспособной. Короче говоря, таким человеком, которого все уважают, а Кэти со своими блестящими задатками оказалась пустышкой. И даже то, что имела сейчас, она получила путем предательства, и это приобретение не принесло ей ничего хорошего.


Возможно, если бы она уже сейчас была известным дизайнером, думала Джорджия, то имела бы свою фирму и ателье, которое работало бы над исполнением ее проектов. Она набрала бы целый штат сотрудников — дизайнеров, разработчиков, менеджеров, вязальщиц. И конечно же, ее продукция привлекала бы самыми доступными ценами.

Она сидела на переднем сиденье в такси, рядом с водителем, который пил воду из бутылки и читал газету, пока они стояли в пробках, и поглядывала на сумки, стоявшие позади. В одной из них лежало платье, способное потрясти воображение даже самой избалованной модницы, — из тончайшей золотой нити, настолько легкое и изысканное, что, казалось, оно окутывало тело подобно солнечному свету. Оно еще не закончено, Джорджия везла его, чтобы на примерке поточнее определить линию бюста Кэт и глубину декольте. Но общий силуэт уже почти готов, и платье можно представить себе таким, каким оно будет по окончании работы, — сияющим, восхитительным, нежным. Кэт хотела, чтобы линия талии непременно подчеркивала ее стройность и была максимально выразительной. Из всего, что Джорджии приходилось делать, это платье оказалось самым восхитительным творением, она даже придумала ему название — «Феникс».

Но Кэт захотелось, чтобы она сделала для нее еще одну вещь. Джорджия потратила на оба заказа не четыре, а шесть недель. Второе платье она назвала «Пуховка», поскольку его розовый цвет наводил на мысль о пудре. Нить для него она выбрала шерстяную с шелком, и все узоры и украшения были подобраны так, чтобы подчеркнуть женственность их обладательницы. К тому же цвет платья прекрасно гармонировал с оттенком кожи Кэт. В отличие от золотого Кэт пожелала, чтобы оно было длинным, до самого пола, платье, вполне заслуживающее эпитета «стильное». Кэт планировала носить с ним серьги, подаренные Адамом на Рождество. «В них такие огромные бриллианты, что их нельзя не заметить, — похвасталась Кэт, — я даже не ожидала, что он так расщедрится».


Десять минут задержки, черт! Джорджия ненавидела опаздывать. Такси свернуло с Бродвея и понеслось, петляя по улочкам Мерсер, Прис, Грин, пока не остановилось около дома Кэт. Джорджия взяла сумки и направилась к лифту. Она чувствовала облегчение, даже радость — больше не нужно встречаться с Кэт по средам, ездить с ней по магазинам, слушать ее болтовню.