с 10.00 до 20.00

без перерыва и выходных


Часы работы клуба вязания «Уолкер и дочь» были четко обозначены черными буквами на белой доске, вывешенной на лестничной площадке. Хотя на самом деле Джорджия Уолкер, обычно допоздна собиравшая и раскладывавшая по полкам разбросанные мотки шерсти и спицы, открывала дверь магазина только в четверть одиннадцатого или немного позже.

Джорджия сидела за конторкой, отвернувшись от окна, за которым шумел озабоченный делами и суетой Бродвей. В это время здесь проводились ежедневные распродажи, куда она, однако, не могла попасть, поскольку послеполуденное время целиком посвящала тем, кто нуждался в ее советах и наставлениях по части вязания. Делая аккуратные пометки в блокноте, она тихо вздыхала. Бизнес шел хорошо, но все могло быть еще лучше. В волнении она намотала на палец прядь каштановых волос — привычка, от которой она так и не избавилась с возрастом; из-за этого прическа к концу дня теряла форму. Откинув волосы с лица, Джорджия стерла карандашные записи в ежедневнике, стряхнув мусор от ластика с джинсов и мягкого шерстяного свитера, внесла изменения в бухгалтерские сводки и встала из-за стола, выпрямившись во весь рост — шесть футов плюс трехдюймовые каблуки коричневых ковбойских ботинок.

Она медленно прошлась по магазину, проводя рукой по уложенным в специальные отделения на полках моткам шерсти всех цветов и оттенков, какие только можно себе вообразить, — от белоснежного, темно-зеленого, ярко-малинового, кобальтово-синего, теплого янтарного, серого, кремового и до иссиня-черного. Шерсть была мягкая как шелк — и жесткая, колючая, вызывавшая зуд при соприкосновении с кожей, тонкая и толстая, узловатая и скользкая — все это ее, Джорджии, сокровища. Ее и Дакоты, разумеется, девочки, уже в двенадцать лет игнорировавшей советы матери и любившей слишком вызывающие и режущие глаз сочетания, ослеплявшие радужными переливами.

Дакота служила своего рода талисманом этого заведения и являлась одним из главных экспертов по цвету, может, даже самым зорким и предусмотрительным из всех: она умела подбирать тона и оттенки так, что они смотрелись неожиданно и изысканно. Джорджия давно уже заметила: ее дочь угадывает самые лучшие пути для воплощения замыслов и предлагает наиболее оптимальные варианты по выбору материала и фурнитуры. Наверное, больше всего в жизни Джорджия удивилась в тот момент, когда обнаружила, что Дакота уже не маленькая девочка, а фактически равноправный партнер, способный сказать: «Я помогу тебе решить эту проблему. Надо взять хороший крючок и исправить вот тут некоторые ошибки…» Магазин пользовался успехом, и одна из причин этого успеха и процветания — Дакота.

Джорджия направилась к выключателю, чтобы зажечь свет в магазине, и, нахмурившись, прислушалась к шагам потенциальной клиентки на лестнице. И действительно, через минуту прозвучал традиционный вопрос: «Можно заглянуть к вам?» Разумеется, Джорджия никогда не отказывала — ни самым ранним, ни припозднившимся посетителям. Она открыла дверь чуть шире, понимая, что ей не удастся сделать вид, будто чем-то занята и не слышала прозвучавшей просьбы, к тому же она и в самом деле свободна — не читает книгу, не красит волосы и даже не прилегла отдохнуть. «Что вас интересует?» — всегда готова была она произнести, проводя гостью в скромно обставленное помещение. Единственное, чего она　никогда никому не позволила бы, — это оставаться в ее владениях после девяти вечера: Дакота в это время приступала к выполнению домашних заданий. В любые другие часы Джорджия ни за что не упустила бы потенциального покупателя.

Да и вряд ли она вообще была способна выставить кого-нибудь за дверь без веской на то причины.

«Ты можешь идти домой, Анита», — каждый вечер говорила Джорджия своей верной подруге, присматривавшей за Дакотой, пока сама она беседовала со своими заказчицами, отнимавшими у нее массу времени. Но Анита, всегда в безупречном костюме от Шанель, только отрицательно качала в ответ седой головой и оставалась. А Джорджия продолжала обхаживать клиенток, уделяя им все внимание и терпеливо глядя на них зелеными глазами; лицо ее при этом всегда выражало доброжелательность, неизменную приветливость и симпатию к незнакомым людям.

«В торговле каждый твой шаг предопределяет будущий успех; будь неизменно вежлива с покупателями, — наставляла она Дакоту, стараясь приучить ее к основным принципам своей бизнес-теории. — От тебя всегда ожидают самого лучшего совета».

Анита, ее наставница и помощница, прекрасно чувствовала, когда Джорджия уставала и нуждалась в ее участии, особенно в последние минуты перед закрытием магазина.

«Для меня в радость помогать тебе», — говорила она.

Анита не хуже Джорджии разбиралась в палитре красок и текстуре нитей — они обе очень рано выучились основам мастерства у своих бабушек и знали множество секретов. Анита испытывала огромное удовольствие, рассказывая завсегдатаям магазина «Уолкер и дочь» о тайнах искусства вязания; еще большее наслаждение она, пожалуй, получала только тогда, когда вязала сама.


Анита впервые ощутила очарование процесса создания новых вещей в тот самый момент, когда няня попросила ее подержать в руках полновесный, мягкий и теплый моток шерстяных ниток. Под руководством своей бабушки она очень быстро освоилась со спицами и связала красивый зеленый кардиган, украсив его крупными пуговицами. А когда бабушка подарила ей еще и свитер, то будущая мастерица окончательно определилась со своими пристрастиями. Очень скоро она стала так же хорошо ощущать спицы и крючок в руках, как и ее наставница, а еще чуть позже выучила самые сложные петли и плетения, так что для нее уже не было ничего невозможного в сказочном шерстяном королевстве. В юности она обвязывала своих родителей, снабжая их свитерами и жакетами из ангоры, а после замужества — детей и мужа, слишком занятого на работе, чтобы тратить время на поиски подходящих вещей в магазине. Тогда ей приходилось заниматься вязанием по необходимости, дабы одевать детей и других членов семьи. И когда ее муж наконец стал преуспевающим бизнесменом, Анита не рассталась со своим увлечением. Уже будучи женщиной средних лет, она перестала покупать журналы с готовыми моделями и принялась создавать уникальный авторский дизайн.

Мать троих взрослых сыновей и бабушка семи очаровательных внуков-подростков, Анита, несмотря на свой возраст — слегка за семьдесят, все еще продолжала вязать.

«Анита — художник по натуре; вязание для нее не просто увлечение — это образ жизни», — говорил ее муж Стэн, когда его коллеги и люди, приходившие в офис, спрашивали, откуда у него такой роскошный пуловер. Стэн так ею гордился. Он поддерживал ее, когда она начала работать вместе с Джорджией — приходила раз в неделю в магазин, чтобы давать консультации и обучать вязанию тех, кто об этом мечтал. Анита не нуждалась в деньгах, она занималась всем этим только ради удовольствия, по зову сердца.

— Ты счастлива? — спрашивал ее Стэн в самом начале ее деятельности.

И она честно отвечала ему:

— Да.

Тогда он успокаивался и понимающе кивал ей. Он всегда был на ее стороне, во всех жизненных ситуациях.

Дакота оказалась ее единственной «приемной» внучкой, которую в отличие от всех остальных своих внуков и детей, живших кто в Израиле, кто в Цюрихе, кто в Атланте, Анита могла видеть как угодно часто. Со всеми остальными она обменивалась открытками и телефонными поздравлениями, но это были малоутешительные заменители настоящей семейной близости. Анита не на шутку опасалась, что разлука в конце концов негативно скажется на их отношениях. К тому же они виделись очень редко, и между этими встречами внуки вырастали настолько, что она каждый раз испытывала неловкость, обнимая их.


А потом она потеряла и Стэна. Внезапно и так неожиданно; она долго не могла опомниться. Они, как обычно, сели завтракать за стол, на котором стояли вазочки с вареньем, тарелки с тостами, кофе и сливки, когда у ее мужа случился сердечный приступ. Анита даже не успела подбежать к нему, прежде чем он упал на пол. Но когда она в ужасе позвонила своей невестке Бет в Израиль, то услышала в ответ, что, мол, это естественно, он старый человек и когда-нибудь все закончилось бы именно так.

Стэн оставил ей приличное состояние; заботы о муже, в которых она проводила свои дни, исчезли, и у нее появилось много свободного времени. Но ее обеспеченность вовсе не казалась утешительной — Анита остро переживала свое одиночество. По ночам в постели ей хотелось плакать от безнадежности, заснуть удавалось только к утру, и она читала журналы, грудами сваленные на ее ночном столике. Через месяц после похорон Стэна Анита заставила себя накрасить губы, надеть жемчуг и отправиться к Джорджии.

— Посмотри, покупателей у тебя все больше и больше; как ты собираешься справляться со всем этим в одиночку? — спросила она подругу. — Тебе нужен постоянный помощник, а не один раз в неделю.

Это было справедливое замечание. Дакота требовала внимания, и Джорджия разрывалась между магазином и повседневными бытовыми мелочами. Она прилагала немало усилий, чтобы удержать на плаву свой бизнес, и работала с шести утра до двенадцати ночи, раздражая обитателей нижних этажей постоянным шумом и восполняя свои энергетические затраты булочками и крепким кофе. Если бы у нее появилась надежная помощница, она больше времени уделяла бы дочери. Она будет очень рада, если Анита сможет приходить к ней каждый день после обеда. Джорджия не хотела нанимать сотрудницу, готовую работать только ради денег, и Анита в этом смысле оказалась бесценной компаньонкой — ее интересовал только сам процесс, а не вознаграждение.

— Вот когда бизнес пойдет в гору и станет приносить хорошую прибыль, тогда ты и начнешь мне платить, — сказала Анита Джорджии десять лет назад, в тот день, когда они договорились работать вместе.

Разумеется, магазин подавал большие надежды, в будущем продажи могли возрасти, а хорошо составленный бизнес-план гарантировал рано или поздно успех и популярность. Через некоторое время стали даже появляться заметки и упоминания в прессе, статьи об «удачном семейном предприятии “Уолкер и дочь”».