Когда девочка ворвалась в кухню, смех неожиданно застрял у нее в горле. Она остановилась и прижалась к Веронике при виде мужчины, читающего за столом газету.

Обхватив племянницу за плечи, Вероника посмотрела поверх ее головы на Купа. Заметив их появление, он поднял глаза от газеты. Когда он остановил взгляд на Лиззи, губы его изогнулись в удивительно милой улыбке. Его мрачные глаза сразу смягчились.

— Привет, малышка.

Вероника стояла как завороженная. Увидеть такое выражение на лице этого демагога она никак не ожидала. Пришлось заставить себя стряхнуть колдовские чары.

— Гм… Лиззи, это мистер Блэксток. Я тебе о нем рассказывала. Куп, это моя племянница, Лиззи Дэвис.

На мгновение лицо его напряглось, но тотчас расслабилось, прежде чем Вероника успела проанализировать причину.

— Рад познакомиться с тобой, Лиззи Дэвис, — сказал он. — Называй меня Куп.

— Хорошо, — скороговоркой пробормотала Лиззи, продолжая жаться к Веронике, чьи дрогнувшие нервы проделывали необъяснимый легкий танец.

— Я не ожидала увидеть вас в такую рань, — сказала она. Вчера, когда они встретились в кухне, было около полудня. Если бы сегодня не нужно было собирать Лиззи в школу, она бы еще спала и спала.

Куп равнодушно повел широким плечом — наверное, в пол-ярда.

— Мне нужно кое-что сделать. — Он откинулся в кресле, глядя прямо перед собой в свою газету и чашку с кофе. Он был в старых джинсах и расстегнутой рубахе в черную клетку поверх выцветшей черной футболки с бордовым верблюдом.

Вероника поймала себя на том, что ей трудно отвести от него взгляд, и была этим обеспокоена.

— Ты права, Лиззи, — сказала она, наклоняясь к племяннице. — Здесь намного теплее. Но ты согреешься еще больше, как только мы тебя накормим. Что бы ты съела на завтрак?

— Мюсли.

— И все? Ты не хочешь что-нибудь теплое? Может, хорошую пиалу с горячей овсянкой?

Лиззи состроила рожицу. Куп засмеялся.

— Я с тобой солидарен, Лиззи, — сказал он. — Это противная вещь.

Вероника посмотрела в его сторону.

— Зато полезная и сытная. Как раз до ленча хватит.

— Если только полезет в рот, — сказал Куп. — Потому что это невкусно.

Освободившись из рук Вероники, Лиззи медленно двинулась к нему.

— Мне не нравится овсяная каша, она вязкая, — застенчиво сказала девочка. Она посмотрела на его волосы и подняла было руку, словно хотела их потрогать, однако тотчас отдернула ее. Но при этом не перестала изучать его серьезным, пристальным взглядом. — Почему ваши волосы стоят прямо, как палка?

— Сам не знаю, детка. — Куп провел по волосам большой рукой с выпуклыми костяшками. — Так уж они растут, — сказал он, виновато блеснув белозубой улыбкой. — Возможно, потому что я стригусь слишком коротко. Может, если им дать отрасти, они лежали бы лучше. Но за короткими волосами легче ухаживать. — Он нагнул голову к Лиззи. — Хочешь потрогать?

Она подошла еще ближе. Куп взял ее руку и стал водить ею взад-вперед по кончикам своих волос. Девочка улыбалась уголками губ, ощущая под пальцами его густой ежик. Вероника размышляла, каков он на ощупь, чувствуя, как у нее самой начинают зудеть пальцы от желания его потрогать.

Куп тоже улыбнулся девочке и сказал:

— У тебя, несомненно, красивые волосы. Они очень шелковистые.

— Угу, — важно кивнула Лиззи. — Как у тети Ронни.

Пристальный взгляд Купа на секунду задержался на Веронике. Она могла только догадываться, на что похожа ее голова. Провести расческой по волосам не значилось в ее списке первоочередных задач на это утро.

— Да, — лениво согласился Куп наконец. — Как у тети Ронни. Только твои светлее.

Вероника налила себе чашку кофе и чуть не ошпарила язык после первого глотка. Тогда она открыла буфет и достала пиалу и стакан.

— Лизагатор[5], в котором часу приходит автобус? Он по-прежнему останавливается в конце квартала?

— Да. — Лиззи посмотрела на часы над плитой и подпрыгнула. — О, я должна одеваться! — Она помчалась вверх по лестнице.

Куп вернулся к газете. Переворачивая страницу, он выкроил секунду, чтобы взглянуть на Веронику и бросить камешек в ее огород.

— Вы знаете верный способ, как освободить помещение.

Вероника пожала плечами.

— Я просто еще не повесила ее расписание, — с отрепетированной небрежностью сказала она. Но замечание больно ужалило ее.

Она призналась себе, что легкость, с какой Куп общался с Лиззи, вызвала у нее приступ ревности. Этот человек без видимых усилий нашел путь к сердцу ее племянницы, чем и вызван был тот вопрос об автобусе. Вероника мысленно поежилась. Как можно быть такой мелочной? Ей не хотелось, чтобы Лиззи его боялась, но точно так же она не желала, чтобы он ей нравился. О чем это говорит?

Расставив на столешнице тарелки, Вероника достала с полки коробку мюсли и вынула из холодильника пакет молока. Она перенесла все это на стол, пододвинула на край и пошла за кофе. Стараясь вести себя, как подобает взрослому человеку, она изобразила приятную улыбку и села напротив Купа.

— С каких это пор они стали доставлять «Фоссил трибюн» по утрам? — сказала она, жестом показывая на развернутую перед ним газету.

— Они не доставляют, — ответил Купер и щелчком отогнул верхний край газеты, чтобы был виден штемпель «Нью-Йорк таймс».

Это застало Веронику врасплох. В первую секунду она просто удивленно смотрела, потом собралась и подняла бровь.

— Не так часто встретишь в этом маленьком городе.

Куп пожал плечами.

— Я получаю по подписке, эту и «Ю-эс-эй тудей».

— Подумать только! — воскликнула Вероника. — Как интересно! — Она тут же замахала рукой, отметая свой комментарий. — Извините, но у вас слишком светлые волосы. Создается впечатление, что выделаете все, чтобы бросаться в глаза. — Ее взгляд перекочевал на бледные волосы Купа. — Впрочем, если цвет к лицу… — Она нетерпеливо покачала головой. — Боже мой, откуда только берется этот вздор? Во всяком случае, я думаю, не из многочленного уравнения мисс Клэрол. — «Сколько можно нести чушь, Ронни! Закрой рот! Закрой немедленно!» — Вероника сердито посмотрела на Купа. — Это все из-за вас, вы знаете? Это ваша вина.

— Да? — Куп поднял черные брови. — И в чем моя вина? В том, что я попал на ваш маленький острый язычок?

Вероника почувствовала, как внезапный прилив тепла пробежал по веточкам нервов до самых их окончаний. Она наградила Купа взглядом, обычно приберегаемым для нерадивых рабочих, когда те не поставляли ей чего-то вовремя. «Не надо меня дразнить!» — как бы говорила она.

— Почему вы непременно должны поворачивать все в неприличную сторону?

— Неужто я это делаю? — спросил Куп.

— Вы прекрасно знаете, что делаете. И как вам удается меня провоцировать? — Вероника понимала, что, вероятно, поступает не самым умным образом, говоря ему все это. Сейчас он изучал ее с тем откровенным сексуальным интересом, который так ее обескураживал, и единственное, на что ее хватало сейчас, — это не ерзать в кресле. Она подняла подбородок и поспешила сменить тему. — Мне нужен ключ от «Тонка».

Вероника пожалела о своих словах, не успели они сорваться у нее с языка. Проклятие! «Ты знаешь, что совсем не обязательно обо всем извещать этого человека». Разумные инвестиции делает тот, как сейчас заметила бы Марисса, кто вкладывает понемногу. Но теперь было уже поздно.

— Хорошо, — кивнул Куп. — Я сделаю сегодня еще один ключ, когда буду в городе.

— Он мне понадобится раньше, — сказала Вероника. — К одиннадцати. — Это звучало невежливо.

Куп лениво выпрямился в кресле.

— Почему к одиннадцати? Что такого знаменательного произойдет в одиннадцать?

У нее не было никаких серьезных причин скрывать это. К тому же как управляющий он имел полное право быть в курсе дела. И все же каким-то непостижимым образом Вероника уклонилась от прямого ответа.

— Мне нужен ключ, — сказала она. — Хорошо?

Ее передернуло, так как у нее это прозвучало в гораздо более оборонительном тоне, нежели того заслуживала ситуация. Вероника условно называла это «фоссилским автоматизмом», рассматривая его как непроизвольную физиологическую реакцию, такую, как, например, коленный рефлекс. Это слишком сильно напоминало ей о прошлом — о том, что она преодолела в себе чрезвычайно тяжелым трудом. Но прежняя привычка, казалось, всякий раз снова поднимала свою уродливую голову, как только рядом появлялся Купер Блэксток.

Вероника всегда стремилась вырваться за пределы Фоссила, жаждая найти применение своим способностям. Ей всегда, сколько она себя помнила, нравились красивые вещи, а также доставляло удовольствие создавать их своими руками. Но ее любимый папа безжалостно насмехался над ее мечтами, на что она реагировала чаще раздражением, ибо никогда не умела искусно скрывать свои чувства.

Эти воспоминания заставили ее поморщиться. Но будь она проклята, если позволит себе впасть в ошибки прошлого. Вероника открыла было рот, чтобы извиниться (чем она, похоже, только и занималась все утро) и сказать, зачем ей нужен ключ к одиннадцати часам. Но прежде чем прозвучало очередное «извините», Куп с резким скрежетом отодвинул свое кресло и встал.

Сейчас он занимал даже больше места, чем сидя за столом. Или, может быть, его осязаемое недовольство создавало это ложное впечатление, поглощая весь кислород и скрадывая пространство вокруг них. Лениво-насмешливое выражение, которое он демонстрировал минуту назад, исчезло, и Веронике пришлось выдержать его суровый взгляд, установившийся на уровне ее глаз. Держа руки на бедрах, Куп отрывисто кивнул:

— Прекрасно. Вы получите свой несчастный ключ к одиннадцати. Но я должен сказать вам одну вещь, Принцесса. Я удивляюсь, как вам до сих пор еще не свернули эту вашу лилейно-белую шейку.

Напоследок он сердито сверкнул глазами, повернулся на каблуках и зашагал из комнаты.


В десять тридцать Куп забросил домой новый ключ и снова вышел, не обмолвившись ни словом с маленькой мисс Вероникой. Садясь обратно в автомобиль, он поклялся себе, что не станет обращать на нее внимания. Пусть делает, что ей хочется. Он близко не подойдет к «Гонку». Но без пяти минут одиннадцать он даже не заметил, что уже выезжает на улицу. Зачем он тратил на это свое свободное время, когда у него были более насущные дела? Шепча ругательства, тем не менее он сделал петлю на асфальте и припарковался неподалеку от бара. Оттуда, точно частный сыщик из недорогой короткометражки старых времен, Куп держал в поле зрения парадную дверь.