— Вы? За что? — Маленькая девочка подняла глаза с живым интересом.

— За то, что так долго собиралась поговорить с тобой о твоих маме с папой.

Лиззи притихла, и яркий блеск в ее глазах пропал.

— Я не хочу говорить о маме, — сказала она.

Вероника ее не осуждала. Но она должна была выяснить, разговаривала ли девочка с кем-нибудь об убийстве Кристл.

— Потерять маму — это ужасная утрата для каждого, — сказала она, осторожно нащупывая дорогу. — Я понимаю, тебе должно быть вдвойне тяжело, потому что ты потеряла тогда же и своего папу. И я хотела бы немного поговорить с тобой о том, как ты с этим справляешься.

Лиззи отвела взгляд.

— Хорошо справляюсь, — сказала она. Голос ее звучал явно не обнадеживающе.

— Я рада слышать. Но наверняка это тебя печалит.

— Угу. Но не все время. Иногда мама…

Девочка умолкла и с деланным безразличием пожала узенькими плечиками. Она бросила на Веронику беглый взгляд, в котором, казалось, в равных долях смешались неприятие, горе и тревога.

— Да, — мягко согласилась Вероника, — возможно, иногда жить с твоей мамой действительно было трудно.

Лиззи молча кивнула.

— Но все же она была твоей мамой, и ты ее любила, — продолжала Вероника. — И ты не хотела, чтобы с ней произошло что-то плохое.

— Да. — Лиззи наклонилась ниже и утвердительно кивнула.

Вероника притянула ее к своему боку и обняла.

— Это так и должно быть. В какую-то минуту ее недостает, а в следующую ты чуть л и не радуешься, что она ушла. В подобном случае не существует правильных или неправильных эмоций. Я росла вместе с твоей мамой и сама испытывала к ней такие же смешанные чувства. — Крепко прижимая к себе племянницу, Вероника потерлась щекой о ее макушку. — Держу пари, некоторые дети в школе говорят об этом нехорошие вещи.

Девочка подняла голову.

— Они говорят, что ее убил мой папа, — с негодованием сказала Лиззи. — Папа не делал этого! Он никогда не совершил бы ничего подобного.

— В полиции считают иначе, Лизагатор.

— Они ошибаются! Папа сказал мне, что он тут ни при чем. Он поклялся на Библии.

Вероника не знала, что ей говорить своей племяннице при столь твердом ее убеждении. Поэтому она просто придвинула ее ближе, уютно устраивая подле себя. Одна-единственная беседа не могла ничего изменить или улучшить положение Лиззи. Но Вероника была рада, что этот разговор состоялся. И в целом даже оказался более продуктивным, нежели она ожидала. Самая трудная часть дела — обсуждение смерти Кристл — наконец была выполнена, и в сравнении с этим предстоящее решение проблемы будущего казалось ей парой пустяков.

— Надеюсь, ты понимаешь, — сказала Вероника, — что в конце концов нам придется уехать из Фоссила?

Лиззи сделала испуганные глаза и вырвалась от нее.

— Нет! Мы не можем уехать… мы должны остаться здесь!

Вероника растерянно заморгала, обескураженная страстностью, граничащей с паникой, в голосе племянницы. Потом заставила себя собраться, чтобы найти объяснение реакции Лиззи.

— Я не говорю, что это произойдет немедленно, — попыталась успокоить она девочку. — Но рано или поздно мы должны будем переехать в Сиэтл. Моя работа…

— Вы можете работать здесь, — сказала Лиззи, вскакивая с кровати. — Мы не должны уезжать. — Она стояла лицом к Веронике, прижав к бокам свои маленькие кулачки.

— Родная моя, — продолжала Вероника, — я понимаю, переход в новую школу может быть трудным, но зато там никто не будет знать о твоих родителях. Поэтому тебе не придется беспокоиться, что дети станут говорить тебе злые вещи. У тебя будет комната в моем доме, и мы сделаем ее точь-в-точь такой же милой, как эта. Хотя, конечно, я понимаю, что никто не сможет заменить тебе Дессу, но уверяю, у тебя непременно появятся там друзья.

— Дело не в этом! — Лиззи дрожала с головы до ног. Слезы покатились у нее по щекам, когда она отвернула лицо от своей тети. — Мы должны остаться здесь, чтобы мой папа мог меня найти, когда он вернется!

— О, дитя мое! — Вероника протянула руки к девочке. Но Лиззи шагнула в сторону, и руки ее тети беспомощно опустились. — Я не думаю, что твой папа вернется обратно.

— Нет, вернется! Он мне обещал. Он сказал, что вынужден уехать, так как адми… админи…

— Администрация?

— Угу, — живо закивала Лиззи. — Те люди хотели посадить папу в тюрьму за то, что произошло с мамой. Но они ошиблись. Папа обещал вернуться ко мне. Он сдержит слово!

Долог же был он, этот путь к пониманию! Наконец прояснилось, откуда Лиззи черпала спокойствие на протяжении всех этих потрясений. Но сейчас она вся была в тревоге и отчаянии. Видеть ее дрожащей и плачущей так безутешно казалось невыносимым. Вероника притянула ее в свои объятия.

— Тсс-тсс, — тихо повторяла она, укачивая ее на руках и гладя ей волосы. — Не надо плакать. Мы все уладим. Так или иначе, но мы обязательно все утрясем.

Но как именно они это сделают, у нее не было ни малейшего представления.


Все попытки сосредоточиться полетели к черту, и, потеряв надежду написать что-либо, Куп оставил это занятие. Он захлопнул ноутбук и, отодвинув его в сторону, задумался. Как близок он был в этот день к провалу. Даже не верилось.

Он качнулся назад в кресле, поставив его на две ножки. Боже, что в ней такого? Почему рядом с ней он становится таким неосмотрительным? Так думал он о Веронике Дэвис, глядя в потолок комнаты. Осторожность всегда была его вторым «я», но после их знакомства он совершал ошибки направо и налево. Например, как однажды на кухне, когда чуть не посвятил Лиззи в свою предшествующую жизнь, пока до него дошло, что Эдди мог этого не одобрить.

Куп шепотом выругался. Конечно, это его недомыслие, которое было и оставалось сейчас. Это и составляло суть проблемы. Он чувствовал себя хорошо с Вероникой, что шло ему не на пользу. Если бы он думал, прежде чем открывать рот, было бы еще не так страшно. Но сейчас всю работу мозга за него выполнял совсем другой орган. Пора с этим покончить и вести себя, как подобает опытному кадровому разведчику, коим он некогда был.

Внизу громко хлопнула дверь, и на лестнице, ведущей к мансарде, послышались мягкие шаги. Куп мгновенно насторожился и бесшумно вернул кресло на четыре ножки, автоматически перебирая взглядом обычные предметы вокруг себя, как возможное оружие. В следующую секунду он узнал черные волосы Вероники, когда над перилами показалась ее голова. Он так обрадовался, что утратил всякую бдительность и расслабился, несмотря на все то, что только что себе внушал, и вопреки разуму.

Вероника, напротив, выглядела совсем не расслабленной, когда шагнула на верхнюю ступеньку.

— У меня большие неприятности.

Одним махом преодолев расстояние между ними, Куп препроводил ее в кресло, которое он только что освободил.

— Сядь, — сказал он, надавливая ей на плечи, пока она бессильно опускалась на сиденье.

Куп обошел вокруг узкого стола, служившего ему также письменным столом, и развернул другое кресло, плохо сочетающееся с теми двумя предметами. Он сел верхом на сиденье, скрестив руки на спинке, и сверху положил подбородок.

— Расскажи папе все по порядку.

—Понимаешь, похоже, у меня с этим будет проблема, — сказала Вероника, мрачно глядя на него. — С родительскими делами. Если бы мы были в школе и писали контрольную работу, мне поставили бы большое жирное «Д» с минусом[15]. — Она пересказала свою беседу с Лиззи. Потом вскочила с кресла и принялась мерить шагами узкую комнату.

Куп молча наблюдал за Вероникой. Цвет ее щек постоянно менял свои оттенки, пока она расхаживала взад-вперед между столом и кроватью, между кроватью и лестницей.

— Мне казалось, что я начинаю с этим справляться. — Вероника внезапно рассмеялась. — Вот дурочка — я даже не увидела, откуда проистекает проблема. Но что я могу сказать Лиззи? — взволнованно продолжала она. — Что ее отец, который находится в розыске, в самом деле вернется? Что он умный человек и сумеет разыскать нас в Сиэтле, а потому не нужно беспокоиться? — Она провела рукой по волосам, убирая их со лба. — Но естественно, я не могу сказать ей, что я отпущу ее к нему. Скорее небеса рухнут на землю чем это произойдет.

Куп, до сих пор сидевший в ленивой позе, неожиданно распрямил плечи. Возмущенный словами Вероники, он был готов немедленно вступиться за брата, но сдержался.

— Ты думаешь, он способен ее обидеть? — спросил он ровным тоном.

— Не физически. Эдди был отличным родителем. Он любил Лиззи больше всего в мире. Но после того как он сбежал, образцовым отцом его уже не назовешь. Что он собирается делать? Выкрасить ей волосы, чтобы изменить ее внешность? Учить ее отзываться на новое имя через каждые несколько месяцев? Она наловчится лгать и будет постоянно переезжать с места на место, чтобы на шаг опережать закон. Что это будет за жизнь для ребенка?

Как ни ненавистно было это признавать, но Куп был вынужден согласиться. И все же он спросил:

— Ты на сто процентов уверена, что ее отец убийца?

— Конечно, нет. Но то, что он убежал, определенно изобличающее обстоятельство. Согласись, факт — вещь упрямая.

— Может, Эдди запаниковал, оттого что ему грозил срок за деяние, совершенное кем-то еще.

— Например? — скептически спросила Вероника. — Неизвестным вооруженным мужчиной?

— Из того, что я слышал, — сказал Куп, — у твоей сестры был далеко не один мужчина. Я не хочу плохо отзываться о покойниках, но люди говорят, что она постоянно куда-то уезжала.

— Да, Кристл была далеко не ангел. — Вероника плюхнулась обратно в кресло. — Но насколько я знаю, по-настоящему серьезные ссоры у нее были только с Эдди. — Она сделала энергичный выдох, сдувая упавшую на бровь блестящую прядь волос. — Таким образом, круг замыкается, — заключила Вероника. Но внезапно лицо ее изменилось и в течение короткого времени оставалось неподвижным.

Куп выпрямился.

— Что такое?

— А что?