Мы с Робертом оставили их ради длинного стола, уставленного всяческими яствами — шоколадными Санта-Клаусами, карамельными северными оленями и зефирными семисвечниками. Были там и простые шоколадные конфеты, карамель и зефир. На дальнем конце стола стояло мороженое разных сортов, с горячей помадкой и другими добавками, взбитые сливки и три вазы с карамельной крошкой — красной, зеленой, синей, белой и разноцветной. Мы с Робертом попробовали несколько видов сладостей и быстро обнаружили, что вкуснее всего зефирные семисвечники. Отдав им должное, мы перешли в зону мороженого, где соорудили себе чрезвычайно замысловатые порции. Мы намеревались отведать все, что стояло на столах. Глория подошла, расцеловала нас и спросила:

— Как вам нравится угощение?

Мы с Робертом закивали, и я, проглотив очередную порцию мороженого с зефиром, сообщила, что все получилось восхитительно.

— Смотрите — мне есть чем угостить и встречающих Рождество, и празднующих Хануку, и людей других вероисповеданий, — сообщила она, указывая на обычные сладости. — Моя девочка, Роксана, — она показала на свою бессменную секретаршу, афроамериканку, которая в данный момент грызла северного оленя, — сказала мне, что это неполиткорректно — готовить угощение лишь к Рождеству и Хануке. Она так и сказала: «Вы должны учитывать всех, миссис У.».

Роберт кивнул.

— Мне было бы ужасно стыдно — но что я понимаю? — продолжила Глория. — По мне, праздник есть праздник. Откуда мне было знать, что все так сложно? — сказала она с улыбкой.

— Это доброе дело — не забывать ни о ком, — поддакнул Роберт, откусывая Санте голову.

— Я такого никогда бы себе не простила, — сказала Глория. Затем она повернулась перед нами: — Как вам мое обмундирование? По-моему, моя внешность сошла бы и для Рождества, и для Кванзаа [25]. Но внутри меня — Ханука, как вам известно.

Именно в этот момент возникла Джеральдина, чтобы известить всех Г — К, что прием окончен и мы должны очистить помещение для Л — П.

— Какая сердитая, — сказала Глория, качая головой. — Может, в следующем году она найдет себе мужа? — На прощание она крепко обняла каждого из нас.

Когда я вернулась на рабочее место, там бесновалась Дагни. Джеральдина заявила ей, что кто не успел — тот опоздал и с другой группой уже не пойдет.

— Какая зараза, — негодовала Дагни. Какая-то часть меня хотела сказать, что церемония напоминала праздник для третьеклассников, но я решила молчать. Вряд ли она, в свою очередь, станет прикидываться и говорить, что в Испании сплошные дожди. Как будто прочитав мои мысли, она сказала: — Мне не терпится убраться отсюда и очутиться на Ибице. Может быть, я больше и не вернусь.

Кларк задержался возле нас, чтобы показать подарок, врученный ему Глорией. Это был серебряный зажим для денег от Тиффани, с выгравированными инициалами «К. Р. Г.». После каждой буквы стояла точка из крохотного бриллианта.

— Совсем как в «Славных парнях», — оценила я. — А что означает «Р»?

— Глория сказала, что это для игры в карты. Она заявила, что ей будет спокойнее забирать мои деньги, если они будут вложены в изящную вещицу.

Я спросила:

— И сколько она вытянула из тебя за год?

— С учетом канасты, пинокля и техасского холдема [26], не говоря о неуправляемой «Рыбалке», которая меня чуть не разорила, — около тридцати пяти сотен. Но это не важно, я все спишу на расходы.

— Ты списываешь деньги, которые проигрываешь Глории? — Я не верила ушам.

— Глория Уоксман — расчетливая акула-двурушница. Она, понятно, прикидывается, будто мы друзья-приятели, но я больше смахиваю на ее жертву.

— Так что же означает «Р», Кларк?

— Мое второе имя.

— Само собой. Это я поняла. И какое же? — осведомилась я, игриво беря его за руку.

— Дерьмовое. Руфус. — Он высвободил руку. — Прежде чем посмеяться, учти, что так звали обожаемого покойного вест-хайленд-терьера моей мамы.

Дагни встряла в разговор:

— Тебя назвали в честь собаки?

— Руфус был непростым псом. Он был чемпионом Американского клуба собаководства. Мои родители живут на доход от его детей и внуков.

— Да уж точно непростой пес, — сказала я. — Никто не наречет своего первенца в честь какой-то собачонки.

Роберт, молча стоявший рядом, больше не мог сдержаться.

— Кларк! — изрек он так, что это походило на лай. — Руфус, — сказал он, растягивая «у» для пущего сходства с воем. Вскоре мы все лаяли и выли, пока не вышла Марлен и не разоралась, что у нее от нас заболела голова.

Позвонила Вивьен и сообщила, что прилетела в Лос-Анджелес и сейчас собирается осмотреть помещения для завтрашнего просмотра и банкета.

— Передай Аллегре, что у меня все схвачено, — велела она. Я впечатала ее сообщение в список звонков, не вполне понимая, что она имеет в виду.

Затем я стала переодеваться к очередной вечеринке. «Глориос» потратила десять тысяч долларов на стол для ежегодного гала-праздника молодых демократов, но никто из нашей верхушки не пожелал туда ехать, а потому для создания массовости к этому обязали Кларка, Роберта, Дагни, меня и еще нескольких молодых сотрудников «Глориос». Форма одежды была «праздничная», а само мероприятие проводилось в танцевальном зале одного из двух отелей «Шератон» в центре города, стоявших друг против друга. Я точно не знала, в каком именно, но была уверена, что Роберт знает.

Собралась огромная толпа. Во время коктейля мы вчетвером общались только между собой, решив как можно скорее сбежать, прихватив бейджи с именами, которые нам выдали. Вскоре к нам присоединились Системный Алехандро вместе с Кимберли и Сабриной. Кимберли помахала проходившему мимо парню, который подошел и представился «Тревором от Стэна Коберна». Его босс тоже заказал столик и приказал подчиненным обеспечивать массовость. По словам Тревора, им редко удавалось покидать офис по вечерам — Стэн имел обыкновение задерживать своих работников допоздна.

Стэн, независимый продюсер, пару раз выступал в упряжке с Филом — еще до того, как я начала работать в «Глориос». Большинство его фильмов распространялось другими студиями, и скорее всего в будущем Фил вновь захочет сотрудничать с ним. Стэн славился фантастическим умением выпускать фильмы-победители с точки зрения критики, голосования членов Киноакадемии и кассовых сборов. Его магия работала едва ли не в любых жанрах. В продюсерских кругах, где отслеживалась его неутомимая охота за правами на театральные постановки, романы и биографии — за всем, что, по его мнению, имело кинематографическую ценность, — его частенько именовали «охотником за сценариями». Стэн был известен не только удачливостью, но и тяжелым характером: люди для него были мусором.

Тревор на минуту отошел и вернулся с пятью сослуживцами — все далеко за двадцать, безупречно одетые и чрезвычайно подтянутые. Мы представились.

— Вы работаете на Аллегру Ореччи? — спросил один, когда выяснил, чем я занимаюсь в «Глориос».

— Да, мы с Дагни — ее ассистенты.

— Умора, — ответил тот. — С вами все ясно. Вы из тех, чей чертов босс всегда на месте.

— О чем это вы? — спросила я. Я знала, что никогда не получала сообщений от Стэна Коберна. Я озадаченно взглянула на Дагни, которая подняла брови.

— Каждое утро босс заставляет нас звонить примерно девятистам своим коллегам, — объяснил Тревор. — Нас шестеро, так что на каждого приходится сто пятьдесят звонков. Он заставляет звонить в самую рань, когда еще никого нет на месте, а потому когда те, кому звонят, приходят в офис, они знают, что Стэн уже трудится — хотя это, конечно, не так.

— А что будет, если вы позвоните и вам ответят? — поинтересовалась я, и все вдруг встало на свои места.

— Мы вешаем трубку, потому что соединять на самом деле не с кем, — ответил Тревор.

— Дагни, познакомься с вешателем трубки, — сказала я.

— Что? О, черт! Вы даже представить не можете, до чего напугали нас, — сказала Дагни.

— Мы думали, что нас выслеживают или что в здании завелся сумасшедший, — добавила я.

— Простите, — извинился Тревор. — Все из-за того, что Аллегра приходит так рано — мы и слова не успеваем сказать, как она уже на работе.

— Но в том-то и дело, — ответила я с несказанным облегчением. — Ее не бывает на работе. Она дома, спит. Мы просим подождать, а потом говорим, что она на совещании. — Итак, Кларк оказался прав: звонил не Хенретти и не серийный убийца.

В эту секунду все шесть ассистентов Стэна полезли в карманы за сотовыми телефонами и ответили в унисон.

— Прошу прощения, — сказал первый.

— Тревор найдет, — произнес второй.

— Нет, мы не хотели оставить вас там, — сказал единственный блондин во всей компании.

— Вы совершенно правы, это неприемлемо, — изрек четвертый.

Они отключились все разом — кроме Тревора, который отошел сделать новый звонок. Один из молодых людей объяснил:

— Стэн в Лондоне, и ему никак не найти такси.

— И он позвонил за этим в Нью-Йорк? — спросила Дагни, глядя на часы. — Там почти час ночи.

Тот кивнул:

— Стэну наплевать. Что бы ни случилось — виновный всегда найдется. Теперь Тревор будет звонить и заказывать, а Стэн поймает такси сам и уедет раньше. И так всегда.

Тревор вернулся к нам. Я обратилась к нему:

— Тревор, в следующий раз, когда будете звонить нам в офис, то хотя бы оставляйте сообщение. Вы вообще понимаете, что это длится уже девять месяцев — и ни гу-гу? Аллегра даже не знает, что Стэн ее ищет.

— В этом есть что-то сказочное, — заметил Тревор. — Сказка о том, как мужчина, который никогда не приходил, звонил женщине, которая никогда не уходила.