— Глэдис, мы очарованы тем, как Франческа поработала с «Пипл». Чего вы хотите? — Теперь в голосе Аллегры явственно обозначилась сталь.

— Нам нужны парикмахер и косметолог — на дом, завтра, после полудня, для Франчески, до того, как она отправится на премьеру.

— О'кей, без проблем, мы это уладим. В три часа подойдет?

— Вообще говоря, Франческа хочет, чтобы прическу делала Лузи Лонг, а макияж — Рэнди Беннет. Их очень хвалила Сара Джессика Паркер.

Ой-ой-ой! Эта парочка стоила целое состояние.

— Глэдис, я не уверена, что Лузи и Рэнди удастся заказать так вот сразу, по первому требованию, — почему бы мне не прислать кого-нибудь, в ком я не сомневаюсь? А в следующем месяце, когда будем обмывать «Милашку», мы договоримся с Лузи и Рэнди насчет Франчески. — Аллегра прочно держалась на плаву, но Глэдис припасла убийственный козырь.

— Фантастика! Мы будем в восторге. Я так далеко и не загадывала, так что все чудесно, договаривайтесь. — Глэдис продолжила: — Но у меня есть хорошая новость — они завтра свободны. Я позвонила в их фирму, и сейчас они на проводе — ждут, пока я договорюсь.

Короткая пауза.

— Ладно, Глэдис. Я скажу моим людям все устроить. В три часа нормально? — Голос Аллегры переместился в диапазон, слышный только собакам.

— На самом деле лучше всего в четыре. Вы же знаете, что с моей дочерью не придется долго возиться, — сказала Глэдис и дала отбой.

Аллегра незамедлительно перезвонила мне. Я изо всех сил старалась не показать, что слышала разговор.

— Карен, как ты посмела накануне премьеры соединить со мной Глэдис Мермельштейн? — прошипела она яростно. — Теперь мне придется заплатить состояние, чтобы Лузи Лонг и Рэнди Беннет завтра днем отправились в Форт Ли красить губы Франческе Дэвис. Почему ты не сказала, что со мной нет связи?

— Аллегра, вы сами мне сказали, что для мамы Франчески вы всегда на месте, — оправдывалась я в тщетной надежде защититься.

— За день до премьеры. Люди. Звонят нам. Потому что. Они. Чего-то хотят, — изрекла она, подчеркивая каждое слово. — Дай мне Дагни, — процедила она сквозь зубы. Я перевела ее в режим ожидания, повернулась к Дагни и указала на телефон. Я была слишком разъярена, чтобы говорить.

Сейчас, глядя на шествие Франчески и двух других актрис по ковру, я поняла, что Глэдис Мермельштейн, эта суперзаноза, оказалась в то же время и блестящим менеджером. Девочки немного попозировали втроем, после чего фотограф крикнул:

— Франческа, можно теперь тебя одну?

Франческа нацепила на лицо изумленное выражение «Кого — меня?» и быстро шагнула вперед, оставив других девочек, изрядно шокированных, позади.

— Франческа, покажи платье! — крикнул другой фотограф, и вскоре все вновь орали и щелкали камерами. Кларк увидел, что происходит, и увлек покинутых девочек в кинотеатр.

Я должна была стоять на тротуаре и в головной телефон объявлять прибывающих для моих коллег, которым предстояло препровождать важных особ к зарезервированным местам. В официальной памятке «Указания для проведения премьер» эта должность звучала как «корректировщик». Мне часто выпадала эта работа на разных мероприятиях, так как, по словам Аллегры, я «работала в новостях». Это была правда, а потому я получила сомнительное преимущество в любое время года болтаться на улице. Факт в том, что Фил и Тони становились крупными игроками в мире политических спонсоров, лоббистов и филантропов. На мероприятия «Глориос» приглашались разного рода шишки и их отпрыски, и братьям хотелось гарантировать им уважительное отношение. Ходила жуткая легенда о помощнице по связям с общественностью в «Фокс», которая не пустила Руперта Мердока — не узнала его даже после того, как тот представился. Я не могла надеяться, что с ходу узнаю не особенно знаменитую мелочь — скажем, министра обороны, экс-губернатора штата Коннектикут или исполнительного директора «Интел». Сегодня набежала публика из Си-эн-эн, и с ними все было просто, а потому мне, помимо выслеживания актеров, было нечем заняться, кроме как ждать и смотреть. Без двух минут восемь подъехал пуленепробиваемый лимузин, и до меня донеслись крики:

— Эй, это Персона! Смотрите, вон там! Это сам Персона!

Среди прессы назревал взрыв. Наконец-то явился мой принц. Поправив микрофон, я победно объявила:

— Прибыл Персона.

Персона, великолепный в своем облегающем оранжевом кожаном одеянии, преодолел путь одним прыжком. Он не задержался перед фоторепортерами, которые стали освистывать его, когда поняли, что он не собирается приближаться. С ним был мужчина с самой здоровенной шеей, какую мне только приходилось видеть, с головы до ног одетый в черное, в черной вязаной шапочке. Он походил на огромного котяру, накачанного стероидами. Он окинул взглядом прессу и фанатов на тротуаре, а потом вытянул шею, будто рассчитывал разглядеть снайперов, засевших на крыше.

— Вы Майкл Митчелл? — спросила я взволнованно.

— Где наши места? — прозвучало в ответ, и в ту же секунду подоспевший Роберт увел обоих в кинотеатр.

Через несколько минут после начала фильма многие актеры тайком покинули зал и стали прихорашиваться для банкета. Мы с Кларком собирались перекусить, но фильм был настолько коротким, что мы едва успели рассадить по машинам последних знаменитостей, направлявшихся в особняк, находившийся между Мэдисон и Пятой авеню.

На самой вечеринке мне вновь предстояло отмечать прибывающих — до появления Эллиота, к которому я должна была «приставиться», уступив место Дагни. Быть приставленной к репортеру означало сопровождать его по ходу праздника и допускать лишь к тем знаменитостям, которые заранее известили нас о своем желании говорить. В случае если беседа примет щекотливый оборот или затянется дольше чем на три минуты, нам полагалось деликатно прервать разговор. Затем, в предустановленное время, журналиста следовало сопровождать, как было набрано в наших памятках жирным шрифтом, «ДО САМОЙ ОБОЧИНЫ». Однажды я спросила у Кларка, в чем смысл этого ритуала.

— Ну, — ответил он, — когда Роберт еще был новичком, он довел одного типа из журнала «Нью-Йорк» только до дверей и решил, что тот ушел. Парень вернулся и стал пытать Уму насчет какой-то интимной наколки, о которой он прослышал. На следующий день президент ОМГ, по совместительству — личный публицист Умы, позвонил Тони и попытался наколоть ему еще одну. — Кларк послал мне одну из своих фирменных улыбок. — Теперь им нужно официальное подтверждение: дескать, «Элвис покинул здание».

Теперь было ясно, почему на каждой премьере Роберт так рьяно соблюдал правило «до самой обочины». На прошлой неделе он сказал мне: «Теперь я, наверное, буду провожать своего репортера до угла. С этой публикой невозможно перестраховаться».

Разводка прибывающих на вечеринки после премьер обычно шла быстро, так как большинство гостей появлялось в одно время и не было ни прессы на улице, ни красного ковра. Одним из первых прибыл Персона — вернее, телохранитель, предположительно звавшийся Майклом Митчеллом. Персона — мой Персона — ждал в лимузине, пока черный лакированный бегемот осматривался внутри. Я прошла за ним на цыпочках и, остановившись в огромном фойе особняка доктора Рич, следила за его деятельностью. Он подергал несколько оконных рам и простучал одну из стен танцевального зала. Распахнул дверь в чулан. Снял телефонную трубку. Прошел в кухню размером с ресторан, вышел и заявил мне:

— Недостаточно безопасно.

— Постойте, — сказала я. — Вы Майкл Митчелл?

Он вернулся в лимузин. Затем оттуда, покинув заднее сиденье, вышла Эмили Даунс и наклонилась проститься с Персоной, после чего захлопнула дверцу и помахала ему. Но я все равно победила, и ночь приобрела для меня особенный шик. Это был один из редких моментов за всю мою службу в «Глориос», когда я могла расслабиться.

Через несколько минут рядом со мной стоял Кларк. Он курил и ждал Джоанну Моллой, представительницу слабого пола в супружеской паре сплетников-обозревателей из «Нью-Йорк дейли ньюс».

Он ухмыльнулся:

— Я знаю, кому нынче счастье.

— Кому?

— Да ладно тебе, Карен. Ты прикреплена к Эллиоту Солнику. Я знаю, ты к нему неровно дышишь.

— Может быть, может быть. Но он меня возненавидит. Ты же знаешь — все позакрывали рты на замки.

— Тем больше времени ты проведешь с Эллиотом. К тому же рты открыты у Франчески, Минди и Фила. Молчат только те, кто сыграл в фильме главные роли.

Откуда Кларк знал, что я неравнодушна к Эллиоту? Я ничего не сказала в офисе ни ему, ни кому-либо другому. Может быть, Дагни заметила глупое выражение у меня на физиономии, когда позвонил Эллиот? Впрочем, я не собиралась раскрываться и просто стояла и ждала.

— Привет, Карен. — Эллиот вдруг вырос передо мной. Он целомудренно поцеловал меня в щеку. — Красивые туфли, — заметил он, хотя и не особенно убедительно. — Дай мне угадать — ты прикреплена ко мне, а все вокруг молчат.

На меня произвело впечатление умение Эллиота мгновенно разобраться в ситуации, и в ту же секунду я поняла, почему женщины без ума от Джеймса Бонда: мужчина, который точно знает, что происходит, и не нуждается в объяснениях, бесспорно, обладает сексуальным обаянием.

— Угадал наполовину, — парировала я. — Меня прикрепили к тебе, но кое-кто разговаривает.

— Не подсказывай! Минди Фридман разговаривает. Еще Франческа Дэвис разговаривает. И Тони, или Фил.

— Фил, — сказала я. — Остальное правильно. Извини.

Эллиот с улыбкой покачал головой:

— Твои боссы помешались на контроле. Что будет дальше — поводок?

«А это было бы даже интересно», — подумала я. Я все еще пребывала в эйфории после удачи с Персоной. И даже тревога, преследовавшая меня после увольнения Триши, отчасти рассеялась.