.— Уж поверьте мне на слово, это не в ваших интересах.

Криспин поиграл пальцами на рукояти кинжала.

— Допустим. Так что там насчет щедрого подарка? Сомневаюсь, что ваш хозяин готов его сделать лишь в расчете на мое нетленное к нему уважение.

— Тут вот какое дело… Он бы очень хотел, чтобы ему вернули обещанный кусок одной очень особенной материи.

— Понятно. Восемьсот фунтов — убедительное свидетельство его веры в мои способности.

Склаво пожал плечами:

— Как я и говорил, он о вас наслышан.

— Есть ли у меня время на обдумывание?

Склаво откинулся и щедрым жестом развел руки.

— Конечно. Мы даем вам целый день.

— Один день?

— Помилуйте, любой человек в ваших обстоятельствах способен за один день решить, хочет ли он разбогатеть. Как надумаете, пришлите посыльного. — Он огляделся и хмыкнул. — Сюда, в кабачок «Пес и кость».

— Не в «Чертополох»?

Склаво улыбнулся:

— Сюда.

Он поднялся, его примеру последовал Беспалый, который вместе с коротким кивком подарил Криспину насквозь фальшивую улыбку. Криспин тоже встал, кивнул в ответ, вылез из-за стола и покинул таверну.

Стало быть, они думали, что это он убил Уолкота. С какой стати, спрашивается? И куда более важный вопрос: почему это их так волнует? Он вышел на раскисшую улицу. Стремясь обойти лужи, подернувшиеся ледком, который уже не могло растопить слабое солнце, он все-таки угодил одной ногой в залитую водой колдобину. Тут же напомнила о себе дыра в башмаке.

Криспин встал под свесом крыши и, вытряхивая воду, посмотрел назад. Итальянцы его не преследовали. Он облегченно вздохнул, скосив глаза на клубок пара изо рта. Любопытно. Получается, они вовсе не подручные Махмуда, хотя поначалу их поведение говорило об ином. В таком случае кто же он, их настоящий хозяин? Возможных ответов много, однако не в пример более интересной является общая картина этого дела. Образно выражаясь, что за гобелен хотят они соткать из куска той удивительной материи?

По дороге к «Кабаньему клыку» и Филиппе в его голове проносилась одна идея за другой. Тут, пораженный неожиданной мыслью, он внезапно остановился посреди улицы, поразмыслил с секунду и резко свернул в сторону, направляясь уже не к таверне, а домой. Надо бы еще разок взглянуть на те учетные книги.

Не мешкая, Криспин достиг Шамблз, поднялся по лестнице и, распахнув дверь, сразу кинул взгляд на стол, где он оставил книги по выходу из дома.

Пусто.

Криспин заглянул под стол, под топчан, обыскал все полки, оглядел подоконник — и наконец встал посреди каморки, уперев руки в бока.

— Так, — сказал он вслух. — Вот тебе и ответ.

По дороге к Гаттэр-лейн Криспин чертыхался не переставая. Он подозревал, что итальянцы были слишком хитры, чтобы дать Себя обнаружить. Более того, не давала покоя мысль, что Склаво и его неразговорчивого беспалого спутника подослали специально, чтобы отвлечь внимание Криспина.

Хотя нет, в их словах читалось слишком много непосредственности, да и сведений они сообщили немало. А ведь могли попросту дать Криспину по голове, тем более что не в первый раз. Искренние люди, что и говорить. Так в чем же заключается эта игра?..

Он накинул капюшон на мокрые волосы и сгорбился под моросящим дождем.

Мандилион. Для людей с безжалостными повадками эта святая реликвия была предметом вожделений. Подумать только: гнусные преступления каким-то образом связаны с вещью, олицетворявшей борьбу со злом! Уолкота убили… хотя, возможно, и не из-за куска ткани. Скажем, из-за тех сведений, которыми он мог обладать. Например, что-то такое нашел в тех книгах. Которые бесследно пропали! В рядах таможенных чиновников завелся некто нечистый на руку, по крайней мере если вести речь о рынке английских тканей. Как далеко простирается эта цепочка? И какую роль здесь играют итальянцы?

Криспин вспомнил то время, когда сам играл определенную роль в придворной политике. Восемь лет назад, даже раньше, Ломбардия подчинялась Милану, а герцогом Миланским был…

— Бернабо Висконти, — пробормотал он.

Да, Криспин его помнил; даже встречался, когда Ланкастер направил его с миссией в Милан. Криспину было поручено провести переговоры о торговом порте.

Он припомнил свой приезд в Милан. Встретили его очень тепло, и еще была женщина из придворного окружения, с которой он особенно «подружился». Криспин невольно улыбнулся. Она была голубоглазой и золотоволосой, хотя ни в коем случае не ангелом. Эта мысль заставила его улыбнуться еще шире, но веселое настроение тут же улетучилось. Двор герцога Висконти представлял собой место, где постоянно следует быть настороже, а Криспин пренебрег этим правилом. Вероломный герцог согласился было на все условия, которые изложил ему Криспин, но затем Криспина опоили и ситуация резко изменилась.

Ланкастер пришел в ярость, но не на Криспина, и поклялся отомстить, хотя из этого ничего не вышло.

Наверняка за мандилионом охотятся по приказу Висконти. Герцог славился любовью к захватыванию чужих территорий и богатств — подобно тому как другие люди склонны любить игру в шахматы, и это сравнение тем более уместно, коль скоро все его подручные, так же как и соперники, были для него простыми пешками. Отравления, пытки, грабежи, похищения — вот какими были инструменты его «валютной политики». Он без тени сомнения был готов подстрекать своих же соседей к междоусобной войне, и, являясь лицемером до мозга костей, мог тут же устроить набег на неохраняемое семейное гнездо.

Висконти хотел заполучить мандилион, однако и в темной истории с вывозом товаров также чувствовалась его рука. Должно быть, он исхитрился поместить своих клевретов на нужные места в таможенной службе, причем не исключено, что они имелись даже в составе гильдий — и теперь воровал из таможенных платежей. Криспин знал, что пошлины шли на финансирование военной казны короля Ричарда, но что, если Висконти задумал этому помешать? Имелся только один человек, которому можно задать такие вопросы.

Ланкастер.


Глава 12


В свое время Ланкастеру принадлежал Савойский дворец с видом на Темзу, однако три года назад он сгорел дотла в ходе крестьянского бунта. Несмотря на прочие — и весьма многочисленные — резиденции в Англии и Франции, герцог обычно находился при дворе. Поскольку король Ричард сейчас пребывал в Вестминстерском дворце, все придворные держались рядом.

Криспин бросил взгляд на громадное здание. Королевский дворец располагался в городке Вестминстер — достаточно близко к Лондону, чтобы двор мог приглядывать за делами в столице, но и в то же время на определенном удалении, чтобы не досаждала чернь. Дворец представлял собой обширный и хаотичный лабиринт из строений, выполненных из песчаника, со стрельчатыми окнами, часовнями и апартаментами. Его внешний облик значительно уступал роскошному внутреннему убранству, крашеным полам, пышным гобеленам, многомильным коридорам и проходам. Грандиозный тронный зал мог посоперничать с кафедральным собором.

По всем статьям внушительное здание. Дворец не был построен на каком-нибудь скалистом мысе, к которому не может подобраться простой смертный, а, напротив, гордо упивался своей открытостью и доступностью. Король, находясь в этой резиденции, брал себе за правило еженедельно встречаться с городскими делегациями и олдерменами Лондона и Вестминстера, вынося решения по разнообразным вопросам, вплоть до самых прозаических, например на какое число кур можно обменивать то или иное количество свиных туш. Даже юный Ричард со всеми своими фаворитами и закадычными приятелями не мог изменить то, что было освящено вековыми традициями.

Криспин с щемящим сердцем вспомнил пиршества в громадном зале, тихие альковы тайных свиданий и даже праздничные мессы в крипте Святой Марии, куда стекались все придворные льстецы и подхалимы. Впрочем, чаще всего он находился в компании Ланкастера, даже во время месс, проводимых в богато украшенной часовне Святого Стефана, которая была копией великой парижской Святой капеллы, или Сент-Шапель. Ланкастеру нравилось иметь под рукой Криспина, словно тот был комнатной собачкой. Криспин, однако, не возражал: это давало ему возможность проникнуть в тайны придворных махинаций, и он наслаждался тем статусом, к которому его готовили к колыбели.

Пока наконец вся эта жизнь не разлетелась на куски.

За последние восемь лет он лишь один раз был при дворе. Воспитанный в доме Ланкастера, свою карьеру, как и многие другие отпрыски благородных и состоятельных семейств, Криспин начал пажом, а в возрасте восемнадцати лет Ланкастер возвел его в рыцарское достоинство. Подобно тому как Джек сейчас прислуживал Криспину, в свое время и Криспин верой и правдой служил герцогу, став одним из его протеже. Ему по нраву пришлась жизнь в знакомом и понятном обществе герцогского сына, Генри Болингброкского; несчетное число раз он играл с маленьким Генри в «лошадки», катая его на своих плечах. Подумать только: мальчишка, которого он помогал воспитывать, сейчас превратился в семнадцатилетнего юношу — ровесника своего коронованного кузена.

Чем ближе подходил он к ныне запретному для него месту, тем плотнее становился ком в груди, но Криспин предпочитал добрые воспоминания о компании Ланкастера, нежели размышления о чудовищном повороте судьбы, в результате которого он вылетел из придворной среды подобно падающей звезде.

Криспин миновал церковь Святой Маргариты, поднялся по лестнице и оперся рукой на мокрый гранит. Вскинув голову, посмотрел на одного из стражников, надменно стоявших под аркой. Внушительная фигура в узком коническом шлеме с серебристой кольчужной бармицей, закрывавшей щеки и подбородок, сурово взглянула на Криспина.

Криспин придвинулся ближе. Под ногами хрустнула щебенка.