— Нет, я решил не опутывать вас веревками, хотя, наверное, следовало бы. Кроме того, я не сообщал и шерифу. Решил просто поговорить как мужчина с мужчиной. — Криспин зловеще улыбнулся. — Впрочем, для того и другого еще есть время, все зависит только от вас.

Махмуд вытер кровь с подбородка тыльной стороной ладони и издал смешок:

— Мне нравится иметь дело с людьми, которых трудно убить. Так получаешь больше удовольствия, когда задача наконец будет решена.

Криспин встал, улыбнулся Махмуду, даже похмыкал с ним за компанию, после чего опять ударил ногой в лицо.

Сарацин повалился навзничь, утратив улыбку. Придя в себя, он, покачиваясь, принял прежнюю позу. Его темные глаза, превратившиеся в щелки-бойницы, неотступно следовали за каждым движением непрошеного гостя.

Криспин сел. Его улыбка ни разу не покинула лица.

— У вас не то положение, чтобы мечтать об убийствах. Может, поговорим все же о деле?

Махмуд состроил кислую гримасу. На его щеке расплывалось красное пятно от башмака. Он пожал плечами — «Почему бы и нет?» — и перевел взгляд на второй стул, стоявший возле очага.

— Встать можно?

— Нет, — бесстрастно ответил Криспин, не меняя кривой усмешки.

Сарацин коснулся кровоточащего лба дрожащими пальцами. Криспин знал, что это не от страха.

— Я… член… как бы это назвать?.. В общем, синдиката.

— Из сарацинов?

— Нет, итальянцев. У нас общие интересы.

— Почему?

Мужчина улыбнулся, показав окровавленные зубы:

— Потому что они мне платят.

— Чем занимается этот синдикат?

Махмуд задумчиво пошарил языком во рту и выплюнул зуб.

— Они торговцы. Ищут себе выгоду, объединяя силы.

— Другими словами, гильдия?

— Нет, не гильдия. Нечто куда более влиятельное. В цеховые сообщества, к примеру, не входят люди, которые…

Тут он запнулся, выставил обвиняющий перст на Криспина и усмехнулся.

— Ну уж нет, этого я не скажу. Не то мои работодатели сильно обидятся. А такого и врагу не пожелаешь.

— Допустим. Итак, члены этого синдиката влиятельны и их имена содержатся в глубокой тайне. Тянет предположить, что их деятельность, мягко говоря, не вполне законна.

— Порой они действуют в рамках закона, а порой и нет. Они устанавливают цены на товары, создают спрос, душат предложение, тем самым задирая цены… Да и пиратством не брезгуют.

Криспин кивнул:

— Понятно. Преступники, сговорившиеся создать картель.

— Преступники? О нет. Таких людей никогда не называют преступниками. К ним обращаются на «сэр».

— Даже аристократ может быть преступником, — возразил Криспин, рассматривая собственные ногти. — Мне довелось примерить обе эти роли. — На его лице появилась улыбка, но в ней не было ни грана теплоты. Он пригнулся к Махмуду. — А почему они действуют в Англии? Может, мне следует сообщить эти сведения суду, а? Про иноземцев, обтяпывающих свои гнусные делишки на английской земле?

— Поступайте как хотите. Власти их никогда не найдут, так же как и меня. Мы подобны дыму. Растворяемся при малейшем дуновении ветерка.

Криспин оглянулся на дверь.

— Подобны дыму, говорите? Что ж, даже у дыма есть свой источник, который можно разыскать.

— Огонь к тому времени потухнет.

Криспин задумался. Этот преступный картель выглядел весьма амбициозным. Махмуд намекает на высокий статус его членов. Если они итальянцы, то, стало быть, в дело вовлечены герцоги и принцы. В придворных кругах за итальянцами водилась слава вероломцев и предателей. Выходит, все гораздо сложнее, чем ему казалось поначалу.

Криспин посмотрел на распухшее, разрисованное кровоподтеками лицо Махмуда. Этот человек издевался над Филиппой в этой самой комнате.

— И при чем здесь Филиппа Уолкот?

Махмуд откинулся назад и издал горловой звук, явно свидетельствующий о неудовольствии:

— Вы опять за свое? Ну-у, скажем так: это была… премия.

Криспин встал. Махмуд тут же вскинул руку, прикрывая голову:

— Если вы опять меня ударите, то, боюсь, выбьете оставшиеся зубы, и тогда я не смогу отвечать на ваши вопросы.

Криспин неторопливо взвесил ситуацию. Сведения, которыми обладает Махмуд, они действительно более важны, чем желание Криспина избить негодяя до смерти? В конечном итоге он решил по крайней мере выслушать его. Для насилия время всегда найдется.

Он вновь сел, придвинув стул поближе, и кулаком уперся себе в колено:

— Слушаю внимательно.

Махмуд опять покрутил языком во рту, выплюнул очередной зуб в ладонь. Посмотрел на него, криво усмехнулся Криспину и выбросил зуб себе за плечо.

— В ваших же интересах знать поменьше. То, что эти люди вам сделали — вернее, попытались, — ни в какое сравнение не пойдет с тем, что они могут предпринять на этот раз.

— Вы хотите меня предостеречь?

— Вам же будет лучше. Совершенно очевидно, вы умный человек, а потому должны знать, что нет ничего важнее самой жизни.

— С чего вы взяли, что способны меня напугать?

— Напугать? — Махмуд пожал плечами. — Ну хорошо. В таком случае какова ваша цена?

— На свете существует честь. Понятно, скотина? У меня нет ценника.

— А я-то полагал, что вас устраивают шесть пенсов в день.

Усмешка Криспина вернулась на место:

— Это мой заработок. Что же касается моей цены, то она слишком высока.

— Слышал-слышал.

— Стало быть, вы знаете обо мне?

— Да, знаю. И вот почему говорю вам как мужчина мужчине: не лезьте в это дело.

Криспин поднялся и стал расхаживать по комнате. Махмуд следил за ним настороженным взглядом. Криспин посмотрел на светлую щель над порогом. Теней не видно, за дверью никто не притаился. То же самое относится и к разбитому окну.

— В какое такое дело?

Жабий рот Махмуда осклабился, обнажив редко поставленные зубы, между которыми совсем недавно появились новые просветы.

— Больше я ничего не скажу.

Криспин бросил взгляд на перепачканные кровью мыски собственных башмаков.

— Мои ноги совсем не устали.

— Делайте со мной что хотите. Я обучен выносить такие приемы.

Криспин оценивающе посмотрел на Махмуда, не сомневаясь, что тот говорит правду.

— Язычник, укладывающий в постель христианку… Найдите мне причину, по которой мне не следует убить вас на месте?

— Если умру я, та же участь постигнет и эту женщину.

По спине Криспина пробежал холодок, отозвавшись и в коленях. Никогда еще он с такой силой не желал смерти этому человеку. Пришлось взять себя в руки и подавить позыв. На всякий случай Криспин даже сел так, чтобы их разделял стол.

— Вот и получается, — продолжал Махмуд, — что обсуждать больше нечего. Мои компаньоны будут весьма удивлены новостью о вашем возвращении, но я прикажу им оставить вас в покое — при условии, что вы больше не будете делать никаких провокационных шагов. Если же выяснится, что вы опять взялись за свое, то это ваше воскрешение долго не продлится.

— Вы — мне — угрожаете?! Да у вас на лице следы моих башмаков, не забыли еще?

— Подумаешь. А вот вам лучше не забывать, что у меня много друзей. И что у моих работодателей длинные руки.

Криспин подавил смешок.

— Ах, ах! Итальянский синдикат, вот уж действительно! Чушь какая. Банда венецианских торговцев!

— Ломбардских.

— Вот как? Ломбардских, значит?

Ухмылка сарацина поблекла.

— Это не важно. — Он пожал плечами, но приобрел, как показалось Криспину, более встревоженный вид. Слишком многое выболтал? — Если не верите, то и не надо. В таком случае просто убейте меня.

Криспин вздернул верхнюю губу, твердым шагом приблизился к Махмуду и сжал руку в кулак.

— О, я вижу у вас в глазах зернышко сомнения! — выпалил Махмуд. — Говорю ли я правду? Вина за ее смерть ляжет на вас. И вы относитесь к тем людям, кто обладает драгоценным свойством испытывать чувство вины. Чего не скажешь обо мне.

Криспина это не остановило. Он схватил сарацина за волосы, вздернул, извлек кинжал и приставил лезвие к глотке Махмуда. Тот не сводил с него глаз.

Кинжал не менял своего положения долгое время. На его полированной поверхности играли огненные блики от очага. Но как бы ни хотелось Криспину пролить кровь мерзавца, увидеть, как она горячим потоком зальет пол, его беспокоила мысль, что Махмуд не лгал. Нет, подвергать Филиппу опасности нельзя. От возможных последствий кровь стыла в жилах. Он убрал нож и отступил на шаг.

— Вы больше не будете с ней блудить.

— Возможно.

Криспин решил разыграть свои карты:

— Вас интересует только та «вероника»?

Махмуд медленно моргнул, но на его лице не отразилось ни удивления, ни недоумения.

— Вы слышали мой вопрос?

— Прекрасно слышал, мастер Криспин. Просто у меня нет ответа.

После этого развязавшийся было язык Махмуда оказался на замке, и Криспин не знал, что делать. Впрочем, по крайней мере в одном вопросе он мог расставить все точки.

— Итак, вы больше не будете домогаться Филиппы Уолкот?

На это Махмуд просто усмехнулся.

— Потому что в противном случае вас будет ждать нечто похуже смерти.

Чтобы подчеркнуть смысл своих слов, Криспин присел на корточки рядом с Махмудом, подобрал с пола упавший огурец и срезал ему макушку.

Улыбка сарацина поблекла.

— Стало быть, мы договорились, — процедил Криспин сквозь зубы.

Отшвырнув огурец, он встал, обтер лезвие, сунул кинжал в ножны и с нарочитой ленцой вышел из комнаты, грохнув за собой дверью.

Сейчас его преследовала только одна мысль: попасть к Филиппе как можно быстрее. Дождь, однако, настолько усилился, что превратил улицу в раскисшее месиво.