Джасмин посмотрела на отчима:

– Прежде чем вы разразитесь тирадой, хочу сообщить, что издателю, мистеру Майерсу, понравился мой слог. Он даже обещал мне выплатить жалованье, если последует продолжение.

– Продолжения не будет, – твердо произнес виконт. – Ты немедленно положишь конец этим презренным сплетням.

Джасмин вцепилась пальцами в подлокотники.

– Вы не можете мне приказывать, что писать, а что нет, сэр, – Джасмин всегда называла виконта отцом. Но только не сегодня. Досада и еле сдерживаемый гнев, написанные на его лице, перекликались с ее собственными пребывающими в беспорядке эмоциями.

Мать Джасмин наклонилась вперед.

– Джасмин, почему ты написала такую ужасную заметку?

Девушка пожала плечами.

– А почему бы нет? Это же весело. Ты должна признать, мама, что газета выставляет предмет обсуждения в довольно выгодном свете.

Бадра посмотрела на карикатуру на леди Кларедон, приложенную Джасмин к статье. Невероятно тощая графиня запихивала в рот огромный кусок именинного торта.

– Я беспокоюсь, Джасмин. Ты никогда не была такой… жестокой. Ты стала напоминать мне… – Виконтесса закусила губу и посмотрела на мужа.

Джасмин напряглась, почувствовав, что не только публикация была истинной причиной этого разговора.

– Кого я тебе напоминаю, мама? Мужчину, чьего имени ты никогда не произносишь? Моего настоящего отца? Кем он был, этот человек, о котором ты отказываешься говорить? Он не мог быть таким ужасным, как ты думаешь. Ведь он мой отец.

Джасмин убеждала себя в том, что ее настоящий отец был королем, павшим смертью храбрых в сражении за свой народ. Достойным человеком, которого любили и уважали. Эта придуманная ею же самой история помогала Джасмин коротать бессонные ночи – ведь английские дети часто дразнили ее.

– Джасмин, – сурово начал виконт.

– Нет, Кеннет, она должна знать. Пришло время все рассказать. – Бадра подняла на дочь полные слез глаза, когда муж сжал ее руку. – Твой отец был могущественным шейхом в племени аль-хаджид и заклятым врагом племени хамсин. Твой отец Фарик правил племенем, укравшим твоего дядю Грэма.

Могущественный шейх, как она и думала! Но чтобы аль-хаджид? Сбитая с толку Джасмин нахмурилась.

– Но ведь племя хамсин – наши друзья. Я слышала, что дядя Грэм вырос в племени аль-хаджид и что эти люди вовсе не так плохи.

– Когда-то они были заклятыми врагами племени хамсин, – вступил в разговор виконт, и его лицо помрачнело, – из-за твоего отца.

Выражение муки на лице матери сказало Джасмин о том, что история будет не такой прекрасной, какой она ее себе представляла. Поднявшись с кресла, Джасмин подошла к камину.

– Расскажите мне о племени аль-хаджид, – попросила она.

На лице виконта отразилось облегчение. Похоже, ему не хотелось говорить только об отце Джасмин.

– Племя жило в Восточной пустыне на протяжении многих лет, но времена изменились. В отличие от племени хамсин, жившего разведением чистокровных арабских скакунов, племя аль-хаджид не сумело приспособиться к суровой жизни в пустыне. Большинство людей ушли в города. В письме, полученном Грэмом от шейха племени хамсин, говорилось, что последние аль-хаджиды вскоре покинут пустыню. Они избрали местом своего жительства маленький городок на берегу Нила.

Племя ее отца прекратило своё существование и предано забвению? «Мой народ. У меня есть племя, где я могу вести совсем иной образ жизни», – вдруг поняла Джасмин.

– Но тогда их культура будет утеряна навсегда!

Внезапно у Джасмин возникла идея, породившая в сердце надежду. Возможно, ее литературному дару все же найдется применение.

– Я хочу встретиться с этими людьми, прежде чем они покинут пустыню навсегда. Ведь это народ, чьим вождем был мой отец. Я могу записать их историю, прежде чем она будет предана забвению. Издателю нравится, как я пишу. Возможно, ему в равной степени понравятся мои очерки из Египта.

– Не уверен, что это хорошая идея, – с сомнением произнес Кеннет.

– Боитесь того, что я могу обнаружить?

Виконт с минуту смотрел на Джасмин.

– Да, Джасмин. Не важно, что ты думаешь, но я понимаю, поверь мне, как трудно узнавать правду о своем прошлом. Я не хочу, чтобы тебе причинили боль. Потому что мне небезразлична моя маленькая девочка.

К горлу Джасмин подступил ком, и она судорожно сглотнула.

– Конечно, теперь ты уже выросла. И если ты считаешь, что тебе нужно поехать в Египет, поезжай.

Внезапно мысль о тайнах прошлого показалась Джасмин такой же зловещей, как и комната, за дверью которой когда-то исчезла ее подруга. Но она не могла отступить. Никогда еще Джасмин не пасовала перед трудностями. Даже перед теми, которые пугали ее.

– В конце декабря твой дядя едет в Египет за последней партией скакунов. Так что тебе выпала прекрасная возможность поехать вместе с ним и мирно положить конец историям «Всевидящего ока». – Кеннет криво улыбнулся. – Хотя к тому времени вся Англия будет увлечена отнюдь не твоими рассказами, а раскопками Дэвиса в Долине царей. Он уверен, что в конечном итоге отыщет гробницу Тутанхамона.

В Джасмин проснулся интерес.

– В самом деле?

– Да. Так говорят. И Дэвис действительно найдет ее – первую нетронутую гробницу. Грэм говорит, люди уже добывают приглашения, чтобы посетить экспозицию.

«Египтология не Египет, – подумала Джасмин. – Египтология теперь в моде – в отличие от египтян. И все же…»

– Возможно, мне удастся остаться в Египте чуть дольше, присоединиться к экспедиции и писать очерки о ходе раскопок. Это будет прекрасно. Как думаете, дядя Грэм сможет меня порекомендовать? У него есть связи? Я могу пригодиться в качестве переводчика. Ведь мой арабский безупречен. – Впервые за долгое время в жизни Джасмин наметилась какая-то определенность.

Кеннет внимательно посмотрел на девушку:

– Ты действительно этого хочешь, дорогая?

Джасмин кивнула. Новая идея манила ее, точно спелый персик, свисающий с ветки.

– Если Грэм достанет для тебя рекомендательное письмо, рассказы о «голубой крови» прекратятся? – спросил он.

И Джасмин сделала то, чего не делала никогда в своей жизни. Она солгала своему отчиму:

– Обещаю печатать свои рассказы до конца года, но они перестанут появляться, когда я уеду в Египет.

Виконт вздохнул.

– Джасмин…

Сделав невинные глаза, девушка развела руками.

– Ничего не поделаешь, таков договор. Я не могу его расторгнуть. – Она вдруг осознала, что это правда. Но мистер Майерс наверняка разрешит ей расторгнуть контракт, когда она пожелает.

– Что ж, хорошо. Поговори с Грэмом. Он знает нужных людей и сможет добыть тебе рекомендательное письмо, чтобы тебя взяли в экспедицию переводчиком, – сказал Кеннет.

Бадра бросила на дочь умоляющий взгляд.

– Джасмин… прошу тебя, дорогая, не езди в Египет. У многих людей из племени аль-хаджид сохранились дурные воспоминания о твоем отце. Они наверняка не захотят говорить о нем. Он был очень жестоким человеком, и я не хочу, чтобы ты страдала.

При взгляде на обеспокоенное лицо матери Джасмин ощутила, как болезненно сжалось ее сердце.

– Но он наверняка был не таким уж плохим, мама.

Краска отлила от лица Бадры.

– Он был исчадием ада. Я была его рабыней… наложницей. Меня продали ему в возрасте одиннадцати лет. – Бадра глубоко вздохнула, и виконт обнял ее за плечи. – Он насиловал и бил меня.

– Что? Это невозможно! – возмутилась Джасмин.

– Поверь мне, дорогая, это правда. У Фарика было много наложниц, но все они поклялись никогда не иметь от него детей. Они принимали семена фенхеля, чтобы не забеременеть. Только я не стала этого делать в надежде на то, что он перестанет меня бить, если я рожу ему ребенка. Но когда он увидел, что у него родилась дочь, а не сын, он продал тебя в тот же бордель, в котором когда-то купил меня. А меня продали туда родители.

– Помнишь, Джасмин, ты жила там, пока мы не приехали и не спасли тебя? – мягко спросил виконт.

Да, Джасмин помнила. Теперь она понимала, что ее отец сделал с матерью то же, что и тот ужасный человек с ее лучшей подругой Надией. К ее горлу подкатила дурнота.

– Но наверняка… у него были какие-то хорошие черты. Наверняка, – прошептала Джасмин. – Ведь он мой отец.

– Мужчина, который физически поспособствовал твоему рождению, еще не отец, – настойчиво повторила Бадра. – Твой отец – Кеннет.

Кровь не водица, сказал как-то Кеннет. А чья кровь текла в ее жилах? Жестокого деспота.

– А как же… другие? Братья, сестры, другие его дети? Он все еще жив? – Джасмин цеплялась за слабую надежду, как утопающий за соломинку. Нет, она совсем не такая, как он. Но если она встретится с братьями и сестрами…

– Ты его единственный ребенок, – тихо произнесла Бадра.

Человек с темным прошлым, которого ее мать боялась, а отчим ненавидел. Человек, который вел войны и пробудил к себе ненависть. Презираемый всеми человек. И это ее отец. Джасмин почувствовала себя еще хуже.

– Разве ты не понимаешь, когда мы прочитали твою заметку… это как раз в характере твоего отца – намеренно причинять людям боль. Ты – не он, Джасмин. Но иногда ты немного выходишь за рамки и… – Голос Бадры сорвался.

– Ты говоришь, что я не такая, как он, и все же сомневаешься в своих собственных словах. И ты боишься, что я все же стану такой, как он. – Джасмин посмотрела на мать, ощущая, как в груди закипает гнев. – Да, я тоже жестокий тиран.

– Джасмин! Это неправда, – произнес Кеннет, хотя его глаза по-прежнему горели беспокойством.

– У тебя непростой характер, Джасмин. Иногда ты поступаешь опрометчиво и импульсивно. Позволяешь своим эмоциям завладеть тобой. В такие моменты я очень беспокоюсь за тебя. Ты должна научиться обуздывать свой нрав, иначе он возьмет верх над тобой. – Виконтесса села на колени у ног дочери и взяла ее руки в свои. Смятение и раскаяние наполнили сердце Джасмин при виде боли, написанной на лице ее матери.