— Для чего?! — садится за стол Килен, мой единственный родной человек в этом мире.

— Я хочу понять, что тогда произошло. Мне это необходимо. Пойми меня!

Не спрашивая и не говоря больше ничего Килену, я отхожу к окну.

На улице стоит последний месяц лета. Со дня на день должна начать золотая пора, но в моей душе все вновь принимает оттенок мрачной тьмы.

Нет, я до сих пор не отпустила. До сих пор не смогла забыть, хотя Килен и твердил мне об этом постоянно, не зная, чем я себя так разрываю изнутри. Он очень сильно переживал за меня тогда, когда раны были свежи не только на теле, но и в душе.

Вот и сейчас, он не хочет, чтобы я вновь окунулась во все это. Он боится, что тогда я уже не смогу выплыть и вновь вдохнуть воздух, как это было, когда он вытащил меня три года назад на берег.

Тогда мое тело было все сплошь укрыто мелкими порезами. Кое-где имелись и раны побольше и посерьезнее. Килен рассказывал, что вначале он и вовсе подумал, что я мертва, когда увидел меня в реке, на берегу которой он рыбачил.

Он выходил меня. Не знаю как, но Килен привез хороших врачей, которые поставили меня на ноги. В больницу я отказалась ехать. Боязнь из-за Шахрукха не отступала ни на секунду. Первые месяцы я постоянно просыпалась от очередного кошмара. Мне постоянно казалось, что сейчас откроется дверь и в нее войдет Шахрукх, войдет, чтобы забрать меня и посадить на цепь, дабы я больше не смогла сбежать. Это не происходило.

Постепенно я приходила в норму. Улыбалась. Ела. Дышала. Значит, жила.

Килен до меня жил с матерью, но она умерла из-за болезни. Мальчика должны были забрать в детдом. Это по правилам. Но в деревне, где он жил, его все знали и хорошо понимали, что ни в какой детдом он не пойдет. И не выдали паренька. Какая-то тетка, одинокая женщина, оформила опекунство. Отца парня никто не знал.

Потом мы переехали. Перебрались, так сказать, от косых взглядов подальше. На новом месте нас уже сразу знали, как брата и сестру.

— Ты это окончательно решила? Отговаривать тебя не имеет смысла? — прерывает мои воспоминания Килен. Я поворачиваюсь к нему. Простого кивка ему достаточно. — Но ты же понимаешь, что все это не просто. Попасть туда, куда ты стремишься — это, словно, экватор пешком обойти — можно, но никто пытаться не будет, так как известен плачевный результат.

— Знаю. — признаю я горькую действительность. Килен тяжко вздыхает и обнимает меня сзади, кладя свой подбородок мне на плечо.

— Я еду с тобой.

— Дурачок. — вырываюсь я из его объятий. — Сам же сказал, что все это совершить будет тяжело, как бы нереально.

— Без моей помощи точно. Ну точнее, помощи того, кто нам обязательно поможет. — загадочно сообщает мне Килен и отправляется к большому комоду, где у нас хранятся вещи.

Он с тяжелым скрипом отрывает свой ящик и долго роется в одежде. Что-то мелькает у него в руке. Большой бумажный пакет, желтого цвета, появляется с самого низа ящика.

— Вот, — протягивает Килен мне пакет. — Это тот, кто обязательно поможет нам и у него есть доступ к «экватору». — Я не решаюсь взять пакет. — Бери. Глянь верхнее письмо. Оно приходило месяц назад. Я бывает забираю их, когда езжу в город и нашу старую деревню. Они все приходят на тот, старый адрес.

— От кого они? — сажусь я на кровать и кладу себе пакет на колени. Из него я достаю первое верхнее письмо. Оно выглядит не таким потрепанным и пожелтевшим, как некоторые, что остаются внутри этого загадочного пакета.

— От моего отца. — коротко бросает Килен и бегом выходит на улицу.

Не разу я не слышала, чтобы Килен говорил или хотя бы упоминал о своем отце.

Я разворачиваю письмо:

«Здравствуй, мои дорогие Чинат и Килен.

Я не могу сосчитать сколько писем я вам написал, но могу точно с горечью сообщить, что не на одно вы мне так и не ответили. Я не расстраиваюсь. Хочу сказать вам, что всегда буду ждать вашего ответа и прощения от вас. Я виноват. Виноват перед тобой, Чинат и перед тобой, Килен.

Сынок, хоть я и видел тебя всего однажды, когда ты родился, я очень люблю тебя. Для меня ты — мой единственный сын.

Знаешь, когда я оставил твою мать, я был молод и глуп. Хотя, наверное таким и остался. Я не приезжаю к вам, но очень хочу это сделать. Просто, наверное, я боюсь увидеть на ваших лицо то, что скажет мне, что я лишний.

Поверь сынок, я многое понял в своей жизни. Я очень хочу исправить ошибки. Дай мне шанс, Килен.

Чинат, я знаю, что ты мудрая и рассудительная женщина. Верю, что ты воспитала достойного сына. Прошу, прости меня и попробуй понять.

Один шанс и я его не упущу.

Пока я жив, я буду ждать вас, мои дорогие.

До свидания, мои дорогие, Чинат и Килен.

Кирилл Юдин.».

Я заканчиваю читать. Мой взгляд бросается на окно. В нем видно, как Килен мерит шагами наш двор перед домом и о чем-то сосредоточенно размышляет.

Я откладываю письмо и выхожу вслед за ним на улицу.

Он замечает меня и невесело улыбаясь, спрашивает:

— Ну как? Надо было давно тебе рассказать, но как-то стыдно, наверное. Не знаю. Хвастаться-то нечем.

— Расскажи, что произошло с твоей мамой и этим, Кириллом Юдиным?

— Ладно. — соглашается Килен. Я приготавливаюсь слушать.

* * *

Все одновременно просто и сложно: Кирилл Юдин — это отец Килена, который оставил их с матерью, когда тот его сын даже не родился.

— Его семья решила, что девушка из деревни, без должного воспитания и образования, не может войти в семью Юдиных. — Килен не очень рад от того, что придется обратится к его отцу за помощью. — Всем тогда заправляла его мать, моя бабка, хм, — усмехается вновь Килен, словно над плохой шуткой. Я молчу и не мешаю ему. — она поставила ультиматум своему сыну. У него был выбор — или мы с мамой, или она. Выбор, как понимаешь, пал не в нашу сторону. А мать даже имя мне дала созвучное с его: Кирилл — Килен. Вот что значит любовь, да?!

А мать его любила… До последнего вздоха любила, но боялась вернуться к нему, хоть старая грымза давно уже умерла и отец в каждом письме просил о прощении, просил вернуться к нему. А зачем? Теперь зачем было возвращаться?! — поворачивается ко мне Килен.

— Твой отец не знает о матери? — спрашиваю я, зная уже ответ.

— Нет. Не знает. — кусает губы себе Килен.

— Почему? Почему ты ему не сообщил?

— Вначале, — Килен обдумывает каждое слово, но все-таки продолжает свой рассказ. — я был очень зол на него из-за себя, из-за матери, а потом… просто, не знаю. Наверное, не хотел, чтобы он приезжал ко мне. Ведь, узнай он, что матери не стало, наверняка, сразу бы сорвался сюда за мной. За сыном, как он говорит. А сына видел всего однажды, мельком, в роддоме, пока бабка была не в курсе.

Так же резко начав, Килен так же резко заканчивает разговор. Встав со ступеней, он проходит по тропинке, которая ведет к калитке и оборачивается:

— Что было, то было. Я пойду к Семеновне, только у нее есть мобильник, — уточняет мой названный брат. — надо же «обрадовать» отца. А ты собирайся. Но перед этим, — прищуривает на секунду глаза Килен. — подумай обо всем хорошенько. Я тебя в любом случае поддержу. Но ты все же подумай. Я боюсь за тебя.

Я смотрю на это мальчика, нет, мысленно поправляю себя, парня… и снова, нет, мужчину. Он — моя опора, мой родной человек. Ради него я готова на многое. Я обязательно подумаю, не ради себя, а ради него. Я киваю головой и чуть повеселевший Килен выходит за калитку, направляясь в другой конец деревни. Я остаюсь сидеть на ступенях крыльца.

Я обдумала. Я решила. Эгоистично?! Возможно! Но со мной тоже поступили эгоистично и поступили так дважды! Путь известен и я постараюсь пройти по нему до конца…

Глава 9

— За нами должны были приехать, — вертится вокруг меня взволнованный Килен. — где они, черт возьми! — пытается вглядеться в толпу он. Я стою и жду. Выбора у меня нет.

Мы на вокзале. На вокзале, где куча народа снует туда-сюда и им нет, абсолютно, никакого дела до человека рядом с собой. Все спешат и все бояться. Страх в глазах. Страх за багаж, деньги, билеты, время… страх за все. Он-то и подгоняет их.

Я оглядываюсь. Мне слегка непривычно. Я уже успела от всего этого отвыкнуть и забыть. На Килена не стоит и смотреть — он первый раз выбирается так далеко от деревни, где мы жили. И ему это не нравится.

Пока мы ехали, он ни на секунду не выпускал меня из виду. А если я находилась рядом, то непременно держал меня за руку. Он боится… как и я, я тоже боюсь, только не того, что беспокоит сейчас Килена.

— А, вот! — тянет меня за руку Килен в сторону выхода. — Там! Смотри! — указывает он мне рукой в толпу. Я вижу среди встречающих человека, который держит что-то наподобие таблички с нашими именами. Мы начинаем пробираться к нему. Вряд ли, сейчас на вокзале имеется еще одна парочка с именами Килен и Валерия.

Мы подходим вплотную к молодому человеку в строгом костюме темно-серого цвета. Он в секундном замешательстве сканирует нас, словно, ожидая от нас каких-либо подтверждений, что мы — это мы. Я переглядываюсь с Киленом и он, шумно выдыхая, ставит тяжелый баул на пол и роется у себя в кармане куртки. Я нелепо пытаюсь улыбнуться «мистеру Истукану». Он не обращает на мои потуги ни малейшего внимания. Его взгляд всецело прикован к действиям Килена. Тот достает паспорт и раскрывает его на странице, где находится имя, фотография и печать. «Истукан» молча сверяет данные паспорта с лицом Килена и так же молча кивает самому себе. Килен говорил, что его отец никогда не видел фото взрослого сына. Килен никогда, как и его мать, не отвечал на письма отца.

— Пройдемте, — опускает он табличку и помогает тащить наши вещи к выходу из здания вокзала. — вас ждут. Кирилл Андреевич на работе, он сказал мне вас доставить до дому и снабдить всем, что вам будет нужно. — мы переглядываемся с Киленом и непонимающе пожимаем плечами.