Тем не менее, ответ я получила, возможно из того же космоса. Я не могла видеть близнецов, но слышала осторожный шепот за дверью. Ковер впивался в мое колено, пальцы были судорожно сжаты, и я не могла их распрямить. Я глупо себя чувствовала в этом положении. В этом положении близнецы брали верх надо мной. Когда я поднялась на ноги из-под двери выскользнула бумажка.

«Уезжай, мамчка». Написано зеленым карандашом. Я прислонилась к стене и медленно, устало смяла листок, потом заняла сидячее положение. Орфографическая ошибка в слове «мамочка» звучала как безжалостное обвинение и упрек. Болезненное, как ножевой порез.

В такие моменты я требовала: «Натан, пожалуйста, разберись. Близнецы не слушаются, отвратительно себя ведут, упрямятся/плачут…». Оглядываясь назад, я признаю, как редко я принимала вызов сама. И, совершенно не скрывая своего удовольствия, в ответ на мой призыв о помощи, Натан бросался в драку: «Мы должны выступать единым фронтом. Просто будь тверда». Он любил повторять: «Не ведись на всякую чушь. Пусть они знают, кто вожак стаи». Иногда я дразнила его за пафос. Иногда плакала от того, что моя семейная жизнь не была идеальной. И снова пыталась разгадать загадку: как такая умная, практичная женщина, как я, попала в эту ловушку?

Я повернула голову, ожидая услышать шаги Натана на лестнице, почувствовать его руку у себя на плече, его губы около моего уха. Я сногва услышала свой протестующий голос: «Натан, ты хочешь иметь седую жену?». Но все это в прошлом. «Уезжай, мамчка».


В Клер Мэнор я приняла снотворное и проснуласть только на следующее утро в незнакомой кровати, искусно задрапированной муслином «а ля полонез». Окно в другом конце комнаты было закрыто шторами с шелковыми кисточками, такими же, как на подушках.

Это был один из тех номеров, чьи фотогорафии публикуются в журналах. Богатство, элегантность, комфорт, фантазии, воплощенные в реальность. Я не могла себе представить, как можно жить в такой комнате. Тем не менее, роскошная усадьба Клер Мэнор отнюдь не была раем. Все здесь заявляло о служении телесной красоте и требовало рабского подчинения. Целая батарея лосьонов и кремов в ванной ожидала внимания гостей. Они манили и соблазняли увлажнять кожу и обновлять ее коллаген. Здесь возникала интересная дилемма. С одной стороны не было ни малейшего шанса, что они действительно дадут то, что так уверенно обещали, но не использовать их и довериться природе значило не воспользоваться данным шансом вообще.

Подборка книг на полке от «Десяти шагов к красивому телу» до «Йоги для Духа» и «Управления собой» так же была подчинена общему замыслу достижения красоты и гармонии. В конце коридора, устланного пушистым ковром, находился номер Гизеллы, почти идентичный моему, только немного просторнее, с большим количеством фруктов в вазе и полотенец в ванной комнате.

Ни один ребенок никогда не будет допущен в Клер Мэнор. Ни одному шумному или грубому существу не будет дозволено вторгнуться в его розовые, душистые, задрапированные муслином чертоги.

Вчера вечером, стоя рядом с Гизеллой перед стойкой администратора, я попыталась изобразить упражнение для ног и поднять свой боевой дух полузабытой аэробикой.

— Я могу начать буйствовать, — предупредила я Гизеллу. — Наемся маринованного лука, например, или закажу себе в номер гамбургер с жареной картошкой на завтрак.

Она странно посмотрела на меня:

— Минти, это ферма здоровья. Позволь напомнить тебе, что твое тело — это храм.

В холодном свете утра в моем мозгу, еще одурманенном снотворным, возник яркий мысленный образ. Я знала, что сейчас Лукас и Феликс сидят в своих постелях и говорят Еве: «Мамочка ушла далеко».

Пока мы ели ужин (рагу из зеленой фасоли с луком), Роджер дважды позвонил Гизелле без определенной причины. Гизелла слушала и успокаивала его, а потом извинялась передо мной за беспокойство:

— Роджер ужасно волнуется, когда я уезжаю. Он это ненавидит. — она наколола стручок на вилку. — И это человек, управляющий двумя огромными компаниями и зарабатывающий миллионы.

— И? — подсказала я, когда она замолчала.

Гизелла схватила свой стакан воды.

— И о нем я хочу поговорить с тобой. Но не сегодня.

Последние остатки сна слетели с меня, как только я вспомнита об угрозе разговора. Раздался стук в дверь и девушка в светло-розовой форме с подносом вошла в комнату. Выражение ее лица было суровым, а густые светлые волосы собраны в хвост.

— Ваш завтрак, — она поставила чашку горячей воды с ломтиком лимона на прикроватный столик. — Сегодня прекрасный день, — прокомментировала она и раздвинула занавески, теплый солнечный свет проник в комнату. — Ваше расписание на сегодня. — Она положила на столик распечатку на розовом листе бумаги. — Вы знаете, где будет проходить ваша первая процедура? — Она положила руку мне на ногу под одеялом. Это был профессиональный жест, призванный успокоить и создать иллюзию искренней заботы. — Приятного дня.

— Мое тело это храм, — бормотала я, потягивая горячую воду. За последние годы я далеко ушла от правильных завтраков.

Дома Феликс мрачно смотрел на горку мюсли в своей миске, так происходило каждое утро. Феликс не любил завтраки. «Я не хочу есть». Лукас быстро и эффективно расправлялся со своей кашей. Они придумали одну хитрость и каждое утро пытались обмануть меня. Когда Феликс думал, что я не смотрю на него, он быстро передвигал свою миску брату. Я изподтишка наблюдала за ними. Мы с Натаном обсудили растущее влияние Лукаса на Феликса. Натан почесал затылок и сказал без тени иронии: «Таков закон джунглей. Они быстро этому учатся». «Странно, — сказала я. — Раньше я была крепким орешком, а ты тряпкой». «Времена меняются», — ответил Натан.

Он был прав. Теперь времена изменились, изменились до неузнаваемости.

Я подняла трубку и позвонила Евев:

— У вас все в порядке?

Ее голос был хриплым и звучал устало:

— Да, все хорошо.

9.00 — Фитнесс класс. Я добросовестно повторяла движения. Сожмите мышцы тазового дна (вот как это называют теперь). Контролируйте дыхание. Сидя прямо, сосредоточьтесь на согнутых коленях. Команды стройной девушки-инструктора были знакомы. Их целью было стремление к недоступному совершенству. На этом фундаменте она строила свою жизнь.

«Растяжка», «сгибание», «фиксация»… Я успела освоить еще один язык, теперь более близкий мне и содержащий команды: «помой за ушами», «бегом в ванную», «я не буду повторять дважды». Его назначение? Помочь мне прожить день и благополучно дожить до вечернего купания мальчиков и сказки на ночь.

10.30 — Я голая забралась в хитроумное устройство, напоминающее сапог, и по горло погрузилась в горячую грязь. Не самые приятные ощущения. Еще через час меня из шланга поливала еще одна блонджинка в белой форме. Струя была ледяная. Девушка ободряюще улыбнулась:

— Вы все делаете очень хорошо, миссис Ллойд, — ее взгляд скользнул по моему животу и бедрам.

Я схватила полотенце и завернулась в него. Принимая как должное наготу в тренажерном зале, я до этого момента не могла оценить, как восхитетельна и желанна может быть скромность. После каждой процедуры каждая девушка в белоснежной униформе писала отчет и засовывала его в пластиковую папку, с которыми курсировали все гости.

13.00- В ослепительно белый махровых халатах мы с Гизеллой встретились за ланчем: французские бобы с орехами и лимонной заправкой. Залитая солнцем столовая выходила окнами на безупречный английский сад с цветущими дельфиниумами и маками.

— Моя оценка? — Гизелла была возбуждена. — О, все прекрасно. Хотя они предположили, что моя диета недостаточно сбалансирована, но я их уверила, что это не так. — Она взяла себя в руки. — Ты звонила домой? Все под контролем?

— Голос Евы звучал несколько странно, но до сих пор все было хорошо.

Лимонный соус был очень, очень кислым, и я не могла не поморщиться. Я никогда не любила лимоны. Высокий загорелый мужчина за соседним столиком с нескрываемым ужасом смотрел на фасоль и тофу в своей тарелке. Он взглянул на меня, и я сочувственно улыбнулась. Он покачал головой и улыбнулся в ответ. Гизелла ела без удовольствия. Она казалась нервной и расстроенной. Я старалась прожевать быстрее.

— Предполагаю, Маркус поставил ультиматум?

Она откинулась на спинку стула.

— Он требует выбрать? — продолжала я. — Это будет либо Роджер либо он?

Гизелла взяла ложку и набросилась на небольшой кусок папайи, лежащий рядом с ломтиком дыни.

— Не очень красиво со стороны Маркуса поднимать шум именно сейчас.

— Бедный Маркус.

Уголки губ Гизеллы поползли вниз.

— Он знал, как обстоят дела.

Оспорить это было невозможно, и я задумалась о жизненных правилах Гизеллы. Имел ли Маркус статус постоянного любовника или он допускался в ее жизнь только в антрактах между мужьями? Существует ли кодекс чести для подобного рода вещей? Дыня на моей тарелке была незрелой и почти ледяной, мои зубы заныли, когда я попыталась откусить от нее.

— Что ты собираешься делать?

Она напряглась.

— Вот об этом я и хочу поговорить.

— Я тронута тем, что ты доверяешь мне… и тем, что ты делаешь для меня. Это все замечательно. — Я обвела рукой комнату. — Но я не знаю, чем я могу помочь.

— Вот так сюрприз, — Гизелла опешила, — ты сама была в такой ситуации. В свое время ты была безжалостна, и мне нужная твоя ясная голова.

Я молча попыталась осознать этот факт. Через некоторое время я сказала:

— Но ты знала, что в один прекрасный день тебе придется сделать выбор.

Она вздохнула.

— Я старалась не думать об этом, чтобы не потерять голову. Я даже считала наши отношения ненастоящими и надуманными. Маркул признавал, что я не выйду за него замуж, пока он не начнет делать деньги. У него тоже были другие женщины, и всякий раз, когда он был свободен, я была замужем. И наоборот. У нас не было надежды. Но я всегда говорила, что он свободен уйти, и он бы мог бросить меня много лет назад. И только теперь он поставил свои условия. Я никогда не собиралась выходить за него замуж. Оказывается, он смотрел на наши отношения иначе.