– Может быть, нам нужно было бы ими махнуться? Ваш парень, кажется, выглядит так, как должен выглядеть мой. Мне кажется, мы бы с ним, с вашим, хорошо смотрелись вместе, – рассмеялась я.

– Наверное, вы бы смотрелись идеально. А я – с вашим немолодым человеком.

– Вы бы с ним легко смогли бы попасть на обложку какого-нибудь «Vogue» как самая стильная пара года. А со мной у него шанс только попасть в раздел «безвкусные мезальянсы года». Иногда я его просто не понимаю. Ну как он мог со мной связаться?

– А я его вполне понимаю. Наверное, с тобой не скучно.

– Тут ты права, – рассмеялась я. – Скучно – это не мое. К примеру, однажды я пошла по просьбе моей сестры за ее пьяным мужем – привезти его домой. А вместо этого получила в глаз. Потом ходила на работу с синяком. Все считали, что меня муж бьет. А у меня и мужа-то нету. И даже не муж сестры меня приложил.

– А кто? – сквозь хохот спросила Оксана. – Кто же тебе залепил?

– Охранник.

– Охранник чего?

– Да охранник в ларьке с продуктами, где Сережа – это муж моей сестры – демонстрировал свою готовность добывать семье пропитание, а конкретнее, молоко.

– Ничего не понимаю, честно, Фая, требуются пояснения. Какое, к черту, молоко?

– Обычное, трехпроцентное, «Коровка». Или «Домик в деревне», я не помню. Сережа был пьян как сапожник и воровал молоко из холодильника. Охранник пытался его остановить, а попал кулаком в мое лицо. Сашка Гусев говорит, это все оттого, что у меня реакция плохо натренирована. Другие бы успели увернуться, но не я. Мы и сейчас работаем над моей реакцией, когда я успеваю на тренировки. Однажды я получила воланом в спину. Тоже не увернулась…

– Зачем он воровал молоко? – опешила Оксана.

– Чтобы показать, что он готов стать отцом, конечно! – невозмутимо пожала плечами я. – А ты? Какая история у тебя?

– У меня? Никаких историй, – мгновенно насторожилась Оксана. Но я решила ковать железо, пока горячо. Никаких поблажек.

– Значит, твой парень из Турина? Рассказывай уже.

– Нечего рассказывать.

– Ну почему же. Он красив?

– Красив ли? Наверное, – пожала плечами она. – Да, он очень даже красив, но я как-то не об этом думала. Честно, мне это было без разницы. Он… он был всегда таким искрящимся, как только что налитое в бокал шампанское. Знаешь, он всегда смеялся. Даже во сне улыбался. Такой большой, как медведь. Только вот что, он уже не мой парень.

– Он тебя бросил? Невозможно! Немыслимо! – ахнула я.

– Почему невозможно? – тихо спросила она.

– Я не знаю. Просто невозможно – и все. Как изменить вектор полета фотона. Свет всегда улетает прочь, он и есть – время. Его невозможно обратить вспять. Человек это чувствует, создает множество продуктов творчества, таких как стихи, песни, даже частушки. Всякие там «остановись, мгновенье, ты прекрасно», – теоретизировала я. Оксана молчала. В конце концов и я замолчала и уставилась на ее бледное лицо. Она смотрела на меня так, словно была оленем, и я сбила ее на машине. – Все, что я хочу сказать, – что некоторые вещи просто невозможно изменить.

– Тут ты права, изменить ничего невозможно. Я его бросила, – ответила она, а ее голос был – мертвая вода, сухой лед. – Я сама его бросила. Вот так.

– Ты? Из-за чего? Изменил?

– Нет, не изменял. Никто никому не изменял. Просто… иногда одной любви недостаточно для счастья. Иногда нужно принимать такие вот решения.

– Бла-бла-бла! Все это – просто пустые слова. У всего на свете есть простые и логичные причины. Если ты его бросила, значит, это было кому-нибудь нужно. Вероятнее всего, тебе.

– Зря тебя Берг вином поил! – хмуро пробормотала Оксана. – Эка тебя развезло.

– Ничего и не развезло. Скажешь, просто так ушла? Просто развернулась и все? Безо всяких причин?

– Конечно же, причины были! – вдруг рявкнула она, глядя на меня так, словно собирается перейти от слов к действиям и ударить меня чем-нибудь тяжелым по голове. – Иногда, если любишь, необходимо просто отойти в сторону.

– Это что такое? Статус из социальной сети? Если любишь – отпусти? Тебя трудно найти, легко потерять и невозможно забыть? В принципе с тобой – возможно, что и невозможно. Я уверена, что тебя этот твой парень из Турина будет помнить.

– Ни черта он не будет помнить, – прошептала Королева. – Ни черта подобного. Он уже забыл.

– Откуда такая уверенность? Вот когда меня бросил мужчина, которого я любила, я не могла дышать, наверное, месяц. Так и ходила, как рыба, рот открывала, закрывала. Даже говорить было трудно. Потом как-то рассосалось, прошло, затянулось – но не забылось. Так и помню до сих пор. А ведь в нашем случае я сама понимала, что ничего не получится. То есть не питала никаких надежд. Но ты – ТЫ – совсем другое дело. Такие, как ты, не забываются.

– Почему же?

– Да потому что это – как изгнание из рая! И как забыть того, кто остался за воротами, помахивая ключами?

– Так было нужно. Ты ничего обо мне не знаешь, Ромашка, НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ! – Королева почти кричала на меня. – Думаешь, я этого хотела? Думаешь, это я осталась с этой стороны рая? Ничего подобного! Все наоборот. Я сделала это, чтобы никому не портить жизнь. Сделала это, потому что так было лучше – не для меня, для него. Потому что это был единственный выход, и нужно было кому-то из нас посмотреть на вещи объективно. Думаешь, это было легко – просто встать и уйти? Сказать, что это все – я, что это все – из-за меня, что я не люблю его больше, что у меня другие планы. У меня! – Оксана расхохоталась, и я всерьез испугалась, что сейчас с нею случится какой-нибудь настоящий нервный срыв. Но с другой стороны, я видела, что ей необходимо выговориться.

– Но почему? Почему это было так необходимо? – тихо спросила я.

– Потому что иногда сказка просто не складывается, понимаешь ты, Ромашка?

– И что, ты просто ушла от него?

– Я просто ушла, да.

– Ты разбила ему сердце?

– Он, наверное, так считает. Но ты не права в одном, он не просто пережил это, он уже забыл меня. Он – мужчина, у них все по-другому устроено, они легче переносят такие вещи и быстрее забывают. Забываются – в объятиях других женщин.

– Может быть, его сердце и уцелело, но твое – нет, – заметила я. – Разве можно вот так себя терзать?

– Мое сердце в полном порядке, – пробормотала Оксана. – Черт, я совершенно не собиралась это с тобой обсуждать. Почему я разболталась, как какая-то кумушка на завалинке?

– Кумушка, – хихикнула я. – Слово-то какое смешное, кумушка. Наверное, это оттого, что мы сидим в до неприличия деревянном доме. И даже не на стульях, а на лавке. Меня тоже так и тянет употреблять слова типа «ежели» или «давеча».

– Ежели мы сейчас не пойдем спать, завтра нам на тимбилдинге смерть, – улыбнулась устало Оксана.

– Если честно, я слишком стара для тимбилдинга. Я подумываю сбежать, – призналась я. – Я ведь даже не предполагала, что все так далеко зайдет.

– Ладно, тогда спать. И черт с ними, с вирусами. Разберемся в понедельник, да?

– Разберемся в понедельник, – согласилась я. – А понедельник начинается в субботу.

– То есть завтра, – продолжила мою мысль Оксана. Я покосилась на свой телефон. За всеми этими разговорами я так ничего и не ответила Игорю моему Вячеславовичу. Нехорошо как-то получилось. Чего я в самом деле на него накинулась? Ну, стоял он рядом с Оксаной нашей Павловной, ну, положила она ему руку на плечо. Так ведь без злого умысла. Просто по-дружески.

– Спишь, Ромашка? – спросила меня Оксана из темноты. За окном начало светлеть.

– Нет, не сплю.

– О нем думаешь? О своем немолодом человеке?

– Стараюсь не думать. Ну их, мужиков. Особенно красивых. В костюмах и без.

– Ну их, – согласилась Оксана и повернулась на бок. Я выдохнула с облегчением. Все-таки не киборг, все-таки человек.


Утро настало неожиданно и внезапно, как только может удивить утро после почти бессонной ночи. За мной пришла Машка Горобец. Такой энтузиазм был бы необъясним, но тут я понимала – ей было интересно, правда ли то, что я ночевала в коттедже самой Черной Королевы, великой и ужасной, как Гудвин. И если да, то жива ли я еще, или меня уже скормили ее ручным бесам из нижнего мира. Так что в восемь утра субботы в нашем окошке нарисовалось невозмутимое лицо моей подруги. Она делала вид, что просто прогуливается мимо, что просто вышла покурить свою электронную пыхтелку. Оксана наша Павловна, заметив чужое любопытное лицо за пластиковым (надо же, хоть что-то недеревянное) окошком, повернулась ко мне и швырнула в меня своим резиновым тапком.

– Это к тебе, Ромашка, – пробормотала она. – Просыпайся и скажи своей дурацкой подруге, чтобы она провалилась в ад.

– С превеликим удовольствием, – фыркнула я, бросая тапок обратно. – Машка, проваливайся в ад, – сказала я, открывая пластиковое окно.

– Значит, это правда, – просто проинформировала меня та. – Ты перешла на темную сторону силы. Малдер знает?

– Малдер за меня не в ответе, – возмутилась я. – Ночую где хочу.

– Вы в курсе, что от этого умирают? – спросила Оксана у Машки, высунувшись из-за деревянной двери душевой. В руке у Оксаны была ее электрическая щетка. Они были – как антиподы нашей цивилизации, одна использовала технологии для разрушения себя, другая – для укрепления эмали. Машка демонстративно выдохнула огромный клуб пара и посмотрела на Оксану. Та покачала головой и покосилась на меня.

– От этого вашего тимбилдинга тоже можно помереть, – заявила Машка. – Вы видели, чего там понастроили? У меня вообще нехорошее предчувствие. Это же сколько деньжищ всажено в этот их тимбилдинг? Как бы нас всех премии не лишили для компенсации этих затрат. Вот тогда, уверена, весь наш team взбунтуется и пойдет штурмовать нашу несчастную бухгалтерию в поисках справедливости. Это вам будет не просто как перетягивание каната. Может пролиться кровь.