Ее слова дошли до моего сознания. На моих глазах выступили слезы. Я чувствовала, что события последних нескольких месяцев учили смотреть вперед. Я взглянула на Роберта, его голова была опущена. Он кивнул в знак согласия. Грэхем взял жену за руку:

– Чего же ты хотел от нас сегодня, Роберт?

Он недолго подумал, прежде чем поднять голову:

– Я думаю, хотел вашего благословения, чтобы остаться здесь. Я больше не хочу причинять боль.

Глория посмотрела на меня.

– Я думаю, это должна решать Роуз. Я понимаю, почему ты хочешь провести Рождество здесь. Я никому не пожелала бы быть одному в это время года.

Роберт посмотрел на меня. Такое чувство, что его глаза проникают мне под кожу, снимая ее слой за слоем прямо до моей обнаженной души.

– Я не хочу, чтобы ты был один, – сказала я почти что шепотом.

Я не упомянула о том, что сама не желаю быть одна. Я знаю, что на самом деле никогда не бываю одна в Толтинге, но я задумалась, будет ли мне одиноко здесь без Роберта. Пожалуй. Я не понимаю, как я могу даже думать о том, чтобы проводить с ним время. Но я вижу рядом с собой мужчину, который хочет, чтобы я была счастлива. Это заставило его солгать мне, но я знаю, как сильно он сожалеет об этом. Я вижу мужчину, который хочет жить своей собственной жизнью и быть тем, кем он хочет быть, и я восхищаюсь им.

Он совершал ошибки. Но кто их не делал? Самое важное – стараться стать лучше. Я не могу винить его за то, что он стремится делать. Нужно много храбрости, чтобы прийти сюда и встретиться с Глорией и Грэхемом. Он смел. И я не могу отрицать, что, когда он смотрит на меня, его глаза полны любви. Слишком многое из того, что случилось, произошло из-за любви ко мне. Я не знаю, как бы я повела себя, если бы оказалась на его месте. Между нами что-то есть. Оно искрит и пенится в воздухе вокруг нас.

Это одновременно волнует и ужасает.

Я не могу ни определить, ни объяснить этого. Но я это чувствую. И не хочу сожалеть о том, что позволила ему уйти. Гораздо больше я хочу, чтобы он остался. Я хочу узнать, что из этого выйдет.

После того как Роберт ушел, я обняла Глорию и Грэхема.

– Хотела бы я быть такой же храброй, как вы, – сказала я им.

– Ты храбрее, чем думаешь, – ответила Глория. – Любить кого-то – это самое смелое, что ты можешь сделать в жизни. Я знаю, ты полюбишь снова. – Она искала мой взгляд. Я понимала, она задавалась вопросом, не влюблена ли я.

Я задавала себе тот же вопрос.

Глава 37

Улица вдоль набережной украшена гирляндами, и маленькие еловые ветви прикреплены к стенам над всеми магазинами. Рождество в Толтинге всегда празднуют с размахом, но главным событием сезона является церемония зажигания рождественской елки в гостинице «Толтинг». Она проводится ежегодно в выходной за две недели до Рождества, и мы приходим на песни и глинтвейн. Дерево массивное, оно стоит в центре площади. Необходимо три человека и огромные лестницы, чтобы украсить его мишурой, и огоньками, и звездой, которая неизменно украшает верхушку. Думаю, эта звезда старше, чем я.

Становилось все холоднее, но не было и признака снега, только холодный ветер и слой изморози на земле по утрам. Я испекла партию рождественского печенья, чтобы взять сегодня с собой, и украсила его белой глазурью и серебристыми сахарными бусинами. Мы с мамой делали их на каждое Рождество, и я продолжила традицию после ее смерти. Скорее всего, любовь к кулинарии досталась мне от нее. Иногда она поговаривала об открытии магазина кексов в городе, но так и не ушла с работы преподавателя. Иногда мечты просто остаются мечтами. Мне жаль, что эти так и не стали реальностью. Но это придает мне решительность принимать вызов за вызовом в мире искусства. Такое чувство, что потеря мамы и Лукаса заставила меня приложить все усилия, чтобы реализовать свои мечты. Не только для себя, но и для них. Я хочу проживать жизнь в три раза бесстрашнее.

Хэзер позвонила узнать, начала ли я работать над чем-то новым. Она сказала, что мне нужно использовать импульс, достигнутый на выставке, и подумать о новых картинах, а также о принтах, которые могу продавать на своем вебсайте. Я решила заняться этим в новом году. Хочу подождать, пока мне снова будет что сказать. Я не хочу, чтобы мое искусство было обыденным. Не хочу снова становиться обыденной.

Тейлор подошел понюхать коробку, в которой лежало печенье. Он действительно любит сладенькое.

– Не для тебя, – сказала я, улыбаясь оттого, что привыкла разговаривать с котом. Надеюсь, это не признак сумасшествия.

Я взглянула на часы и пошла наверх переодеться. Сегодня на улице будет прохладно, поэтому я натянула джинсы, тонкий красный джемпер, пуховик, красную шерстяную шапку и шарф с перчатками того же цвета. Еще черные сапоги до колена и слой бальзама для губ, чтобы защититься от ветра.

Ветер хлестнул по лицу, как только я вышла из дому, и резкий мороз перехватил дыхание. Я украсила дом на прошлой неделе, и в этом году ко мне вернулось праздничное настроение. Я всегда любила Рождество. Я закрепила ряд огоньков над дверью, в гостиной стояла искусственная елка, которую ставили еще мы с мамой. В спальне на подоконнике была маленькая ель. Ее было видно с дороги. Тейлор играл, пока я украшала: он бегал с безделушками, путался в огоньках, и я смеялась с ним весь день. Так здорово было смеяться. Я хорошо постаралась. Дом стал ярким и приветливым, теперь мне нравилось возвращаться сюда каждый вечер.

Мой путь к городу был освещен разноцветными огнями. Все прониклись рождественским духом и украсили свои дома. Улица казалась волшебной. Огромный светящийся надувной Санта на крыше дома Гилбертов рассмешил меня. Я услышала, как миссис Моррис причитала, что он ухудшает вид города.

Подойдя к гостинице, я заметила толпу людей вокруг незажженной елки у входа. Огоньки висели по всему широкому фасаду гостиницы и, казалось, источали тепло. Я окинула всех взглядом и тут же нашла Роберта. Он переехал в гостиницу и, как и все гости, был сегодня здесь. Роберт стоял у стола, болтая с парой, которую я не знала, поэтому, вероятно, они тоже были гостями в гостинице. На нем был длинное темное шерстяное пальто, ветер развевал его темные волосы. Он обернулся, может быть, почувствовав мой взгляд, помахал мне и отвернулся к собеседникам. Я удивилась, что такого в том, чтобы просто увидеть его, что заставило меня сразу же улыбаться.

– Роуз, – позвала меня Эмма, и я направилась туда, где стояли они с Джоном, болтая с Миком и его женой Джоан.

Я отдала Джоан печенье, и она поставила его на стол, наливая в кружки горячий глинтвейн.

– Пора, – сказал Мик, подойдя к ели, готовой к ежегодной церемонии.

Эмма взяла меня за руку, и мы пошли за Джоном. Я взяла кружку глинтвейна, и все встали в круг. Роберт был возле меня, и я пыталась сосредоточиться на том, что говорит Мик, а не на том, как Роберт на меня смотрит. Мне было приятно, что я заставляю его улыбаться.

– Добро пожаловать. Как всегда, спасибо за то, что пришли отметить начало праздничного сезона вместе с нами, – громко сказал Мик. – Я просто хотел сказать, что мы желаем вам веселого Рождества и счастливого Нового года. Давайте без лишних слов… – Он драматично поднял руку вверх и начал отсчет. – Десять… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… два… один. – Он нажал на кнопку, и огоньки загорелись переливающимся золотистым светом. Мы охали и ахали как по сигналу и бурно аплодировали.

Хозяин гостиницы, Дин, принялся бренчать на гитаре, и слова песни поспешно передавали по кругу, чтобы все могли присоединиться. Я заметила, что Роберт удивленно посмотрел на слова, потом взглянул вокруг, и его лицо расплылось в широкой улыбке при виде жителей Толтинга, поющих смешную рождественскую песню, особенно пожилых, которые были сосредоточены, будто пели гимны в церкви. Это довольно смешно, и для новичка город и горожане часто кажутся довольно странными, но я люблю их. Никаких скучных рождественских гимнов – сплошное удовольствие. Я наблюдала, как Роберт присоединился к пению, и задумалась о том, похоже ли Рождество в Толтинге на то, которое он привык праздновать с семьей. Я не перестаю надеяться, что ему понравится здесь так же, как мне.

– Он не может оторвать от тебя взгляд, – прошипела Эмма мне в ухо, указывая взглядом на Роберта.

– Ты сошла с ума, – прошипела я в ответ, но снова посмотрела на него, его глаза встретились с моими, улыбающимися от того, что он поет. Я не могу отрицать, что между нами пробежала искра. Я спрятала улыбку, опуская взгляд.

Вдруг прозвучал громкий стон.

– Мик, ты в порядке? – Он издал громкий крик, заглушая наше пение.

Я посмотрела на Мика, его лицо стало красным, он вздрагивал от боли. Я перестала петь, как и все вокруг меня, Джоан бросилась к мужу. Мы с ужасом увидели, как затряслись колени Мика и он упал. Все ринулись к нему, а он кричал от боли.

– Вызовите «скорую»! – выкрикнула Джоан, стараясь удержать его.

– Я уже вызвал, – сказал Роберт, неожиданно оказавшийся возле меня с телефоном. – Ты можешь его положить? Все сделайте шаг назад, дайте ему немного воздуха.

– Это сердечный приступ, – я услышала, как Джон тихо сказал Роберту, а тот кивнул.

После недавнего веселья неожиданная тишина казалась жуткой.

Мы все ждали в напряженном молчании. Всхлипывания Джоан и стоны Мика были единственными звуками, пока наконец звук сирен не разорвал тишину.

– Гости, – внезапно сказала Джоан, глядя на всех в панике.

Роберт положил руку ей на плечо.

– Я присмотрю здесь за всем, не переживай.

– Я помогу, – добавила я, желая что-то сделать.

Она благодарно кивнула нам, но не свела глаз с мужа.

«Скорая» подъехала к гостинице, и мы отошли, давая дорогу медикам. Я смотрела на убитое горем лицо Джоан и отчетливо понимала, что она чувствует. Мика положили на носилки, а Джоан забралась за ним в машину «скорой», которая исчезла во вспышках синих огней.