– Это Роберт, он приехал в город на лето, – сказала я, направляясь в отдел классической литературы. – Есть что-нибудь новенькое?

Мари осмотрела Роберта с ног до головы и проследовала за мной.

– Кто-то принес несколько книг Диккенса в милом твердом переплете, – ответила она, показывая их мне. Среди них несколько таких, которых у меня не было, и книги, кажется, в отличном состоянии. – Я знала, что они тебе понравятся. А чем я могу заинтересовать тебя? – Она подошла к Роберту, который рассматривал отдел с детективами. – Вот эта новая, – сказала она, показывая ему книгу и подходя очень близко.

Роберт отступил и попятился к стенду. Как в замедленной съемке, стенд зашатался перед тем, как с грохотом упасть назад, пятьдесят или около того книг разлетелись повсюду.

Роберт выглядел испуганным, его лицо покраснело, когда Мари вздохнула и прикрыла рот рукой. Я ничего не могла с собой сделать: глядя на этот беспорядок и Роберта, такого беспомощного, я расхохоталась. Мой смех нарушил гнетущую тишину, и Мари присоединилась ко мне; в конце концов и Роберт заулыбался.

Так приятно смеяться по-настоящему. Мне было сложно остановиться. Пришлось прислониться к книжной полке, так как дышать стало тяжело.

– Я всегда был неуклюжим, – скромно признался Роберт. – Мне очень жаль, – сказал он Мари и начал собирать книги. Приятно видеть его таким смущенным, когда лопнул пузырь его безупречности. Мари взяла себя в руки и начала помогать ему поднимать стенды, я сделала глубокий вдох и подняла несколько книг, чтобы поставить на место. Я громко икнула, и Роберт схватил меня за плечи, заставив подпрыгнуть от неожиданности. – Испуг останавливает икоту, – оправдывался он, когда поймал мой раздраженный взгляд.

– Нет, тебе нужно выпить воды, – сказала Мари.

– Я думаю, что мне просто нужно перестать смеяться.

Когда мы наконец привели все в порядок, мы с Робертом купили кучу книг, пытаясь загладить свою вину. Мари обняла нас на прощание, щеки Роберта снова немного порозовели, и мы покинули магазин, обещая вскоре вернуться.

Небо стало серым, и ветер растрепал мои волосы.

– Мне нужен кофе после такого, – сказала я, потирая свои голые руки, покрывшиеся гусиной кожей.

– Отличный план. Мне было так стыдно.

– Мне жаль, что я так сильно смеялась.

Он посмотрел на меня. Неправда, но я прощу тебя. Многие смеются надо мной.

– С тобой такое часто происходит? – спросила я, стараясь не рассмеяться снова. Я вела его к старинному замку, в саду которого было неплохое кафе.

– Однажды я опрокинул статую в одном шикарном отеле, когда мы были на отдыхе, и отец не разговаривал со мной все оставшиеся дни. Он думал, что я сделал это специально. А я иногда просто не замечаю вещи.

– Ты хуже, чем Белла Свон.

– Кто?

Я покачала головой. Почему меня не удивляет, что ты не знаешь, кто это?

– Я встречал ее?

– Вряд ли.

Мы зашли на территорию Хэмптон-хаус, высокого импозантного каменного здания, окруженного ухоженными газонами с высаженными по краю розовыми кустами.

– Я часто приходила сюда, когда была маленькой. Они устраивали мероприятия типа охоты за пасхальными яйцами, и люди одевались, как те, кто жил здесь во времена, когда он был построен.

– Мне всегда нравилось представлять, как жили люди раньше, – сказал он, глядя вверх на дом, когда мы проходили мимо.

– Мне тоже. Например, люди в этом доме были счастливы или несчастны? Что происходило здесь? Это так завораживает.

– Подходящее ли время для того, чтобы сообщить, что я член Национального фонда?[1]

– Они приняли тебя в таком молодом возрасте?

– Эй, история – это интересно, – возразил он.

Я положила руку ему на плечо:

– Я просто шучу. Мне нравится рассматривать здания вот так. Мы с мамой посещали какой-нибудь старинный дом или замок каждое лето. Моим любимым был Чатсуорт-хаус.

– Здорово, – согласился Роберт, открывая дверь в кафе и пропуская меня вперед.

Окно выходило на сады, и мы нашли столик у окна, чтобы смотреть на них.

Роберт купил нам кофе и по кусочку пирога.

– Не могу поверить, что ты любишь морковный пирог.

– Традиционный бисквит скучноват, – сказала я, указывая на его тарелку. – «Лимонный дождь» – мой любимый. Пожалуй, я делаю лучший в Толтинге. Ну, это по моему скромному мнению.

– Я должен попробовать, пока я здесь.

– Ты можешь помочь мне испечь его.

– Ты позволишь мне разгуливать по своей кухне после того, что сегодня видела?

– Хм… хороший вопрос. Я вообще-то очень люблю свою кухню.

Роберт вздохнул:

– Дискриминация неуклюжих. Я могу уже организовать клуб.

– Если у нас будут футболочки, я вступаю.

– Какой же клуб без футболочек? – он улыбнулся мне и протянул свою вилку. Я звякнула по ней своей, закатив глаза.

Мы только начали есть, как зазвонил мой телефон.

– Алло, – спросила я с набитым пирогом ртом.

– Эмма грозится готовить ужин, ты сможешь прийти?

Я рассмеялась, когда услышала голос Джона. По правде говоря, Эмма не самый талантливый повар. Однажды на Рождество она пыталась подать на стол замороженную индейку, и нам пришлось делать сэндвичи с сыром на гриле, поэтому с того момента все сошлись на том, что рождественские ужины готовлю я. Она и Джон или едят в ресторанах, или берут еду на вынос, или едят макароны с соусом, который Эмма научилась делать.

– Что она пытается приготовить?

– Баранину. Мне страшно, Роуз, – прошипел он, как будто скрывая наш разговор от нее, что вполне могло быть.

– Она достала книгу кулинарных рецептов.

– О’кей, я приду, чтобы убедиться, что она не добавит сахар или что-то еще. – Я взглянула на Роберта, который показывал жестами, что никогда не делал ничего подобного. Я покачала головой, показывая, что сомневаюсь в том, что это правда.

– Ты не одна?

– Мы пьем кофе с Робертом.

Повисла короткая пауза.

– Почему бы тебе не взять его с собой? Тогда не будет так очевидно, что я позвал тебя, чтобы спасти ужин.

– Даже не знаю. – Я взглянула на Роберта. Может, это чересчур на сегодня? – Я могу спросить у него. – Роберт приподнял брови.

– Напиши мне смс, чтобы я знал, и приходи к шести, чтобы не было слишком поздно предотвращать катастрофу. – Он быстро положил трубку.

– Это был Джон. Он хочет, чтобы я пришла на ужин, чтобы спасти его от шедевров Эммы – скажем так, у нас еще не было положительных прецедентов. И он спрашивал, хочешь ли ты тоже прийти? – я произнесла это как бы невзначай, потому что не хотела, чтобы это звучало как двойное свидание.

Он недолго думал.

– Ну, это спасет меня от очередного бургера у Джо, – ответил он, не встречаясь со мной взглядом. – Если ты не против.

– Эмма будет занята, пытаясь разузнать все о тебе, так что я смогу следить за ужином, – сказала я, разряжая обстановку и чувствуя легкое порхание бабочек в животе, я была не уверена, хорошо все складывается или плохо и почему.

– Я сделаю все возможное, чтобы отвлечь ее, – сказал он, улыбаясь одной из улыбок, которые озаряют его лицо и не улыбнуться ему в ответ просто невозможно.

Глава 12

Чем ближе стрелка часов подбиралась к шести, тем сильнее становилось мое волнение. Я сидела за кухонным столом, просматривая фотографии на телефоне, и думала, как странно ужинать с Эммой, Джоном и кем-то, кто не является Лукасом. Я остановилась на фотографии нашей четверки перед камерой, обнимающих друг друга, корчащих глупые рожицы. Это всего один крохотный момент из нескольких лет, проведенных вместе, момент, который пролетел так быстро, что мы даже не заметили его ценности. Но проблема этих моментов в том, что, когда ты понимаешь, что их больше не будет, они становятся невероятно значимыми. Действительно, все, о чем Лукас и я говорили, стало теперь таким важным. Я бы хотела накрепко сохранить эти мгновения в памяти, но в этом-то и вся их суть: ты никогда не знаешь, когда каждый из них станет последним.

Нашим последним моментом вместе было утро того дня. Лукас собирался уходить в строительную компанию, а я должна была приступить к работе в баре. Мы вместе завтракали, это не было редкостью, однако так получалось не каждый день. Мы пили чай с тостами. На столе не было бекона, яиц, блинов или чего-нибудь необычного, просто старый добрый чаек и тосты, мы сидели за нашим маленьким сосновым кухонным столиком, играло «Радио 1». Это был невзрачный день, правда, ни холодно, ни жарко, только небольшой лучик солнца пробивался сквозь серые облака. Лукас был в рабочей одежде, потрепанных джинсах и футболке, его волосы были взъерошены после сна, а я все еще была в пижаме с волосами, собранными в пучок.

– Во сколько ты придешь? – я не просила его остаться дома; эта мысль даже не посетила меня. Я даже и подумать не могла, что это последний раз, когда я провожала его на работу. Я бы хотела вернуться назад во времени и заставить его остаться, но кто знает, уберегло бы это его или его отняли бы у меня каким-то другим образом? Когда твое время вышло, значит ли это, что другого пути быть не может?

– Наверное, к семи. Я переоденусь и приду в бар, – сказал Лукас. Он всегда приходил, чтобы повидаться со всеми, а потом мы вместе шли домой; иногда он еще и ел у нас.

Я кивнула, и он встал, убрал тарелки в раковину и наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку. Он пах нашим гелем для душа с магнолией. Подмигнул, взял со стойки ключи от машины.

– До встречи, детка.

Мы не сказали друг другу «я люблю тебя». Некоторые люди говорят это каждый раз, когда прощаются или вешают трубку, а мы – нет. Мы знали это и так; наша любовь окутывала нас, но мы не трепались об этом постоянно. Ночью меня настигла мысль, что я не сказала ему, что люблю, в то последнее утро, но, я чувствую сердцем, он знал об этом и любил меня. Никто из нас не знал, что это была наша последняя возможность сказать эти слова друг другу.