— Вот это круто! — восхитился Джош, когда я дошла до папиной речи о счастье. Правда, я представила произошедшее несколько более кинематографичным, чем было на самом деле. Сделав в своей последней версии папу этаким Аттикусом Финчем из «Убить пересмешника», произносящим заключительную речь в суде. — И реально хорошо. Значит, он просто хочет, чтобы она была счастлива. Когда мой кузен Тим признался своему отцу в нетрадиционной ориентации, тот почти год не разговаривал с Тимом.

— Да, они очень счастливы. — Чтобы немного охладить кожу, я положила руки на стол, стараясь не обращать внимания на липкую поверхность, и сделала очередной глоток водки. — Да, это здорово. Конечно здорово! Я смотрю на них и радуюсь, потому что у Трины уже тысячу лет никого не было, но, если честно, лучше бы они чуть меньше сияли от счастья и не носились бы так с этой своей любовью. И чуть пореже смотрели бы друг другу в глаза, а то они все смотрят и смотрят, наглядеться не могут. И не обменивались бы втихаря загадочными улыбочками, словно делясь только им одним известными шутками. Или намекая на реально, реально классный секс. И может, Трине все-таки не стоит без конца слать мне фотографии, где они вместе. Или эсэмэски о том, что еще такого гениального сказала или сделала Эдди. Тем более что она абсолютно все делает и говорит гениально.

— Ой да брось! Они же совсем недавно влюбились друг в друга. А это очень характерно для влюбленных.

— Лично я никогда так себя не вела. А ты? Нет, я серьезно. Никогда не рассылала фотки, где я целуюсь. Если бы я в свое время послала Трине снимок, на котором лижусь с парнем, она отреагировала бы так, будто получила фотографию мужского члена. Я хочу сказать, раньше моя сестра считала любую демонстрацию нормальных человеческих эмоций отвратительной.

— Значит, она влюбилась впервые в жизни. И теперь будет счастлива получить приторно-сладкую фотографию тебя с твоим парнем. — Джош явно подтрунивал надо мной. — И вовсе не обязательно фотографию члена.

— Ты, наверное, считаешь меня ужасным человеком.

— Я не считаю тебя ужасным человеком. Ну разве что чуть-чуть… поддатой.

— Нет, я действительно ужасный человек. Я точно знаю, — застонала я, — хотя вовсе не прошу их отказаться от своего счастья, а только вести себя потактичнее и отнестись с пониманием к тем из нас, кому, возможно, сейчас… не так… — Я осеклась, не в силах найти нужные слова. Джош, поудобнее устроившись на стуле, внимательно за мной наблюдал. После чего я, запинаясь, произнесла: — Бывший парень. Теперь он уже бывший парень.

Джош удивленно поднял брови:

— Ну и дела! Всего-то за пару недель.

— Вот именно! — Я уперлась лбом в стол. — Ты даже и не представляешь.

За нашим столиком стало очень тихо. Мне вдруг пришла в голову идея прямо здесь немножко поспать. Тут так хорошо. Звуки боксерского поединка растаяли где-то вдали. Правда, лоб стал немного влажным. А потом я почувствовала у себя на плече руку Джоша.

— Ладно, Луиза, думаю сейчас самое время тебя отсюда эвакуировать.

Я говорила «до свидания» всем этим милым людям, что попадались мне на пути к выходу, и стукалась со всеми подряд растопыренной пятерней (некоторые промахивались, идиоты). По какой-то непонятной мне причине Джош постоянно громко извинялся. Должно быть, то и дело натыкался на гостей заведения, пока мы шли. Уже у дверей он стал надевать на меня куртку, но не смог вдеть мои руки в рукава, а когда ему все-таки удалось это сделать, куртка оказалась надета задом наперед, словно смирительная рубашка. Смех, да и только!

— Все, я сдаюсь, — наконец сказал Джош. — Иди так.

И тут кто-то выкрикнул из зала:

— Леди, и еще немножко холодной водички!

— Да, я леди! — воскликнула я. — Английская леди! Я Луиза Кларк Первая. Правда, Джошуа? — Я повернулась лицом к посетителям, выбросив вперед сжатый кулак.

А поскольку я стояла, прислонившись к стене с фотографиями, некоторые из них с грохотом обрушились мне на голову.

— Мы уходим. Уходим, — сказал бармену Джош, подняв руки вверх.

Кто-то возмущенно закричал. А Джош все продолжал извиняться. Тогда я сказала, что извиняться — это самое последнее дело. Уилл учил меня, что уходить нужно с высоко поднятой головой.

Неожиданно мы оказались на промозглой, холодной улице. И тут я поскользнулась, шлепнулась на обледенелый тротуар, стукнулась коленками об асфальт и чертыхнулась.

— Боже мой! — Обхватив за талию, Джош попытался меня поднять. — Тебе срочно нужно выпить кофе.

От него очень приятно пахло. Совсем как в свое время от Уилла: чем-то дорогим и изысканным. Так пахнет в мужском отделе роскошного универмага. И пока мы ковыляли по тротуару, я зарылась лицом в шею Джоша и с наслаждением вдыхала этот запах.

— Ты чудесно пахнешь.

— Спасибо большое.

— Очень классно!

— Приятно узнать.

— Мне хочется тебя полизать.

— На здоровье, если тебе от этого полегчает.

Я лизнула Джоша в шею. На вкус его лосьон после бритья оказался не столь приятным, но сам процесс мне понравился.

— И впрямь полегчало, — удивилась я. — Реально полегчало!

— Ну ладно. Если ловить такси, то лучше всего прямо здесь.

Он развернул меня к себе лицом и положил руки мне на плечи. Таймс-сквер сверкала и ослепляла огнями — мерцающий неоновый круг. От гигантских светящихся рекламных щитов, буквально нависающих надо мной, резало глаза. Я медленно повернулась вокруг своей оси, таращась на ослепительные огни и чувствуя, что вот-вот упаду. Я все кружилась и кружилась, пока Таймс-сквер не поплыла перед глазами, после чего я слегка споткнулась, но Джош меня подхватил.

— Я могу отправить тебя на такси домой. По-моему, тебе сейчас необходимо поспать, чтобы протрезветь. Или можно пойти ко мне выпить кофе. Выбирай.

Шел второй час ночи, и тем не менее на площади толпилось столько народу, что Джошу приходилось буквально орать. Джош был таким красивым в этой своей рубашке и вощеной куртке. Аккуратно подстриженный и вообще классный. Он мне ужасно нравился! Я повернулась к нему лицом и заморгала. Черт, зачем он так сильно раскачивается?!

— Очень любезно с твоей стороны, — заметил он.

— Неужели я сказала это вслух?

— Ага.

— Прости. Хотя это чистая правда. Ты потрясающе красивый! Красота по-американски. Совсем как настоящая кинозвезда. Джош?

— Да?

— Думаю, мне нужно срочно присесть. У меня какой-то туман в голове. — Я чуть было снова не навернулась, но Джош вовремя меня подхватил.

— Ну вот опять!

— Я очень хочу открыть тебе этот секрет. Но не могу.

— И не надо.

— Ты понял бы. Не сомневаюсь, что понял бы. А знаешь… ты похож на одного человека, которого я любила. Действительно любила. Ты в курсе? Как две капли воды.

— Что ж… рад это слышать. Очень мило.

— И правда мило. Он был обалденно красивым. Совсем как ты. Точно кинозвезда… Я это уже говорила? Он умер. Я говорила тебе, что он умер?

— Сочувствую твоему горю. Но пожалуй, нам пора выбираться отсюда.

Он протащил меня за собой два квартала, поймал такси и не без труда усадил на заднее сиденье. Но поскольку я продолжала упрямо цепляться за Джоша, он оказался наполовину в салоне, наполовину — на улице.

— Вам куда, леди? — оглянулся на меня водитель.

Я умоляюще посмотрела на Джоша:

— А ты можешь остаться со мной?

— Конечно. Куда едем?

Водитель настороженно посмотрел на меня в зеркало заднего вида. У него работал телевизор, и зрители в студии разразились бурными аплодисментами. Автомобили за нашей спиной дружно загудели. Огни были слишком яркими. Нью-Йорк внезапно сделался чересчур шумным, его вдруг стало больше, чем нужно.

— Не знаю. Может, к тебе домой? Я не могу вернуться назад. Пока еще нет. — Я посмотрела на Джоша, и мне вдруг стало жалко себя до слез. — А ты знаешь, что я пытаюсь одновременно усидеть на двух стульях?

— Луиза Кларк, почему-то меня это не сильно удивляет, — наклонившись ко мне, нежно произнес Джош.

Я положила голову ему на плечо и позволила себя обнять.


Проснулась я от телефонного звонка, пронзительного и настойчивого. Затем наступила блаженная тишина, после чего я услышала тихий мужской голос. И почувствовала приветливый запах кофе. Я беспокойно заворочалась, пытаясь отодрать голову от подушки. Боль в висках оказалась настолько пронзительной, что я заскулила, словно собачонка, которой прищемили дверью хвост. Я закрыла глаза и, сделав глубокий вдох, открыла их снова.

Я лежала в чужой кровати.

Открыв глаза в третий раз, я обнаружила, что по-прежнему лежу в чужой кровати.

Этого непреложного факта оказалось вполне достаточно, чтобы я заставила себя снова поднять голову и, не обращая внимания на пульсирующую боль в висках, попыталась сосредоточиться. Нет, это определенно была не моя кровать. Спальня тоже была не моей. На самом деле я этой спальни раньше в глаза не видела. Я посмотрела на одежду — мужскую одежду, аккуратно повешенную на спинку стула, — на телевизор в углу, письменный стол и платяной шкаф, после чего поняла, что мужской голос звучит совсем близко. А потом открылась дверь, и в комнату вошел Джош, уже полностью одетый. В одной руке он держал кружку, другой прижимал к уху телефон. Наши глаза встретились. Джош иронично поднял бровь и, не прерывая разговора, поставил кружку на прикроватный столик:

— Да, проблемы с метро. Сейчас вызываю такси, буду там минут через двадцать… Конечно. Не вопрос… Нет, она уже этим занимается… — (Я заставила себя сесть, с удивлением обнаружив, что на мне мужская футболка. Минут через пять до меня наконец дошло, что бы это могло значить, и я вдруг почувствовала, как медленно, но верно начинаю краснеть.) — Нет, мы вчера об этом говорили. Он должен был подготовить всю документацию. — (Джош отвернулся, и я юркнула под одеяло, натянув его до самого подбородка; впрочем, трусики на мне были, а это уже кое-что.) — Ага. Это было бы здорово. Да, ланч — именно то, что нужно. — Джош отключил телефон, засунув его в карман. — С добрым утром! Я как раз собирался дать тебе адвила. Ну что, поискать пару таблеток? А сейчас, боюсь, мне нужно бежать.