Время от времени подавало голос еще одно мое «я», на сей раз маниакальное, твердившее с натужным оптимизмом: «Я могу стать, кем пожелаю! Я ни к кому не привязана! Я могу поехать в любую страну без лишних угрызений совести!» Эти три «я» боролись за жизненное пространство в моем мозгу, причем даже без перерыва на обед. Я находилась на грани шизофрении, что невероятно изматывало.

Я отчаянно пыталась заглушить свои внутренние голоса. Бегала по утрам с Джорджем и Агнес, не останавливаясь, когда начинало сжимать грудь, а икры болели так, будто их ковыряли раскаленной кочергой. Я вихрем носилась по квартире, предупреждая малейшие желания Агнес, подставляя плечо перегруженному работой Майклу, даже помогая презрительно фыркавшей Иларии чистить картошку. Более того, я предложила Ашоку убрать от снега дорожку перед домом. Одним словом, я была готова на что угодно, лишь бы не думать о том, как жить дальше. Ашок скривился и велел перестать валять дурака. Я ведь не хочу, чтобы он из-за меня лишился работы, да?

Сообщение от Джоша я получила на третий день после возвращения в Нью-Йорк. Агнес в этот момент выбирала дизайнерские туфли в детском магазине и разговаривала по-польски по телефону с матерью, явно пытаясь понять, какой размер взять и одобрит ли покупку сестра.

Привет, Луиза Кларк Первая. Давненько от тебя не было вестей. Надеюсь, ты хорошо провела Рождество. Может, как-нибудь сходим выпить по чашечке кофе?

Я уставилась на сообщение. Теперь у меня не было причин для отказа, но пока это было как-то неуместно. Душевные раны еще не зарубцевались, да и все мои мысли были лишь о мужчине, находившемся за три тысячи миль от меня.

Привет, Джош. Сейчас я немного занята (Агнес вконец меня загоняла!), но в принципе я не против. Может, как-нибудьи встретимся в ближайшее время. Надеюсь, у тебя все хорошо. Л. x

Он не ответил, что меня, как ни странно, расстроило.

Гарри погрузил покупки Агнес в багажник, и тут у нее загудел телефон. Она бросила взгляд на экран, рассеянно посмотрела в окно, затем — на меня:

— Совсем забыла, что у меня сегодня урок рисования. Едем в Ист-Уильямсберг.

Это была явная ложь. Внезапно я вспомнила тот жуткий ужин в честь Дня благодарения со всеми имевшими место разоблачениями и попыталась сделать невозмутимое лицо:

— Тогда я отменю ваш урок музыки.

— Да, Гарри, у меня сейчас урок рисования. Я совсем забыла.

Гарри, ни слова не говоря, развернул лимузин.


Мы с Гарри молча сидели в припаркованном лимузине с работающим, чтобы мы не замерзли, двигателем. В глубине души я дико злилась на Агнес за то, что она так неудачно выбрала день для «урока рисования», тем самым снова оставив меня наедине со своими мыслями — толпой незваных гостей, наотрез отказывающихся уходить. Тогда я надела наушники послушать жизнерадостную музыку. После чего, взяв айпад, составила график Агнес до конца недели. Сыграла с мамой три партии в скребл онлайн. Ответила на имейл от Трины, которая спрашивала моего совета, можно ли взять Эдди с собой на корпоратив или еще не время. Я подумала, что рано или поздно Трина привыкнет и все само собой образуется. Потом поглядела на хмурое небо. Интересно, сколько еще выпадет снега? Гарри смотрел на планшете какое-то комедийное шоу и хохотал одновременно со зрителями за кадром, опустив на грудь колышущийся двойной подбородок.

— Может, выпьем кофе? — предложила я, когда догрызла последний ноготь.

— Не-а. Доктор говорит, я должен завязывать с пончиками. А ты сама знаешь, что будет, если мы пойдем туда, где дают хорошие пончики.

Я принялась теребить нитку на штанах:

— Ладно, давай поиграем в «Я шпион».

— Ты что, издеваешься?

Тогда, откинувшись на спинку сиденья, я начала слушать комедийное шоу вместе с Гарри, тяжелое дыхание которого постепенно перешло в легкое похрапывание. Между тем угрюмое небо начало темнеть, мало-помалу приобретая неприветливый свинцово-серый оттенок. Похоже, с учетом пробок на обратную дорогу уйдет несколько часов. И тут зазвонил мой телефон.

— Луиза? Вы сейчас с Агнес? Кажется, у нее отключен телефон. Не могли бы вы передать ей трубку?

Я посмотрела на окно студии Стивена Липкотта, отбрасывающее золотистый прямоугольник света на серый снег.

— Мистер Гупник, э-э-э… она сейчас… примеряет кое-какие вещи. Я заскочу к ней в примерочную и попрошу вам перезвонить.

Входная дверь в здание, подпертая двумя банками краски, оставалась открытой — кому-то доставляли товар. Я взбежала по бетонным ступенькам, промчалась по коридору и, тяжело дыша, остановилась у закрытой двери студии. Посмотрела на экран телефона, потом возвела глаза к небесам. Мне ужасно не хотелось входить, поскольку я отнюдь не горела желанием получить неоспоримые доказательства своих подозрений, возникших в День благодарения. Я прижалась ухом к двери, раздумывая, удобно ли постучать. Не знаю почему, но я чувствовала себя виноватой — соглядатаем, воровато влезающим в чужую жизнь. За дверью играла музыка, слышались приглушенные голоса.

Набравшись смелости, я постучала. А через пару секунд, потянув на себя дверь, я застыла на пороге. Стивен Липкотт и Агнес, спиной ко мне, рассматривали прислоненные к стене картины. Одна рука Стивена лежала на плече у Агнес, а другой, с зажатой в ней сигаретой, он показывал на какое-то небольшое полотно. В комнате пахло табачным дымом, скипидаром и духами.

— Почему бы тебе не принести мне побольше ее фотографий? — спрашивал Стивен. — Если ты считаешь, что портрет не до конца передает оригинал, тогда давай…

— Луиза! — Агнес резко развернулась и вскинула раскрытую ладонь, словно желая меня остановить.

— Простите! — Я показала на свой телефон. — Это… это мистер Гупник. Он пытается до вас дозвониться.

— Ты не должна была сюда входить! И почему ты не постучалась?

— Я стучалась. Простите… У меня не было другого выхода… — Я начала пятиться к двери, и тут мой взгляд случайно упал на картину.

Маленькая девочка с золотистыми волосами, широко раскрытыми глазами стояла вполоборота, будто готовая вот-вот убежать. И внезапно на меня снизошло озарение, и все стало на свои места: депрессия Агнес, бесконечные разговоры с матерью, бесконечные покупки игрушек и туфелек…

Стивен наклонился поднять картину:

— Послушай, если хочешь, возьми эту. А дома посмотришь, подумаешь…

— Заткнись, Стивен!

Он вздрогнул, явно удивляясь столь неадекватной реакции, хотя для меня это стало решающим доказательством.

— Я подожду вас внизу, — сказала я, осторожно прикрыв за собой дверь.


В Верхний Ист-Сайд мы ехали молча. Агнес позвонила мистеру Гупнику и извинилась: она не заметила, что телефон отключен, наверняка неудачная модель — эта штука вечно глючит, — и ей нужен другой телефон. Да, дорогой. Мы уже возвращаемся. Да, я знаю…

На меня она не смотрела. По правде говоря, мне тоже было неприятно на нее смотреть. Мой мозг буквально кипел в попытке соотнести события последних месяцев с тем, что я только что поняла.

Когда мы наконец добрались до дому, по вестибюлю я шла чуть позади Агнес, но уже у лифта Агнес отвернулась, уставившись в пол, затем посмотрела на меня:

— Ладно. Пойдем поговорим.


Мы с Агнес вошли в темный, покрытый позолотой бар отеля вроде тех, где, по моим представлениям, богатые бизнесмены с Ближнего Востока развлекают своих клиентов, и, не глядя, отмахнулись от желающих угостить нас кавалеров. В баре было практически пусто. Устроившись в тускло освещенной угловой кабинке, мы стали ждать, когда официант, безуспешно пытающийся поймать взгляд Агнес, залихватски поставит на стол две водки с тоником и мисочку блестящих зеленых оливок.

— Она моя дочь, — проронила Агнес, когда официант удалился. Я сделала глоток водки. Напиток оказался невыносимо крепким, но я была даже рада. Мне необходимо было на чем-то сосредоточиться. Голос Агнес звучал напряженно, непривычно страстно. — Моя дочь. Она живет у сестры в Польше. С девочкой все хорошо. Она была совсем крошкой, когда я уехала, и почти не помнит, что когда-то жила с мамой. Сестра тоже счастлива, так как не может иметь детей, а вот мама ужасно на меня сердится.

— Но…

— Да, я не сказала ему, когда мы познакомились. Я была на седьмом небе от счастья, что понравилась такому человеку, как он. Однако мне и в голову не могло прийти, что мы будем вместе. Все было похоже на сказочный сон, понимаешь? Я думала, это просто небольшая интрижка, а потом моя рабочая виза истечет, я вернусь в Польшу и навсегда запомню эту встречу. Но все завертелось так стремительно, и он ради меня бросает жену. Я не знала, как сказать ему о ребенке. Каждый раз, как мы встречаемся, я думаю: «Вот сейчас, вот сейчас…» А потом он вдруг заявляет, что больше не хочет иметь детей. «С меня хватит», — говорит он. Так как понимает, что разрушил свою семью, а потому не хочет еще больше осложнять ситуацию усыновлением, братьями и сестрами лишь с одним общим родителем и все такое прочее. Он любит меня, но отказ от детей — непреложное условие сделки. И как я могу ему все рассказать?!

Я наклонилась к Агнес поближе, чтобы нас никто не услышал:

— Агнес, но это… чистой воды безумие! У вас уже есть дочь!

— И как мне сказать ему теперь, спустя два года? Думаешь, он не сочтет меня дурной женщиной? Думаешь, не сочтет это подлым обманом? Луиза, я сама себе создала чудовищную проблему. И я это знаю. — Она отхлебнула водки. — Я постоянно думаю — постоянно! — как исправить положение. Но невозможно ничего исправить. Я солгала ему. Для него доверие — это самое главное. Он меня не простит. Не простит — и точка. Поэтому пока он счастлив, я тоже счастлива и могу достойно обеспечить свою семью. Я пытаюсь уговорить сестру переехать в Нью-Йорк. Тогда бы я могла каждый день видеть Зофью.