Она запостила еще одно фото Сэма, за рулем машины «скорой помощи». Сэм смеялся, подняв руку, словно пытаясь остановить ее, и у меня внезапно перехватило дыхание от интимности снимка, создающего полное ощущение, будто я сейчас сижу с ними в кабине.

Мы должны были созвониться накануне вечером, в удобное для него время, но, когда я позвонила, он не взял трубку. Я попробовала еще раз, потом еще — безуспешно. Два часа спустя, когда я уже места себе не находила, мне пришло текстовое сообщение:

Прости, ты еще там?

— У тебя все в порядке? Задержался на работе? — спросила я, услышав голос Сэма.

Он ответил не сразу, явно замявшись:

— Не совсем.

— Что ты имеешь в виду? — Мы с Гарри ждали в машине, пока Агнес сделает педикюр, и я понимала, что Гарри наверняка прислушивается к разговору, независимо от того, насколько он в данный момент погружен в спортивную страницу «Нью-Йорк пост».

— Да так, кое с чем помогал Кэти.

При упоминании ее имени у меня внутри все оборвалось.

— И с чем именно? — Я старалась, чтобы мой голос звучал беззаботно.

— Собрать шкаф. Из «Икеи». Она купила его, а собрать не смогла, вот я и помог.

Меня затошнило.

— Ты что, ходил к ней домой?

— На квартиру. Лу, я просто помог собрать предмет обстановки. У нее больше никого нет. А я живу неподалеку.

— И ты взял с собой ящик с инструментами. — Я вспомнила, как он приходил в мою квартиру и все чинил. Именно это мне в первую очередь и понравилось в нем.

— Да, я взял ящик с инструментами. Но все, что я сделал, — это помог ей со шкафом из «Икеи», — устало ответил Сэм.

— Сэм?

— Ну что?

— Ты сам предложил ей помочь? Или она попросила?

— Да какая, в сущности, разница?

Мне хотелось сказать, что разница очень большая, ведь и ежу понятно, что Кэти пыталась украсть его у меня. Она поочередно играла роль то беспомощной дамочки, то компанейской девицы, то лучшего друга, то товарища по работе. А Сэм или был слеп, или, что еще хуже, все прекрасно видел. На ее странице не было ни единого снимка, где бы она не присасывалась к нему, будто пиявка. Иногда я задавалась вопросом, догадывается ли она, что я видела эти фото, приятно ли ей знать, что я переживаю, и не является ли все это частью ее плана сделать меня несчастной и таким образом свести с ума. Мужчины вряд ли способны понять те хитроумные методы ведения тайной войны, которые женщины используют друг против друга.

Напряженная тишина в трубке превращалась в сливную трубу, в которую мы мало-помалу спускали наши отношения. Я знала, что эту партию мне не выиграть. Если я попытаюсь предупредить Сэма насчет происходящего, то превращусь в ревнивую гарпию. Если же нет, он продолжит бродить впотьмах, не замечая расставленной ловушки, пока в один прекрасный день неожиданно не поймет, что нуждается в ней, как в свое время нуждался во мне. Возможно, в пабе после тяжелого рабочего дня он почувствует в своей ладони ее нежные пальцы и она прислонится к его широкому плечу. Возможно, их сблизит некий общий выброс адреналина в ходе смертельно опасной нештатной ситуации и они неожиданно для себя поцелуются и…

Я закрыла глаза.

— Так, когда ты приезжаешь?

— В рождественский сочельник.

— Отлично. Лу, я постараюсь поменять некоторые дежурства. Хотя в какие-то дни мне придется выйти. Ты же знаешь мою работу. У нас не бывает выходных. — Он вздохнул и после короткой паузы продолжил: — Послушай, мне вот какая мысль пришла в голову. Может, вам с Кэти стоит познакомиться? Увидишь, она нормальная. И вовсе не стремится стать для меня чем-то бóльшим, чем просто хороший друг.

Хрена с два, не стремится!

— Чудненько! Звучит заманчиво.

— Думаю, она тебе понравится.

— Ну, раз ты так думаешь, тогда непременно понравится.

Примерно так, как мне может понравиться подхватить вирус Эбола. Или грызть себе локти. Или есть тот сыр с живыми личинками мух.

Сэм продолжил разговор уже с явным облегчением:

— Ужасно хочу тебя увидеть. Ты ведь приедешь на неделю, да?

Я опустила голову, чтобы чуть-чуть заглушить голос:

— Сэм, а Кэти действительно собирается со мной познакомиться? Вы с ней это уже обсуждали?

— Ага. — Не дождавшись моей реплики, Сэм поспешно добавил: — Я хочу сказать, естественно, без… Одним словом, мы не говорили о наших с тобой делах, и вообще. Но она догадывается, что нам сейчас нелегко.

— Понимаю. — У меня окаменело лицо.

— Она считает тебя крутой. На самом деле я объяснил, что она не совсем правильно все поняла. — (Я рассмеялась. Пожалуй, даже худший актер в мире сделал бы это куда убедительнее.) — Ты увидишь, когда вы встретитесь. Жду не дождусь.

Когда он отключился, я подняла голову и поймала взгляд Гарри в зеркале заднего вида. Наши глаза встретились, он отвернулся.


Поскольку я жила в крупнейшей мировой метрополии, то начала понимать, что знакомый мне мир был очень маленьким и ограничивался исключительно потребностями семьи Гупник, удовлетворением которых я занималась с шести утра и порой до позднего вечера. Моя жизнь полностью сплелась с их. Совсем как в свое время с Уиллом, я чутко реагировала на смену настроений Агнес и по практически неуловимым признакам научилась определять, была она подавлена, сердита или просто голодна. Теперь я знала точные даты месячных Агнес, которые отмечала в своем персональном календаре, чтобы морально подготовиться к повышенному эмоциональному фону и чрезмерно экспрессивной игре на фортепиано. Я знала, как быть невидимой во время семейных конфликтов или, наоборот, вездесущей. Я стала тенью, причем настолько, что иногда чувствовала себя почти бестелесной, существующей исключительно в качестве приложения к кому-то другому.

Моя жизнь в семье Гупник скукожилась, сделавшись призрачной и эфемерной, ограниченной редкими телефонными звонками (если позволяло расписание Гупников) или спорадическими имейлами. За две недели я так и не собралась позвонить сестре и даже расплакалась, получив от мамы написанное от руки письмо с фотографиями ее и Тома на театральном утреннике, вложенными в конверт «просто на случай, если ты забыла, как мы выглядим».

Одним словом, все это меня порядком достало. И поэтому для равновесия я, несмотря на усталость, каждую неделю ездила с Ашоком и Миной в библиотеку, а когда у них заболели дети, даже сподобилась на самостоятельную вылазку. Я научилась теплее одеваться и сделала собственный плакат «Знание — сила!», тем самым отдав дань памяти Уилла. Из библиотеки я возвращалась на метро, заезжая в Ист-Виллидж, чтобы выпить кофе в «Магазине винтажной одежды» и посмотреть новые поступления товара, закупленного Лидией с сестрой.

Мистер Гупник больше не возвращался к теме библиотеки. И я с легким разочарованием поняла, что здесь благотворительность означает нечто совсем иное. Мало просто давать, нужно это делать так, чтобы видели другие. Больницы носили имена своих спонсоров, написанные шестифутовыми буквами над центральным входом. Балы назывались в честь тех, кто их субсидировал. Даже на заднем окне автобусов красовался список имен. Мистер и миссис Гупник слыли щедрыми филантропами, поскольку демонстрировали эту самую щедрость во время светских мероприятий. А что с этой точки зрения могла дать им заштатная библиотека в депрессивном районе?! Ровным счетом ничего.


Ашок с Миной, с ужасом узнав, что у меня нет никаких планов на День благодарения, пригласили меня на обед к себе домой в Вашингтон-Хайтс.

— Вы не можете провести День благодарения в одиночестве! — заявил Ашок, и я решила не говорить ему, как мало людей в Англии вообще что-либо слышало о Дне благодарения.

— Моя мать готовит индейку, но можешь не рассчитывать, что она будет приготовлена в лучших американских традициях. Мы терпеть не можем такую преснятину. Нет, это будет настоящая индейка, приготовленная в тандыре.

И здесь от меня не требовалось особых усилий, чтобы сказать «да» чему-то новому. Конечно, я была в полном восторге. Я купила бутылку шампанского, дорогие шоколадные конфеты и цветы для матери Мины, надела голубое коктейльное платье с меховыми манжетами, решив, что День благодарения в честь совместной трапезы отцов-основателей с индейцами — отличный повод обновить платье, тем более что можно было не придерживаться строгого дресс-кода. Илария, вся в мыле, готовила обед для семейства Гупник, и я решила ее не беспокоить. Я вышла из квартиры, предварительно проверив, что не забыла взять инструкцию, которой меня снабдил Ашок.

Уже идя по коридору, я неожиданно заметила, что дверь в квартиру миссис Де Витт открыта. Из квартиры доносилось бормотание телевизора. Стоявший в холле, неподалеку от входной двери, Дин Мартин пристально смотрел на меня. Испугавшись, что он может в очередной раз рвануть на свободу, я нажала на кнопку звонка.

В коридоре возникла миссис Де Витт.

— Миссис Де Витт, боюсь, Дин Мартин снова собрался на прогулку.

Собака тотчас же прижалась к ногам хозяйки, которая бессильно прислонилась к стене. Миссис Де Витт выглядела больной и усталой.

— Дорогая, не могла бы ты захлопнуть дверь? Должно быть, я плохо закрыла ее.

— Будет сделано. С Днем благодарения вас, миссис Де Витт!

— Правда? А я и забыла.

Она исчезла в недрах квартиры, собачка побежала следом, и я захлопнула дверь. Я никогда не видела у миссис Де Витт даже случайных посетителей, и мне вдруг стало грустно, что она проведет День благодарения в полном одиночестве.

Я уже свернула к лифту, когда в коридор неожиданно вышла Агнес в спортивном костюме. Она явно удивилась, увидев меня: