— О да. Вы хотите купить рисунок.

— Не совсем так. Мне нужно, чтобы вы сделали рисунок. Совсем маленький.

Он сел на табурет, открыл картонку с лапшой и начал есть, стремительно забрасывая лапшу в рот чопстиками. Тогда я сделала новый заход:

— Это для благотворительности. Художники рисуют эти дудл… маленькие открытки, — поправилась я. — И вероятно, многие известные художники Нью-Йорка рисуют их для других людей, так что…

— Известные художники, — повторил он.

— Ну да. Вероятно, это не тот случай, когда можно нарисовать картинку самому, и Агнес, моя хозяйка, хочет, чтобы ей нарисовали нечто выдающееся. — Мой голос звенел от волнения. — Я хочу сказать, это не займет много времени. Нам вовсе не нужно нечто затейливое… — Он смотрел на меня, и я начала запинаться и наконец неуверенно пискнула: — Мы… Мы можем заплатить. Хорошо заплатить. И это для благотворительности.

Пристально глядя на картонку, он закинул в рот очередную порцию лапши. Я стояла у окна в ожидании приговора.

— Ага, — прожевав, произнес он. — Я не тот, кто вам нужен.

— Но Джош говорил…

— Вы хотите, чтобы я создал нечто такое, что может потешить эго некой особы, которая не умеет рисовать, но не хочет потерять лицо перед другими дамами, которые обедают… — Он покачал головой. — Вы хотите, чтобы я нарисовал вам поздравительную открытку.

— Мистер Липкотт, пожалуйста. Я, наверное, плохо объяснила. Я…

— Вы все отлично объяснили.

— Но Джош говорил…

— Джош ничего не говорил насчет поздравительных открыток. Терпеть не могу все эти благотворительные обеды и прочее дерьмо.

— Я тоже. — В дверях стояла Агнес. Она осторожно вошла в студию, глядя себе под ноги, чтобы не наступить на тюбик с краской или валявшиеся на полу клочки бумаги. Затем протянула тонкую бледную руку: — Агнес Гупник. Я тоже ненавижу все это благотворительное дерьмо.

Стивен Липкотт медленно встал, после чего, словно поддавшись порыву и вспомнив о благородных манерах куртуазного века, пожал ей руку. Он не сводил глаз с лица Агнес. Если честно, я уже успела забыть, какое глубокое впечатление Агнес производит на незнакомых людей.

— Мистер Липкотт… все верно? Липкотт? Я понимаю, это отнюдь не ваш жанр. Но мне предстоит принести эту картинку в зал, набитый мерзкими ведьмами. Представляете? Настоящими ведьмами. А сама я рисую как курица лапой. И если мне придется пойти туда и показать свой рисунок, они непременно выльют на меня дополнительную порцию говна.

Агнес села, достала из сумочки сигарету, нашарила на одном из его столов зажигалку, прикурила. Стивен Липкотт по-прежнему не сводил с нее глаз, чопстики безвольно повисли в его руке.

— Я не принадлежу к их кругу. Я польская массажистка. И в этом нет ничего позорного. Но я не желаю давать этим ведьмам шанс в очередной раз смотреть на меня свысока. Вы знаете, каково это, когда люди смотрят на тебя свысока?

Она выдохнула, наклонив голову, струйка дыма потянулась от нее к Стивену. Мне даже показалось, будто он вдохнул дым ее сигареты.

— Я… э-э-э… да.

— Поэтому я прошу вас о небольшом одолжении. Помочь мне. Я понимаю, что вы серьезный художник и такими мелочами не занимаетесь, но мне действительно нужна ваша помощь. И я заплачу вам хорошие деньги.

В студии стало тихо. И тут у меня в заднем кармане завибрировал телефон. Однако я постаралась не реагировать. Так как боялась пошевелиться. Мы все трое целую вечность стояли молча.

— Ладно, — наконец проронил Стивен, — но только при одном условии.

— Каком?

— Я вас нарисую.

В комнате повисла мертвая тишина. Агнес подняла бровь, медленно затянулась, глядя Стивену прямо в глаза:

— Меня?

— Не поверю, что вас об этом никогда не просили.

— Но почему я?

— Не стройте из себя святую невинность.

Стивен улыбнулся, Агнес же стояла с суровым видом, словно не могла решить, расценивать его слова как оскорбление или нет. Она потупилась, а когда подняла глаза, на ее губах появился намек на улыбку — приз, который он только что выиграл.

Она затушила сигарету о пол:

— Сколько времени это займет?

Отодвинув в сторону картонку с лапшой, Стивен потянулся за блоком плотной белой бумаги. Возможно, лишь я одна заметила, что его голос вдруг зазвучал более глухо.

— Все зависит от того, как долго вы сможете оставаться в одной позе.


Спустя несколько минут я уже вернулась к машине. Закрыла за собой дверь. Гарри, как всегда, слушал свои пленки.

— Por favor, habla más despacio[4].

— Пор фа-вор, А-бла мас дес-ПАС-и-О. — Он хлопнул пухлой ладонью по приборной доске. — Блин, придется попробовать снова! АбламасдесПАСиО. — Он попробовал повторить еще три строчки, после чего повернулся ко мне. — Она там надолго?

Я посмотрела на безликие окна второго этажа:

— Очень надеюсь, что нет.


Агнес появилась без четверти четыре: через час сорок пять минут после того, как мы с Гарри исчерпали и без того небогатые темы для разговора. Посмотрев в гордом одиночестве комедийное шоу, закачанное на айпад, Гарри задремал, его двойной подбородок, покоящийся на необъятной груди, слегка подрагивал от легкого храпа. Я сидела на заднем сиденье, с каждой прошедшей минутой дергаясь все сильнее, и посылала Сэму сообщение за сообщением с вариациями на тему:

Она пока не вернулась. Все еще не вернулась. Боже мой, чего она там застряла?!

Сэм перекусил в небольшом гастрономе в центре. По его словам, он был таким голодным, что вполне мог бы съесть слона. Сообщения Сэма были жизнерадостными, бодрыми, каждое слово, которым мы обменивались, буквально кричало, что я сейчас в неправильном месте, что мне следует быть возле него, прижаться к нему и слышать у себя над ухом его рокочущий голос. Я уже начала ненавидеть Агнес.

И тут она, словно по волшебству, возникла на пороге дома и, широко улыбаясь, размашисто зашагала к нам с маленьким белым пакетом под мышкой.

— Слава богу, — прошептала я.

Гарри, мгновенно проснувшись, выскочил из машины и поспешил открыть ей дверь. Агнес скользнула внутрь с таким видом, будто отсутствовала не целых два часа, а всего лишь две минуты. От нее исходил едва заметный запах сигаретного дыма и скипидара.

— На обратном пути нужно остановиться у «Макналли Джексон» — купить красивой оберточной бумаги.

— У нас ведь есть оберточная бумага в…

— Стивен говорил о специальной, сделанной вручную бумаге. Я хочу завернуть это в специальную бумагу. Гарри, ты знаешь магазин, о котором я говорю? Мы ведь можем на обратном пути заскочить в Сохо? — Она помахала рукой.

Я откинулась на спинку сиденья, чувствуя, что начинаю впадать в отчаяние. Гарри завел лимузин и, осторожно вырулив с этой парковки убитых машин, повез нас туда, что, по его мнению, было цивилизованным миром.


На Пятую авеню мы прибыли в шестнадцать сорок. Агнес вышла из машины, я поспешила за ней, сжимая пакет со специальной оберточной бумагой:

— Агнес, я… я вот тут думаю… а можно мне сегодня уйти пораньше…

— Прямо не знаю, какое платье лучше надеть, «Темперли» или «Бэдгли Мишка». Что скажешь?

Я попыталась вспомнить оба платья. И одновременно прикинуть, сколько времени займет дорога до Таймс-сквер, где меня уже ждал Сэм.

— Думаю, «Темперли». Нет, определенно. Это платье бесподобно. Агнес, вы помните, что разрешили мне сегодня уйти пораньше?

— Но ведь оно темно-синее. Не уверена, что это мой цвет. И туфли, которые к нему подходят, натирают пятку.

— Мы ведь говорили об этом на прошлой неделе. Так что, я могу идти? Просто мне ужасно хочется проводить Сэма в аэропорт. — Я изо всех сил старалась скрыть звенящие в голосе раздраженные нотки.

— Сэма? — Агнес кивком поздоровалась с Ашоком.

— Моего парня.

Агнес задумалась:

— Мм… Ладно. Ой, они все просто обалдеют от моего рисунка. Знаешь, Стивен просто гений. Настоящий гений.

— Так я могу идти?

— Конечно.

Из моей груди вырвался вздох облегчения. Если через десять минут я выйду из дому и поеду на метро, то уже в полшестого встречусь с Сэмом. А значит, мы еще час с небольшим сможем побыть вместе. Все лучше, чем ничего.

За нами закрылись двери лифта. Агнес достала компактную пудру и, надув губы, проверила, не размазалась ли губная помада.

— Может, все-таки подождешь, пока я не оденусь. Мне нужен свежий взгляд на «Темперли».


Агнес четыре раза меняла наряды. И я уже точно не успевала встретиться с Сэмом в Мидтауне, на Таймс-сквер или где бы то ни было. В результате я приехала в аэропорт имени Джона Кеннеди за пятнадцать минут до того, как ему уже было пора проходить через рамки секьюрити. Протиснувшись сквозь толпу пассажиров, я вбежала в терминал и бросилась к Сэму, топтавшемуся у табло отправления.

— Прости. Мне так жаль.

Минуту-другую мы сжимали друг друга в объятиях.

— Что стряслось?

— Агнес, вот что.

— А разве она не обещала сегодня отпустить тебя пораньше? Мне казалось, она стала твоей подружкой.

— Она зациклилась на этой картинке, и все пошло… Господи, это был форменный дурдом! — Я воздела руки к небу. — Сэм, ты даже не представляешь, какой ерундой я тут занимаюсь! Она заставила меня задержаться, потому что не могла решить, какое платье лучше надеть. По крайней мере, Уилл действительно во мне нуждался.

Наклонившись, Сэм прижался лбом к моей голове: