В ту грустную новогоднюю ночь это казалось правильным. На следующий день я уже раскаивалась, но слово не воробей, и оно вылетело. Я воровато доела «оливье» и курочку, а торт отнесла на работу девчонкам. Мама дала мне два дня, пока она четко распишет все рекомендации: как замачивать крупу и где держать проростки. И вот час икс наступил.

Я вздохнула, смешала все ингредиенты и поставила на стол полученное безобразие, которое имело наглость называться гречневой кашей с сухофруктами. В процессе еды полагалось еще про себя повторять двустишие:

Не в переносном смысле дети Солнца —

В буквальном смысле дети Солнца мы, —

но я решила, что это уж чересчур.

Интересно, на какое время подобная жвачка способна заглушить чувство голода? Если без пробок, то я как раз успею доехать до работы. Предательское воображение нарисовало дымящиеся клубни в «Крошке-картошке» возле метро. Горячее масло и растопленный сыр, салат из тунца и курица по-китайски, всего через каких-то сорок минут, ну максимум час!.. Яблочная косточка укоризненно скрипнула на зубах: нельзя. Нельзя, Катерина, уговор дороже денег. Разве это так трудно — месяц посидеть на дурацкой диете, то есть нет, конечно, — на прекрасной СОЛНЕЧНОЙ ДИЕТЕ, которую придумала любимая мамочка!

Я вынула из холодильника заготовленный пакет с сухофруктами, морковкой и пророщенной пшеницей, поставила его на видное место, чтобы не забыть, и отправилась в ванную чистить зубы, в которых безнадежно застряли гречневые крупинки. Пожалуй, сегодня надо одеться потеплее, учитывая перспективу целый день питаться низкокалорийными солнечными продуктами комнатной температуры.

Еще и не думало светать, когда я пришпорила свой «ситроенчик», пробиваясь сквозь снежные пампасы и стада диких автолюбителей. Толстый свитер, который обычно я надевала в сильные морозы, с непривычки колол шею. В животе было пустовато и совсем не так уж солнечно. Возможно, для волшебного эффекта диеты нужно некоторое время, но все же сейчас не очень подходящий период для экспериментов над собой, слишком уныло и холодно.

Кто вообще решил начинать год в разгар зимы, в темном, неприветливом январе? Как весело было бы встречать его весной, с первыми листочками, птичьим пением и долгими прозрачными вечерами! Или новогодние праздники с елками и подарками специально придуманы, чтобы развлечь людей в тоскливую зимнюю пору?

Этими рассуждениями я отвлекала себя от завывания в пустом животе, хотя знала, что, попав на работу, тут же забуду о еде на целый день, и даже пакет с черносливом и пшеницей может остаться нетронутым. Проблема была лишь в том, чтобы доехать. Когда двигаешься в час по чайной ложке и видишь вокруг столько наглых чудовищ, готовых раздавить всмятку твою маленькую машинку или притиснуть ее к обочине, так и тянет погрызть что-то сладенькое, жизнеутверждающее. Мама говорила, что чернослив и курагу можно есть и между приемами пищи, но с последнего приема пищи прошло не так много времени, вкус сухофруктов еще стоял во рту и не вдохновлял на повторение.

Вообще-то жить впроголодь мне, с моим детским опытом, не привыкать. Когда мы с братом простужались (что, к счастью, случалось редко), нас просто сажали на безводное голодание. Это плюс к контрастным ваннам и холодным обертываниям. Инфекция понимала, что здесь ей не развернуться, и сваливала, поджав хвост, в течение двух суток.

В моей семье считалось, что не только простуды и болезни, но вообще все беды на свете — от переедания. Факт! В этом я еще раз убедилась сегодня по дороге на работу, когда неповоротливый «лендровер» с гамбургером в зубах навис над моим бампером. Я успела увернуться, но «ситроен» вильнул хвостом на скользкой дороге и мягко въехал в придорожный сугроб.

Я выскочила из машины вдвойне злая, потому что голодная. Хозяин грязно-зеленого мамонта тоже выполз, не выпуская изо рта свой Биг-Мак или Биг-Тейсти, отвратительное произведение общепитовского искусства, которое распространяло на всю улицу развратные запахи. Есть мне от них не захотелось, наоборот, даже слегка замутило.

Кипя от возмущения и игнорируя пожирателя отравы, я осмотрела машину. Ущерба практически не было — сугроб, по счастью не прячущий в своем брюхе рекламной тумбы или забора, погасил удар. В общем, огород городить было не из-за чего, разве что погавкать для порядка.

Биг-Мак, продолжая жевать, с озабоченным видом гладил бампер «ситроенчика», словно пытаясь нащупать переломы. Делал он это, видимо, чтоб меня умаслить и разрулить ситуацию без денег — иначе зачем лапать чужую машину.

— Вроде бы ничего, да? — заискивающе сказал он.

Я оглянулась и смерила его негодующим взглядом. И тут он стушевался, встал чуть ли не по стойке смирно и попытался убрать с глаз долой свой вонючий кулек. А смутился этот тип вовсе не оттого, что стукнул мою машину и я имела полное право вызвать гаишника и устроить ему загорание на полдня, а он явно спешил. Нет, ему просто стало стыдно. Потому что он был моих примерно лет, может чуть старше, но позорно толстый, расползшийся, словно надутый изнутри, да еще с набитым ртом. А перед ним стояла стройная даже в мохнатом свитере юная леди, мисс Изящество, в чьем присутствии само слово «котлета» звучит оскорбительно, — и смотрела на него с невыразимым презрением. Он, бедный, сразу почувствовал, какие у него безобразные слоновьи ляжки и тугой необъятный живот, как мерзко пахнет изо рта свежепережеванным мясом, и густо покраснел, отчего стал казаться еще толще. Тела ведь при нагревании расширяются, как учит нас партия.

Это шутка из репертуара моего папочки. Он в какой-то статье советских времен прочитал фразу: «Партия учит, что тела при нагревании расширяются», и много лет повторял ее на бис.

Вспомнив папу, образец толерантности, я немного смягчилась. Лишний вес — не позор и не вина человека, а его беда. Поэтому я перестала испепелять взглядом несчастного обжору. Элементарная дорожная вежливость требовала поддержать диалог, хотя бы в скандальной форме, поэтому я буркнула:

— Завтракать надо за столом! — и прошествовала на свое водительское место, задрав нос.

— Я и так опаздываю, — извиняющимся тоном пробормотал толстяк. Непонятно, к чему относилось его оправдание — к еде за рулем или к тому, что он в меня въехал.

Даже такой пустяковый инцидент на дороге — это стресс. В другое время я заела бы его долькой шоколада или леденцом без сахара. Но маминой диетой такие вольности не допускались, а потому пришлось жевать лучшего друга стоматолога, от которого во рту наступил ледниковый период. Вот так всегда: фруктовые жвачки я не люблю, а от мятных замерзаю.

До магазина я доползла к открытию, ругательски ругая пробки, толстых козлов на «лендроверах» и собственную недальновидность, в результате которой мое жилье после всех родственных разъездов оказалось в чудесном, зеленом, но отдаленном районе, и дорога на работу с каждым годом становится все безумнее. Некоторые мои подруги уже плюнули на понты и ездят в метро. Чувствую, мне тоже недолго осталось терпеть.

Нюша была уже на месте — вот наглядное преимущество общественного транспорта. Она стояла на стуле, вытирала пыль с нефритовых лягушек и что-то мурлыкала себе под нос. Деревянные бусы и бисерные нашивки умиротворяюще шелестели при каждом ее движении. В магазине Нюша, она же Инна, ходит вся увешанная фенечками, но носит их исключительно ради стильности. Она до крайности прозаический и практичный человек, в отличие от второй моей продавщицы, Алены, которая вся состоит из примет, предчувствий и магических знаков. Честно говоря, я предпочла бы, чтобы обе мои работницы были нормальными девушками, не слишком циничными и не чересчур суеверными, но выбирать не приходится. Хорошего работника найти трудно, и тем, кого в конце концов находишь, приходится прощать незначительные отклонения от идеала. Они ведь живые люди, а не роботы, о чем я иногда жалею.

Но пришло наконец время рассказать о самом главном в моей жизни — о магазине.

Появился он случайно. По специальности я филолог, окончила педагогический, и мне в страшном сне не могло присниться, что когда-нибудь я открою собственный магазин, да еще такой странный.

Началось с того, что у меня дома скопилось слишком много разных зверюшек, фигурок, сувениров и прочих милых, но бессмысленных вещиц. Сколько я себя помню, все вокруг считали, что такой славной девочке, как Катюша, нельзя не подарить какую-нибудь симпатичную штучку. Вот они и дарили их пачками, покупали, шили, вырезали, привозили из путешествий, и кончилось тем, что комната моя просто ломилась от котят, гномиков, колокольчиков, ведьмочек, фонариков, подсвечников и прочей мишуры. Некоторые несли в себе какую-то идею — например, охраняли от сглаза и приносили удачу, другие просто украшали жизнь и до поры до времени никому не мешали.

В конце концов от них стало не продохнуть, и папа шутил, что мне пора приискать себе отдельную жилплощадь, а комнату оставить маленькому народу. Он был прав, с безделушками надо было что-то делать, но ведь не выбрасывать же!

Сначала я их дарила, но вещичек было гораздо больше, чем знакомых. И тогда мой брат Сашка, который как раз оканчивал школу, придумал сногсшибательную пиар-акцию. Видимо, папины гены в нем заговорили, хотя всю жизнь он слыл отмороженным компьютерщиком.

Он начал предлагать своим друзьям приобрести по символической цене талисман «из дружного и счастливого дома». Именно эта формулировка магически действовала на людей. Почему-то все сразу верили, что зверек или человечек, который принес счастье своим старым хозяевам, будет верным талисманом и для новых. Как бы то ни было, первыми моими покупателями стали Сашины одаренные одноклассники — они сложились, купили на всех разные талисманы и весело разыграли их на выпускном вечере.

Я чувствовала себя не очень ловко, потому что наш дом, на мой взгляд, был дружным, но не таким уж счастливым, хотя ничто еще не предвещало близкой трагедии. Но Сашка говорил, что дом тут ни при чем, потому что люди смотрят только на меня, красавицу Катю, которая просто лучится счастьем. Наверное, так и есть: многим вообще не приходит в голову, что у меня может быть плохое настроение, неприятности на работе, бурчание в животе, тесные туфли, несчастная любовь и другие человеческие проблемы.