ИРИНА МЕРКИНА

ВСЁ КАК ЕСТЬ

(Роман в 12 диетах)

ЯНВАРЬ

Зимняя слива

О целебных свойствах прорастающих семян известно очень давно. Три тысячи лет до нашей эры китайцы, а затем и древние славяне знали, что ранней весной, когда еще нет зеленых растений, полезно есть пророщенные семена.


Исключительная ценность пророщенных семян заключается в том, что проростки являются единственной «живой едой». Включение их в рацион дает возможность человеку использовать в пищу целостный живой организм, обладающий всеми природными биологическими свойствами и находящийся в фазе максимальной жизненной активности. В природных условиях прорастающие семена в течение первых нескольких суток напрягают все свои силы, чтобы одержать победу в борьбе с миллионами микробов, как можно быстрее сформировать корешок, закрепиться в почве и вынести к солнцу первые листочки. Именно в этот короткий период их и должен использовать человек, чтобы получить от такого необыкновенного продукта силу и здоровье.

Итак:

— 10 штук надрезанного чернослива, кураги и сушеных яблок со вчерашнего дня замочены в трех столовых ложках воды.

— Гречневая крупа-ядрица тоже вымочена и за ночь успела подсохнуть.

— В ядрицу добавь сухофрукты с водой, в которой они вымачивалась. Чуть-чуть воды оставь себе запить, но вообще жидкостью не злоупотребляй.

— На обед съешь новую порцию размоченных сухофруктов с пророщенной пшеницей и мелко нарезанную морковку.

— На ужин можешь позволить себе твои любимые мюсли, только не из магазина. Помнишь, как готовила бабушка? Замочи одну столовую ложку геркулеса в трех столовых ложках воды, добавь по одной ложке измельченных орехов, меда и сока лимона.

— Завтра можешь добавить к завтраку кусочек тофу, а в обед — апельсин и несколько грецких орехов. Но главное — каждый день ешь пророщенные зерна. И забудь о горячем питье!


Я встаю рано, но телефон зазвонил еще раньше. Я выскочила в коридор в чем мать родила, в одних трусах, как сказал бы любимый герой моего детства Денис Кораблев. Только Дениска жил в коммуналке, поэтому телефон, естественно, находился в коридоре. А я просто забыла трубку на тумбочке у зеркала.

По всем законам жанра в такое время может звонить только один человек. Поэтому я схватила трубку с закрытыми глазами и крикнула самым бодрым голосом, на какой была способна, досыпая в стоячем положении:

— Да, мамочка!

— Я просто хотела напомнить тебе о нашем договоре. Специально звоню до завтрака, чтобы ты не успела проглотить свои ужасные бутерброды. Ты ведь не успела, правда?

— Нет, мамочка, — пробормотала я, на ощупь перемещаясь в сторону кровати, — не успела.

— Что-что? Катя, говори четче, я тебя плохо слышу.

Она хорошо меня слышала. Просто уловила сонную хрипотцу в моем голосе и забеспокоилась. Следующим вопросом будет:

— У тебя что-то с горлом? Ты простудилась?

А дальше, без пауз, пойдут советы: «Прополощи нос соленой водой, выпей настой березовых почек, прими контрастную ванну». Потом мама бросит трубку, не дожидаясь ответа, а через пять минут позвонит папа, которому в панике сообщили, что Катюша больна. На меня обрушатся новейшие рекомендации в области урино- или какой-то еще терапии, которой он сейчас увлечен, вперемежку с настойчивыми вопросами: «Ты запомнила? Записала? Прислать тебе по электронке?» Кончится тем, что они оба примчатся, не доверяя телефону и интернету, и начнут наперебой лечить любимую дочь, обмениваясь колкостями над моим остывающим телом.

Чтобы избегнуть этой участи, я весело прочирикала:

— Мамусик, у меня ничего не болит. Я работаю на компьютере и держу трубку плечом. Прости, пожалуйста.

— Ты уверена? — разочарованно спросила мама. Она уже приготовилась к подвигу.

— Конечно, мамочка, — выдала я залпом, пока она не сообразила напомнить мне, как вредно для осанки зажимать трубку между плечом и ухом, — у меня все замечательно, просто очень много работы, извини, я убегаю, и мобильник звонит. Целую, пока!

Я положила трубку и рухнула на подушку. За окном была непроглядная темень, но часы показывали без десяти семь. Действительно пора вставать.

У меня замечательные родители, и я их очень люблю, особенно маму. Не потому, что мы с ней ближе, — папочка понимает меня гораздо лучше, и с ним, в общем, легче. Просто за маму я постоянно беспокоюсь с тех пор, как она осталась одна. Чем больше сил мы вкладываем в человека, тем сильнее наша любовь, говорит моя подруга Лиза, а она про любовь знает все.

В детстве нам с братом все завидовали, особенно Саше. Его одноклассникам из школы для особо одаренных детей казалось страшно прикольным, что наши родители бегают трусцой в любую погоду, купаются в проруби и не пичкают нас кашами и котлетками, громко страдая оттого, что бедные детки так плохо кушают. Да уж, чего не было, того не было. Школьные годы отложились в моей памяти пустотой холодильника и травяными салатиками. Мама и папа, конечно, не морили нас голодом специально, просто многие полезные продукты мы не могли себе позволить, а вредные в наш дом не допускались. Тогда почти все жили бедно, но только мои родители сумели сделать из безденежья идеологию, которая в конечном итоге и стала их кормить.

Папочка и сейчас с нежной тоской вспоминает начало девяностых годов и свою программную статью «Что есть, когда есть нечего». Она принесла ему недолгую, но бурную славу и первых последователей, которые потом объединились в клуб «Здоровая страна». Теперь-то я понимаю, что папа был просто гениальным политтехнологом и пиарщиком. Впрочем, почему «был»? И остался по сей день. Но сам он открыл в себе этот талант, когда назвал свой клуб «Здоровой страной». В эпоху, когда настоящая страна болела и разваливалась на куски, как перезрелый арбуз, это название заставляло трепетать сердца и притягивало тех, кто искал в тумане смутного времени путь к истине.

Этот путь указал им папа, а истину искали совместными усилиями. Сколько я себя помню, у нас дома вечно толпился энергичный и очень шумный народ. На чьих-то кухнях до хрипоты спорили о судьбах России и перестройки, а наши гости с не меньшим пылом отстаивали свои концепции здоровой жизни. Засыпая, я слышала женский голос, зовущий на баррикады: «Ничто другое не спасет! Только сыроедение! Точка!», которому отвечал презрительный бас: «Лажа ваше сыроедение, шарлатанство чистой воды. Хатха-йога была, есть и будет. Мудрость веков!», на что тоненький, почти детский дискант взволнованно возражал: «Будущее — за макробиотикой».

Среди гостей попадались совершенно безумные люди, но встречались довольно симпатичные. Один из них, молчаливый армянский художник Грант, перед моим днем рождения закрылся в комнате и написал прямо на штукатурке, аккуратно вырезав прямоугольник обоев, замечательный горный пейзаж. Вот почему еще нам завидовали приятели: в нашем доме разрешалось рисовать на стенах. А еще — громко петь и играть на любых музыкальных инструментах, от скрипки до барабана. И даже деньрожденное угощение — тартинки из шпината на кусочках сырой свеклы и морковки — выглядело не скудным, а оригинальным.

Впрочем, когда деньги появились, мы все равно продолжали есть исключительно полезную пищу. Наша семья пережила увлечения вегетарианством и веганством, тремя типами сыроедения, раздельным питанием по Шелтону и доктору Хею, дзэн-макробиотикой, диетой Аткинса и так далее. Конечно, все это было здОрово и здорОво, недаром мы с Сашей выросли такими умными, красивыми и выносливыми. Но только Сашку украдкой подкармливала бабушка, а я, приходя к подругам, всегда с заговорщицким видом спрашивала: «У тебя нет колбаски — и пожирнее?!» Не знаю, что бы со мной было, если бы не эти тайком перехваченные колбаски.

И все же детство, проведенное в «Здоровой стране», к чему-то меня приучило. Например, грубый джанк-фуд вроде гамбургеров и хот-догов я стараюсь не есть. Но от купаний в проруби и кувырканий в голом виде на снегу остались только зябкие воспоминания. Вместо этого я хожу в спортзал, плаваю в бассейне, когда есть время, и изредка принимаю контрастный душ. То же самое делают мои ровесники, которым с малых лет не компостировали мозги здоровым образом жизни.

Итак, я все-таки встала, приняла душ (обычный, теплый), завернулась в махровый халат и вышла в кухню, разогретая и пушистая, в предвкушении какого-нибудь симпатичного завтрака: кофе со сливками, йогурт, тост с сыром, который мама бесцеремонно назвала ужасным бутербродом… Ой, ой, ой! А ведь никакого завтрака не будет. Вернее, будет, но совсем не такой, какого жаждет моя душа сумрачным январским утром. Чернослив, курага и сушеные яблоки — вот они, с вечера стоят замоченные в керамической плошке на подоконнике. Рядом, также выставленная на скудный зимний свет, подсыхает на плоском блюдечке сырая гречка. Это мамочка вчера навестила меня и подготовила первую трапезу новой диеты, на которую мы с ней договорились сесть вместе.

Дело в том, что Новый год мы встречали вдвоем. Так получилось. Ни ей, ни мне не хотелось видеть чужих, а брат Сашка отвалил с компанией на дачу. Я приготовила традиционный «оливье», запекла куриные окорочка, купила нежный фруктово-желейный тортик.

И в результате ни к чему из этого угощения мы не притронулись, потому что мама принесла свою еду. Накануне она придумала диету и представила ее на дегустацию. Пророщенная пшеница, размоченные сухофрукты, сырая морковь…

Мне было так хреново, даже не хочется рассказывать из-за чего, что я нашла в этом птичьем корме свою прелесть. Суровая пища поддерживает тебя в собранном, боевом состоянии, не дает расслабляться и хныкать.

Мы поклевали зернышек и ягодок, обсудили обаяние Максима Галкина, выслушали поздравление президента, сделали по глотку шампанского и поцеловались под звон курантов. Не помню, кому из нас пришла в голову идея ударить диетой по сердечным неурядицам. Правильное питание, сказала мама, наведет порядок в организме и в голове. И Новый год кончился тем, что мы решили испытать ее методику и начать новую, ни от кого не зависимую здоровую жизнь. Обеим нам было нечего терять.