Он медленно приподнял голову. Его зеленые глаза потемнели от грусти. Я выдавила из себя настолько широкую улыбку, насколько позволяла опухшая губа. Мейсон перевернул мою руку и поцеловал ладонь.

– Как самочувствие, сладенькая?

Я несколько раз моргнула и мысленно провела инвентаризацию частей своего тела. На коленях, похоже, остались синяки, спина болела так, словно ее жарили в адском пламени, но хуже всего был гулкий барабан у меня в голове.

– Он меня?.. – Я остановилась, не в силах произнести это вслух.

Рейчел погладила меня по макушке, то и дело отводя с лица непослушные локоны. По ее щекам катились слезы. Мейсон сжал зубы и мотнул головой.

– Нет, не успел. Слава богу. Если бы он…

На лице Мейса появилось яростное выражение, которого я у него никогда прежде не видела. Что-то среднее между злобой и чистой ненавистью.

– Я бы прикончил его голыми руками. Но и так состояние у него неважное. Копы арестовали его за нападение. Он может послать своей чертовой карьере прощальный поцелуй.

Я зажмурилась и дала волю слезам.

– Господи, надо было действовать решительней, когда я проснулась и обнаружила, что он лапал меня во сне…

– ЧТО?!

Мейсон заорал так громко, что барабанщик у меня в голове решил поддать жару. Он застучал с таким энтузиазмом, что мне пришлось прижать руки к вискам. Обе ладони болели и были ободраны.

– Мейс… – выдохнула Рейчел, хватая его за руку и утихомиривая.

– Ее голова, малыш, – напомнила она. – Сотрясение – это тяжело, и ей больно. Я вижу по ее лицу.

Мейсон наклонился и покрыл поцелуями весь мой лоб. Следует признать, что после такого дерьмового вечера это было необычайно приятно – но слезы не просушило. Они текли ручейками у меня по щекам. Кожу на лице пощипывало от такого количества соли. Мейсон тихонько шептал мне утешения, говорил, что позаботится обо мне. Что родные заботятся друг о друге.

Пока Мейсон утешал меня, Рейчел говорила с кем-то по телефону.

– Да, она в порядке. У нее была тяжелая ночь. А кто это? Ах да, она была с вами на Гавайях. Да, один сенатор сильно ее потрепал, но сейчас она в норме. Прошу прощения? Что вы собираетесь сделать? Алло?

– О нет. Кто это был? – окликнула я Рейчел.

Держа телефон в руке, она взглянула на экран.

– Тут написано: «Сексуальный самоанец».

Я зажмурилась и застонала.

– Значит, ты сказала Таю, что я угодила в больницу после побоев, полученных от сенатора? – спросила я.

Голос у меня при этом был натянутый, как пара джинсов шестого размера на моей попке, толком не влезающей даже в восьмой.

– А это плохо? – поинтересовалась Рейчел, улыбаясь своей типичной улыбкой.

Она и понятия не имела, какую лавину дерьма спустила с цепи. Я протянула руку к телефону. Рейчел вложила мобильник мне в ладонь, и я принялась отчаянно соображать, как бы остудить пыл этого большого самоанского удальца, – но тут гудение в ушах усилилось, голова закружилась, и я вновь почувствовала тошноту. Решив, что могу позвонить Таю позже, я отключила телефон.

– Больше не отвечай на звонки. Ни к чему хорошему это не приведет.

– Почему? – нахмурилась она.

– Неважно, я сама со всем разберусь, – ответила я, устало закрывая глаза.

Меня будили еще четыре раза за ночь, чтобы проверить, как я переношу сотрясение мозга. Когда я проснулась окончательно, мою руку сжимала другая, намного более широкая ладонь. Еще одна обнимала меня за шею, причем большой палец был твердо прижат к пульсу. Еще не видя своего гостя, я почувствовала его запах. Это сочетание дыма, дерева и океана навеяло на меня невероятное чувство покоя. Мне даже не нужно было открывать глаза, потому что я и так знала, что увижу.

– Я чувствую тебя, подружка.

Его палец двинулся вдоль пульсирующей у меня на шее жилки.

– Открой эти красивые глазки для меня.

Рокочущий голос Тая успокоил мои измочаленные нервы. Впервые за три недели взглянув на своего сексуального самоанца, я залилась слезами. Его черные глаза пылали едва сдерживаемой яростью.

– Никто не хочет назвать мне его имя. Кто посмел непрошеным прикоснуться к тебе? – издевательски тихо спросил он.

Я не привыкла к такому Таю Нико. Когда он говорил, слышали все. Он был здоровенным парнем, и его голос разносился далеко.

Я медленно вдохнула и вздрогнула от пронзившей спину и голову боли. Взгляд Тая стал еще темнее, если это вообще возможно. Стиснув его руку, я попыталась пожатием выразить то, что не могла передать словами. Он закрыл глаза, наклонился и нежно меня поцеловал.

– Никто не смеет причинять боль моей ‘aiga. Моей семье.

Он ударил себя по груди, словно могучая горилла. И снова это же слово. «Семья».

– Тай, который сейчас час? Ты что, сел в самолет сразу после звонка?

Он коротко кивнул, и я опустила голову от стыда. Все эти чудесные мужчины, беспокоящиеся обо мне, опекающие меня. Не так-то просто это было переварить. Да еще вдобавок к тому аду, через который я прошла прошлым вечером.

– Я хочу, чтобы ты вернулась со мной на Гавайи. Мы с Эми будем ухаживать за тобой. Tina с радостью тебя понянчит.

– Ты же знаешь, что я не могу это сделать, Тай. Мне надо работать.

Я снова прижала пальцы к вискам.

– Пресса просто в экстаз придет. Черт, что же мне делать? Шипли – очень известное имя, а Уоррен… о господи, его сын.

По моим щекам покатились слезы, и я закрыла лицо руками.

– Уоррен позаботится о том, чтобы его сын понес заслуженное наказание за свои поступки, – раздался громовой голос самого Уоррена Шипли. – Милая девочка… – взволнованно произнес он, подходя к моей кровати.

Кэтлин спешила следом за ним, но ее рот был прикрыт ладонью – она молча плакала.

– Я прошу прощения за то, что сделал Аарон. Мы бы пришли раньше, но нас задержала полиция и ополоумевшая пресса. Это целиком моя вина.

Я попыталась не выдать голосом клокотавшие во мне эмоции, но это не сработало.

– Нет, Уоррен. Это целиком его вина.

– Я знал, что он становится неадекватным, когда выпьет. Вот почему он редко употреблял алкоголь. В прошлом у него были проблемы со спиртным – напившись, он вел себя агрессивно, но я считал, что все это позади. Естественно, до того момента, когда я сообщил ему о наших с Кэтлин отношениях. Казалось, в нем что-то сломалось.

– В нем определенно что-то сломается, – прорычал Тай, сидевший рядом со мной.

Уоррен быстро перевел взгляд на Тая, а потом принялся медленно поднимать голову, глядя, как тот поднимается. На лице мистера Шипли появилось ошеломленное выражение. Такое в присутствии моего самоанца происходило часто. Он был необычайно высок и внушителен, и красив как бог.

– Я так понимаю, это твой друг?

Тай снова стукнул себя по груди жестом альфа-самца.

– Родственник.

Улыбнувшись, я потрепала Тая по руке и потянула вниз, вновь заставляя сесть. Он тихо уселся, целиком сфокусировав взгляд на мне – как будто остальные собравшиеся в комнате были облаком докучливой мошкары и раздражали его одним своим присутствием. Боже, я обожала Тая.

– Что ж, в качестве извинения мы готовы полностью оплатить твои больничные счета, обеспечить наилучший уход после выписки и предоставить любую сумму в качестве компенсации за ущерб и потраченное время. Как бы мне ни было отвратительно то, что произошло, – и поверьте, Миа, все это ужасает меня больше, чем вы в состоянии представить, – хрипло произнес Уоррен и нахмурился так сильно, что морщины проступили на его лице намного отчетливей, чем прежде, – но я вынужден думать и обо всех тех людях, которым пытаюсь помочь. Если о случившемся станет известно, это не только политическое самоубийство моего сына и крах моего проекта, но и ставит под угрозу все те жизни, что мы собирались спасти…

Он тряхнул головой и потупился от стыда, не в силах продолжать.

– Господи Иисусе. Они хотят замять все это. Из-за политика? – сказал Тай дрожащим голосом. – Подружка, так не пойдет. Должно свершиться правосудие…

Но тут я оборвала его.

– Тай, на кон поставлено больше, чем тебе известно. И я все тебе объясню. Позже. Когда мы останемся наедине, обещаю.

Я встретилась с ним взглядом, молча умоляя послушаться меня и сбавить обороты. Он сжал губы и заломил бровь, но ничего не сказал, лишь крепче сжал мою ладонь. Затем, глубоко вдохнув и медленно выдохнув, я произнесла слова, которые не ожидала услышать от себя даже в страшном сне.

Я давала потенциальному насильнику возможность уйти безнаказанным. Мне пришлось собрать все свои душевные силы и вспомнить обо всех тех мужчинах, женщинах и детях, которые никогда не получат современных лекарственных препаратов и медицинского обслуживания, как в Штатах. Если проект Уоррена не осуществится, помощи им не видать. Он потеряет всех инвесторов, а в особенности мистера Бенуа, если правда выплывет наружу. С другой стороны, прессе не понадобится приложить много усилий, чтобы раскопать информацию о моих нанимателях. Это негативно повлияет не только на жизнь семейства Шипли, но также и тети Милли, Уэса, Алека, Тони, Гектора, Мейсона, Д’Амико, привлекшего меня в прошлом месяце к своей рекламе купальных костюмов, Тая и всех их близких.

Приняв окончательное решение, я изложила его Уоррену в единственной форме, которую можно было счесть хотя бы отдаленно разумной – и после которой мне не стыдно будет взглянуть на свое отражение в зеркале завтра поутру.

– Уоррен, я не скажу ни слова и не буду выдвигать обвинения, но у меня есть определенные условия.

Уоррен взял мою свободную руку и кивнул. Кэтлин продолжала плакать.

Я медленно перечислила все то, что считала правильным.

– Он пройдет программу реабилитации. Мне плевать, будет ли это частная, анонимная клиника. Пусть возьмет отпуск по семейным обстоятельствам. Придумайте что-нибудь. Как бы то ни было, ему нужна помощь. Еще ему потребуются занятия по управлению гневом с квалифицированным специалистом.