– Это на него столбняк напал, Иван Клементьевич, – пропела Скобцева и оборотилась к Вербицкому с совершенно непонятным выражением круглого розового лица.

– Это я… – неожиданно вдруг ожила Галочка.

– Что «ты»?! – удивился физик.

– Я это… мы… в общем… шутили… понимаете… тетрадку мою на шкаф забросили… – Галя показала зажатый в руках «альбом». – А Вербицкий… он… в общем, достал… Спасибо, Саша, – выжала из себя Галочка и пошла к своей парте.

– Ерунда какая-то… – пробурчал Иван Клементьевич. – Прямо дети малые…

Он взгромоздился за кафедру, с которой любил вести уроки, а Вербицкий наконец спрыгнул на пол. Физика пошла своим чередом. Галочка осторожно вырвала из коричневой тетради «Пророка» сомнительную сентенцию про поцелуй, безжалостно скатала смятые листы под партой в тугой комок, засунула в портфель и принялась выводить на чистом клетчатом поле условие задачи, которую уже записывал на доске физик, яростно постукивая кусочком мела.

Все уроки Галочка просидела за партой, не отрывая взгляда от ее черной скользкой поверхности, и даже не выходила на перемены в коридор. Каждому учителю, который порывался выпроводить ее из класса, она жаловалась на головную боль, и ее оставляли в покое. Все то время, что не была поглощена русским и английским правописанием, окислительно-восстановительными реакциями, законами Менделя и тригонометрическими функциями, Галочка внутренним взором продолжала видеть то слившихся в поцелуе Скобцеву и Вербицкого, то взбешенное багровое лицо Якушева и ничего не могла понять.

Все в том же состоянии недоумения и растерянности она шла из школы домой. За углом продовольственного магазина ее поджидал Вербиций. Галочка испуганно вскрикнула, когда Сашка неожиданно вынырнул перед ней. Бросив быстрый взгляд по сторонам, одноклассник увлек девушку в нишу между дурно пахнущими гнилью полуразвалившимися овощными ящиками и в лоб спросил:

– Ну и что ты по этому поводу думаешь?

– Что? – переспросила Галочка, потому что от испуга соображала плохо.

– Что-что!! – зло выдохнул ей в ухо Вербицкий, и девушка почувствовала на своей шее его горячее дыхание. – Что лучше: поцеловаться без любви или… ну… в общем… сама понимаешь, да?

Галочка не понимала. Она мелко-мелко дрожала, прижавшись к ящику, отвратительно пахнущему гнилым луком.

– Че тебя трясет-то?! – наконец заметил Сашка. – Ни разу, что ли, не целовалась?

Девушка смогла только помотать головой из стороны в сторону, что означало – не целовалась.

– Ну… так, может, попробуем? – предложил Сашка и несколько криво улыбнулся.

Галочка замотала головой еще отчаянней, а из правого глаза даже почему-то выползла предательская, как пишут в книгах, слеза. Девушке не хотелось целоваться с Вербицким. Все, что ей представлялось в сладких мечтаниях прошлой ночью, никак не было связано с разгильдяем и насмешником Сашкой. Но того уже совершенно не интересовало мнение Хариной насчет поцелуев без любви и с любовью. Он весь школьный день в упор рассматривал Гальку Харю и к шестому уроку вдруг сделал интересный вывод о том, что она очень даже ничего себе. Да, она была несколько высоковата по сравнению с другими одноклассницами, но Вербицкий и сам лилипутом не являлся.

И вот сейчас Сашка видел, что закипающие слезами глаза Галочки находятся все-таки на уровне его носа. Это было вполне приемлемо и, наверное, удобно. Когда Люська Скобцева обняла его в классе на слегка покачивающейся из стороны в сторону парте, ему пришлось склониться к ней чуть ли не в три погибели. С Хариной этого делать не надо будет. Кроме того, у Гальки, к большому удовольствию Вербицкого, не имелось таких арбузных грудей, которые, как ни крути, все-таки не нравились ему у признанной красавицы Скобцевой. Он вообще не любил, когда чего-то где-то было с перебором. Получалось, что у Хари, которую никто из парней и за женский пол-то не держал, все как раз в меру: стройное долгое тело без тучных трясущихся излишеств в определенных местах, абсолютно не завитые белокурые волосы, заплетенные в свободную, чуть разлохматившуюся косу, огромные голубые глаза и розовые нежные губы.

Вербицкий решил, что очень удачно зажал Харю между ящиками, одним сильным движением привлек к себе и прижался к ее холодным губам. Он и сам не мог предположить, что его так тряхнет от этого насильно вырванного у девушки поцелуя. Ошеломленный и растерянный полученным впечатлением, Вербицкий разжал руки, и Галочка выскочила из вонючей ниши, свалив при этом пару ящиков. Сашка трясущимися руками зачем-то поднял эти ящики, возвратил их на законное место, потом привалился к грязному стеллажу и глубоко задумался. Выходит, и впрямь поцелуи без любви и с любовью – они разные. Со Скобцевой он ничего не почувствовал, кроме чужих слюней на своих губах. После того, что произошло между ним и Харей… Впрочем, какая же она Харя… Она Галя… Галина… Галка… Да-а-а… Между ними что-то произошло… Но что же это было? Неужели это и есть любовь, когда вот так трясет и даже вышибает скупую мужскую слезу? Нет… Не может быть… Еще минут пять назад никакой любви не было и в помине. Он просто хотел слегка поддразнить Харю… А тут вдруг накатило…

Вербицкий передернул плечами, поднял кургузый воротник старого школьного пиджака и повернул к своей улице. Он уже знал, что теперь будет думать о Гале Хариной постоянно. Он ощущал на своих губах привкус чего-то сладко-медового.

А сама Галочка между тем со всех ног бежала к дому. Коса ее окончательно разлохматилась, белые прядки прилипли к разгоряченному лицу. Она без конца проводила ладонью по губам, чтобы стереть с них Сашкин поцелуй, который он у нее украл, вырвал, насильно отобрал. Этот ее первый поцелуй вовсе не должен был принадлежать ему. Галочка хранила его для другого. Конечно, этот другой, похоже, и не собирается с ней целоваться, но… это ничего не значит. Девушка собиралась хранить ему верность всю оставшуюся жизнь.

Каково же было удивление Галочки, когда на подоконнике подъезда напротив дверей ее квартиры она обнаружила того, кому только что поклялась хранить верность до гроба. Колька Якушев, завидев запыхавшуюся встрепанную Харину, спрыгнул с подоконника и встал перед ней, загородив проход.

– Ну! – пробасил он, прогнав из одного угла рта в другой уже порядком изжеванную спичку. – И зачем вы с Сашкой все это устроили?!

– Что устроили… – без всякого вопроса в голосе прошептала Галочка, поскольку почему-то подумала, что Якушев интересуется ее поцелуем с Вербицким в грязной нише между овощными ящиками.

– А то! Тетрадочки! Поцелуйчики! Вы специально Скобцеву на эту комедию подбили? Чтобы класс надо мной поржал, ведь так?! Сашка давно к Люське клинья подбивает!

– Клинья… – повторила за ним Галочка, которая совершенно не понимала, о чем он говорит. Перед ней стояла ее мечта – кареглазый черноволосый Колька – и произносила какие-то слова. Ей было все равно, какие. Лишь бы говорил, лишь бы стоял рядом, лишь бы она могла смотреть в его глаза и таять от непонятного чувственного восторга. Ей казалось, что вот-вот, еще немного – и она взлетит под пыльный потолок своего подъезда.

– В общем, так! – Колька возвратил ее на весьма нечистый кафельный пол. – Раз все вышло из-за твоей дурацкой тетрадки, ты должна будешь мне помочь!

Галочка ткнула себя тощеньким кулачком в грудь, что должно было означать «я??». Говорить она еще была совершенно не в состоянии.

– Именно ты!

Девушка разлепила недавно впервые поцелованные губы и едва слышно спросила:

– Как я могу тебе помочь?

– Очень просто! – Колька рубанул рукой воздух. – Если Скобцева с Вербицким думают, что я буду рыдать оттого, что они нагло целуются на глазах у всего класса, то сильно ошибаются. Мне плевать на Скобцеву!!

При этих его словах Галочка почувствовала, насколько ему не наплевать, но Якушев продолжал дальше:

– А потому мы с тобой сделаем вид… – Колька как-то странно дернул подбородком и закончил фразу: – Будто у нас с тобой тоже… это… любовь, в общем…

Несмотря на то что именно любви больше всего и хотелось Галочке, именно с Колькой Якушевым хотелось, она все-таки нашла в себе силы, чтобы спросить:

– Похоже, мое желание тебя не интересует?

Колька презрительно сощурился и ответил:

– Представь, не очень! Я могу и к другой девчонке подвалить, но думаю, что, если стану гулять с тобой, Люське это будет… в общем, как рыбья кость посреди горла…

Галочка вдруг рассмеялась, нервно и громко:

– То есть ты предлагаешь мне поработать рыбной костью?

– А что? Тебе кто-нибудь предлагает работенку получше?! – быстро нашелся Якушев.

Галочка, которая только что еле-еле оттерла рот от поцелуя Вербицкого, подумала, что Сашка больше не посмеет к ней приблизиться, если с ней рядом постоянно будет Якушев. Что ж! Ей, конечно, хотелось настоящей любви с Колькой, а не лицедейской, но… одноклассник прав: разве у нее есть выбор?

– Хорошо, я согласна изображать с тобой… – девушка споткнулась на сакраментальном слове, – любовь… Но только на людях…

– Само собой, – тут же согласился Колька и даже улыбнулся Галочке. Красиво так… и не зло… – В общем, слушай сюда: завтра с утра я захожу за тобой, и мы идем в школу… в общем… за ручку… Договорились?

– Может быть, не надо сразу уж так… за ручку? – робко спросила Галочка. – Все же сразу поймут, что мы нарочно…

Колька в задумчивости куснул яркую губу и сказал:

– Да… пожалуй, ты права… Будем изображать постепенное развитие наших отношений. Так оно правдоподобнее! – Якушев улыбнулся девушке еще живописнее, слегка пристукнул ее по плечу, как своего парня, и, уже спускаясь вниз по лестнице, крикнул ей: – А ты ничего! Соображаешь!

Надо ли говорить, что в этот день Галя Харина с трудом приготовила уроки, постоянно отвлекаясь и мысленно переносясь обратно в подъезд собственного дома, где они заключили с Колькой Якушевым сомнительный договор. Ночь опять выдалась неспокойной. Уже второй раз за весьма непродолжительный промежуток времени она металась по смятой постели, мечтая, как деловое соглашение в конце концов перерастет в настоящую большую любовь на всю жизнь. Часам к четырем в ее разгоряченном мозгу уже даже замаячили внуки, которых они с Якушевым, состарившись, обязательно будут брать к себе на выходные. О Сашке Вербицком Галя Харина не вспомнила ни разу.