Наташка дико запаниковала. Она принялась умолять Настю, чтобы та срочно приехала, иначе она не доживет до завтрашнего утра, когда должны вывесить списки зачисленных. Мол, дома у всех похоронное настроение, и она не знает, куда деваться. Пришлось Насте все бросить и мчаться в город. Наташкину семью она застала в полной прострации.

– Я знала, что этим кончится, я чувствовала! – Белла Викторовна, заламывая руки, ходила взад-вперед по комнате. – Надо, надо было отдать деньги – черт с ними! Что теперь делать, куда бежать, кому давать? Никто теперь со мной и разговаривать не станет.

– Но, Белла Викторовна, ведь еще ничего не известно. Может, завтра в списках будет Наташина фамилия. – Настя чувствовала себя кругом виноватой. Ведь это она посоветовала Наташкиным родителям не давать взятку.

– Нет! Нет, нет, нет! – покачала головой Наташкина мама. – Если бы зачислили, мне бы уже позвонили. Директор лицея обещала, у нее там знакомая в комиссии. Повлиять на зачисление она не могла, но узнать результат обещала.

Всю ночь никто не сомкнул глаз. Едва рассвело, подруги понеслись в институт, а заплаканная Белла Викторовна отправилась на работу. Наташа клятвенно пообещала матери немедленно позвонить, как только узнает результат.

Результат оказался неутешительным: Белоконевой в списках зачисленных не было.

Белая, как мел, Наталья вышла из института и бессильно прислонилась к стене. На Настю она не смотрела. Постояв немного, снова кинулась к спискам.

– Почему? – срывающимся голосом запричитала она. – Почему Кочеткову и Ленскую с такими же баллами зачислили, а меня нет? Они же ни дня не работали, а у меня стаж почти год. Даже трудовая книжка есть, я же ее сдавала с документами. Мама! – закричала она в трубку. – Мама, приходи немедленно! Пойдем к ректору – я ему все выскажу!

– Предложили быть кандидатом, – сказала она Насте, когда они с матерью покинули кабинет ректора. – Это значит без стипендии до конца семестра и на птичьих правах. Сказали, что зачислят лаборанткой, но зарплату получать не буду, – ее будут кому-то отдавать. Но иногда придется помыть лабораторную посуду и помочь с опытами. Если кого-то после зимней сессии отчислят, тогда меня зачислят. Да я на все согласна, лишь бы учиться, но все равно дико обидно. Почему Таньку Кочеткову зачислили? Она же постоянно уроки прогуливала и в сто раз хуже меня училась. Настя, где же справедливость?

– А ты бы сказала об этом ректору. Может, это чьи-то происки, а он не в курсе?

– Думаешь, я не сказала? Как в пустоту! Он будто не слышал. Сказал, что может предложить мне в порядке исключения этот вариант, учитывая заслуги моей мамы. И все.

– А Белла Викторовна что?

– Молчала, как рыба. Она при таком начальстве сразу немеет. «Главное, что будешь учиться», – сказала. И ушла на работу.

– А вдруг они зимой никого не отчислят?

– Я сразу спросила об этом, а он говорит, мол, такого еще не бывало. Нет, Настя, как такое может быть? Эти две дуры гуляли, уроки пропускали, учились кое-как – и зачислены, а я нет. Не понимаю.

– Мне папа сказал, что мы живем в неправовом государстве. Мол, мы сами должны сделать его правовым. А они, взрослые, бессильны.

– Ага, сделаешь его, как же! Когда такие в кабинетах сидят. Ой, Маргарита Львовна! – И Наташка кинулась к нарядной женщине, спешившей в институт, – это была директор лицея. Внимательно выслушав Наталью, она велела стоять на месте и направилась в ректорат. Через полчаса вернулась.

– Все, Белоконева, тебя зачислили без всяких оговорок, – директор поцеловала Наташку в щеку. – Поздравляю! Звони маме, скажи, что все в порядке.

– Ой, Маргарита Львовна, правда? – не поверила Наташка. – А что вы ему сказали?

– О, я много чего сказала. Сказала, что знаю про все их дела, и пообещала, что если тебя не зачислят без всяких фокусов, завтра в «Вечерке» эта история будет описана со всеми подробностями.

– А вы не спросили, почему все же зачислили этих двоих, а не меня? У меня ведь аттестат куда лучше, чем у Кочетковой и Ленской, и стаж есть.

– Да это же и так понятно! Нужен им твой стаж! Мама Кочетковой в Аптекоуправлении начальница, а папа Ленской в Администрации. Я вообще поражаюсь, как эти красотки столько баллов набрали. Ну, ничего, скоро эта лавочка закроется, будут принимать только сертификаты ЕГЭ. Тоже, конечно, не все будет чисто, но хоть не в таких масштабах. Ну, звони мамочке, а то она вся испереживалась. Чуть не плакала в трубку.

Во время их разговора Настя не сводила глаз с Наташкиного лица: на нем, как на экране, отражалась вся гамма чувств, испытываемых подругой: надежда, гнев и безмерная радость. Когда директор закончила, Наташка взвизгнув, повисла у нее на шее, одновременно плача и смеясь. Наконец, немного успокоившись, она набрала по мобильнику телефон матери. Сообщив той счастливую новость, подруга с тревогой в голосе снова обратилась к своей спасительнице:

– Мама спрашивает, не будут ли у вас из-за меня неприятности? Говорит, что этот ректор всемогущ, у него такие связи – вплоть до Москвы.

– Прорвемся! – Директор погладила Наташку по голове. – Не дрейфь, девочка, все будет хорошо. Ты, главное, теперь старайся, не сбавляй темп. Будешь учиться, как в колледже, никто с тобой ничего не сделает: сюда последнее время поступает столько лодырей, что хорошие студенты на вес золота. И никаких мне благодарностей: я твоей маме здоровьем обязана.

Она ушла. А подруги снова кинулись в вестибюль. Там они обнаружили в самом конце списка зачисленных приписанную от руки фамилию Белоконевой. Наташка снова взвизгнула и запрыгала на месте. Абитуриенты, чьи фамилии в списках отсутствовали, смотрели на нее с завистью и неприязнью: они видели, как дописывали ее фамилию.

– Идем отсюда, – потянула ее за руку Настя, – пока кто-нибудь не прицепился с расспросами. Пошли к тебе, перекусим да поедем за билетами. Я обещала помочь бабушке, там куча дел осталась. Может, и ты со мной?

– Теперь хоть на край света! – Наташка счастливо потянулась и зажмурилась. – Настя, неужели поступила? Боже, как я счастлива! Буду стараться, буду учиться изо всех сил, – вот увидишь.

– Не увижу. Мы ведь последний месяц вместе. Поработаем в лесу а потом ты уедешь домой, а я в Питер. И когда потом снова увидимся, неизвестно.

– А ведь правда! – Наташка даже остановилась. – Настя, как же я буду без тебя? У меня, кроме родителей и тебя, никого нет. И Никита далеко. Как я буду одна?

– Подружишься еще с кем-нибудь. Туда Соколова поступила и тоже на педиатрический. Будешь с ней дружить.

– Да никогда! Соколова – ты что? Тебя мне никто не заменит. Но ты же хоть иногда будешь приезжать? Все-таки отец твой здесь, а может, и мама объявится.

– Не знаю. – Настя печально покачала головой. – Отцу я не очень нужна: у него теперь новая семья. А мама – не знаю. Наверно, я ей тоже не нужна, раз она меня бросила. Она сказала бабушке, что я не пропаду, что я уже взрослая.

– Настя, тебя очень любит Никита.

– Наташа, не будем об этом. Я… я не могу говорить на эту тему… мне невыносимо. Не будем, ладно?

– Все, молчу.

Они наскоро перекусили у Натальи, позвонили ее маме, что уезжают к Настиной бабушке и поехали на вокзал за билетами на московский поезд. Купили два плацкартных на послезавтра и с легким сердцем направились на автобус.

Глава 58. Конец лета

Вот и лето прошло – словно его и не было, думала Настя, укладывая свои нехитрые пожитки в багажник дядиной машины. Они с Натальей еще раз проверили свой грибной домик, где прожили почти месяц, – не забыли ли чего, тепло попрощались с артельщиками и бригадиром, забрались в машину и покатили в Москву, где им предстояло надолго расстаться: Наталья возвращалась домой, а Настю ждал Петербург.

Время в лесу пролетело незаметно. Настя вначале опасалась, что подруга заскучает без телевизора и привычных удобств, но Наталья моментально освоилась, будто всю жизнь провела среди этих сосен и елок. Она быстро сдружилась со старенькой сборщицей грибов бабой Катей, знавшей все близлежащие леса, как свои пять пальцев. Баба Катя называла Наташку не иначе как внученькой и благоволила к ней со дня их приезда. Она проживала в деревне, где у нее был большой добротный дом, в котором кроме нее жили кот Василий и пес Соколик – дворянской породы, но чрезвычайно смышленый. Муж бабы Кати умер два года назад от сердечного недуга, дочь давно вышла замуж и жила с мужем и двумя дочками во Владимире, наезжая к матери в основном за лесными дарами. Когда в широкой горнице бабы Кати Настя подошла к стене с фотографиями ее дочери и внучек, ей стало понятно благоволение старушки к Наталье: ее дочь была как две капли воды похожа на Настину подружку. Из-за этого поразительного сходства баба Катя несколько дней выпытывала у Наташки сведения о ее ближних и дальних родственниках: все искала возможную родню. Но к глубокому разочарованию так и не нашла.

Поскольку приветливой старушке было далеко за семьдесят, огородные работы были ей не под силу, и потому картофельные грядки за домом так заросли сорняками, что чахлых кустиков картофеля среди них совсем не было видно. Подружки быстро положили конец этому безобразию: все пропололи и навели порядок во дворе. Кроме картофеля, баба Катя ничего не выращивала и даже кур не имела: на жизнь ей хватало пенсии и грибных денег.

В благодарность за помощь баба Катя угостила трудолюбивых девчат невиданным лакомством, которое здесь называли «каймак». Оно изготовлялось из топленых пенок, сложенных в несколько слоев, – ничего вкуснее Настя в жизни не ела. Старушка показала подругам самые грибные места в окрестных лесах и неизменно сопровождала их в поисках лесных даров. Ежедневно они с Наташкой до отвала объедались на брусничных и голубичных полянах лесными дарами, отчего их личики посвежели и приобрели здоровый румянец.