– Настя, это я. – Голос Наташки звучал еле слышно, как с другой планеты. – Ты где?

– Я дома. Только что приехала.

– Как хорошо! Насть, я тоже хочу домой. Здесь невмоготу. Тетка на меня уже волком смотрит: надоела я им всем до смерти. Своих проблем хватает, а тут еще я с закидонами. Ты никуда не уезжаешь?

– Дня через два к бабушке поеду, родители требуют помочь на огороде. А что?

– Может, побудем немного вместе, а? Мне так муторно, – просто не знаю, куда деваться. Родители еще в Москве – отец вроде поправляется. А от Никиты ни слуху, ни духу. Хочу сегодня уехать, чтобы завтра быть дома.

– Конечно, приезжай. Хочешь, поедем вместе к нашим. Лишние руки не помешают.

– Да я бы поехала. Но ты же знаешь, как твоя мать ко мне относится.

– Господи, Наташа, ну что за ерунда! Приезжай, я тоже по тебе соскучилась. Побудем пару деньков в городе, а потом поедем к бабушке.

– Насть, у тебя деньги есть? Понимаешь, у меня только на дорогу. Я тебе потом отдам.

– Есть, есть! У меня куча денег от грибов осталась. Надо было тебе со мной ехать, – там на грибах озолотиться можно. Давай на следующий год поедем туда вместе. Там такая красота! А грибов море.

– Да я в них не разбираюсь. Еще наберу каких-нибудь поганок.

– Я научу. Поедем?

– Ладно. Ну, все, у меня деньги кончились. Так я зав…

Тут на полуслове ее телефон отключился. Но настроение у Насти немного поднялось. Все-таки будет хоть с кем поболтать, поделиться душевными переживаниями. Может, они дозвонятся до Никиты, а тот, может, знает что-нибудь о Вадиме. Скорее бы подруга приезжала.

И захлопнув дверь, она побежала в магазин.

Утром следующего дня Настя устремилась в институт. В лицее никого не было, дверь в преподавательскую была заперта. Настя подошла к списку прошедших конкурсный отбор и поразилась низкому проходному баллу по физике: он был почти вдвое ниже прошлогоднего. Да и математику новые лицеисты написали значительно хуже. Тяжеленько им придется, сочувственно подумала она. Постояла в надежде увидеть кого-нибудь из своих, но, не дождавшись, направилась на второй этаж в приемную комиссию. Там на столе восседала Лялька в окружении орущей толпы новоявленных первокурсников. Она пыталась их перекричать, но безрезультатно.

Наконец, ей это надоело. Вскочив с ногами на стол, она изо всех сил оглушительно свистнула. Толпа от неожиданности смолкла.

– Все заткнулись и посмотрели на меня! – заорала Лялька. – Кто откроет рот, никуда не едет. Марш за дверь, и входить по одному с моего разрешения. Настя! Какое счастье! Тебя сам Бог послал. Иди, будешь записывать. На этом листе тех, кто на виноград, на этом – кто на помидоры. Я сказала: едут сорок человек. Кто не попадет в список, остаются в городе. Будут мыть окна в аудиториях. Нет, нет, сами разбирайтесь, кто за кем. И чтоб без драки!

Она усадила Настю за стол, выгнала толпу в коридор и, встав в дверях, стала впускать в приемную по одному. За час они управились со списками, правда, накричались до хрипоты и взмокли, но дело было сделано: все отъезжавшие отправились домой за вещами, остальные – в подсобку за тряпками и ведрами. Прибежавший под занавес комендант долго тряс Ляльке руку и благодарил за оперативную помощь, обещая золотые горы, как только представится такая возможность.

– Да ладно вам, Михайло Петрович, – досадливо отмахнулась Лялька, – мы бескорыстно. Знаем ваши материальные возможности. Мне поручили – я сделала. Идем, подруга.

И она потащила Настю в буфет. Там скучавшая буфетчица бесплатно скормила им по котлете и стакану компота.

– Пойдем в сквер, поболтаем, – предложила Лялька, когда они вышли из института. – Какие у тебя ближайшие планы?

Настя рассказала, что ждет сегодня Наташку, а через пару дней собирается в деревню к родителям.

– Возьми меня с собой, а? Обожаю заготовки. А то домой так неохота. Там меня активно сватают за одного козла, а он мне даром не нужен.

– Не знаю, Ляль, – растерялась Настя. Одно дело Наташка, а другое – чужой человек. Неизвестно как отнесутся к этому бабушка с дедушкой. – Знаешь, я спрошу у наших, а потом тебе перезвоню.

– Ладно, не напрягайся. – Чуткая студентка мгновенно прочла ее мысли. – Я, может, с ребятами на виноградники подамся. Не переживай, я не обижаюсь. Просто я по Галине Артуровне соскучилась. Передавай ей привет. Ну, пока, побегу за вещами, а то автобус через час.

Она унеслась. А Насте позвонила на мобильник Наташка: оказалось, что она уже ждет подругу под дверью. И Настя помчалась домой.

При виде ее Наташка не кинулась, как обычно, с визгом ей на шею, а продолжала молча стоять, прислонившись к стене, пока Настя отпирала дверь. Так же молча прошла она в комнату и села на диван. Настя смотрела на подругу и не узнавала. В этой, даже не худой, а какой-то истощенной девушке, ничего не осталось от прежней беззаботной Наташки. В ее глазах таилась уже не боль, а безнадежное, безысходное отчаяние. Казалось, ее изнутри сжигает невидимое злое пламя. Сейчас она выглядела куда хуже, чем после выписки из больницы.

Настя долго глядела на подругу, не находя слов. Наконец Наташа разлепила спекшиеся губы. – Что ты так смотришь? – незнакомым низким голосом спросила она. – Не узнаешь?

– Наташенька! – умирая от жалости, только и смогла промолвить Настя. И заплакала.

– Настя, что мне делать? – Наташа смотрела на нее сухими, обведенными темными кругами глазами. – Я больше не могу жить. Не знаю, как объяснить. Но, понимаешь, совсем не могу. Ты ведь всегда была такая умная, всегда знала, что и как надо делать. Я уже и в церковь ходила, молилась – не помогает. Сначала мне казалось: переживу. Забуду и буду жить, как раньше. Не получилось. Каждую ночь просыпаюсь от того, что меня душат. Или бьют по голове. Или насилуют. Скажи, что мне делать?

– А ты к врачам не обращалась?

– Врачам надо платить. Теперь за все надо платить. А у меня даже на валерьянку нет.

– У меня деньги есть, бери, сколько надо. Вот, выпей пару таблеток прямо сейчас. Может, тебе хоть чуть-чуть полегчает. Как твой папа?

– Говорят, поправляется. Они через неделю приезжают. Настя, можно я пока у тебя поживу? Дома одной так жутко.

– Конечно, живи! Только… я ведь через пару дней уезжаю к бабушке, ты же знаешь. Поехали со мной. Ну чего ты стесняешься?

– Нет, не поеду. Не хочу еще и твоим портить настроение. Давай я сейчас домой съезжу, наведу там слегка порядок, а вечером к тебе приду и останусь с ночевкой. Не возражаешь?

– Да делай, как хочешь! Ты бы поела, у меня обед есть. Будешь?

– Нет, я теперь мало ем. Ничего в горло не лезет. Побегу. Я позвоню, когда соберусь к тебе.

Надо что-то делать, подумала Настя после ее ухода. Наташка погибает. Вот ужас! Надо срочно что-то предпринять. Но что?

Схожу в больницу, вдруг решила она. Может, там знают, где найти Наташкиного психолога, что тогда ей помогла? Заплачу ей и расскажу про состояние подруги. Может, она что посоветует? Побегу прямо сейчас.

В больнице ей сразу повезло: первая же докторша в белом халате, встретившаяся возле регистратуры, оказалась тем самым психологом. Она сказала, что, конечно, помнит Наташеньку, и поинтересовалась ее самочувствием. А выслушав Настю, заметно расстроилась.

– У Наташи острый психоз. Есть только один способ вывести ее из этого состояния, – сказала врач, сочувственно глядя на Настю, – ей нужны люди, которым еще хуже. Тысячи людей находятся в еще худшем положении: парализованные, слепые, калеки, беспомощные старики, больные дети – да разве мало можно привести примеров. Вот если бы Наташе довелось пообщаться с кем-нибудь из них, она бы сразу изменила отношение к жизни.

– Может, ей поработать в больнице? – Настя вспомнила, с каким увлечением подруга относилась к дежурствам в детском отделении. – У нее есть опыт, и малыши ее любят.

– Очень хорошая мысль. Если нужно, я помогу. Нянечки всегда требуются, а в детском отделении тем более. Что вы, не надо ничего. – Доктор решительно отодвинула Настину руку с купюрой и быстро ушла. Насте даже показалось, что она обиделась.

А еще говорят, что все врачи хапуги, возмущенно думала Настя по дороге домой. Вовсе не все. Какая хорошая женщина – вся такая светлая. И как здорово она придумала. Надо Наташке сегодня же посоветовать идти в больницу, где ее уже знают. И денег подзаработает, и при деле будет – все меньше всякие глупости будут лезть в голову. Может, оттает.

Наталья пришла уже в десятом часу вечера, когда Настя смотрела вечерние новости. От ужина она категорически отказалась – сказала, что попила дома чаю и есть не хочет. А когда Настя принялась ее уговаривать съесть хоть немного жареного цыпленка с картошкой – ведь на кого похожа, одни кожа да кости, подруга призналась, что совсем не чувствует вкуса еды.

– Понимаешь, что ни ем, все безвкусное. Ни соленого, ни сладкого не чувствую. Жую, жую, пока проглочу, даже челюсти устают. Помнишь, как я любила пирожные? А сейчас смотреть на них не могу.

Настя испуганно слушала подругу. Почему-то вспомнился Дениска – как тому тоже еда не лезла в горло. Да, Наташа больна, поняла она, надо срочно ее спасать. Ей нужно дело, которое захватило бы ее, отвлекло от личных переживаний.

Она не рассказала подруге о посещении больницы: побоялась, что та рассердится. Вдруг ей не хочется, чтоб о ее проблемах кто-то знал? Просто предложила Наташке поработать в детском отделении до начала учебного года, ей ведь очень нужны деньги. Та обрадованно согласилась – только пожалела, что самой это не пришло в голову.