– Может, тебе к глазнику надо?

– Может, и надо. Только теперь всем врачам бабки приходится платить – минимум сотни две. За консультацию. Так что – перебьюсь. Ну ладно, у меня деньги на мобильнике кончаются. Звони мне иногда, ладно? У меня больше никого нет, кроме тебя.

– Слушай, приезжай ко мне. Бабушка с дедушкой рады будут.

– Нет, не получится. Сейчас билеты жутко подорожали. Какие-то немыслимые цены – даже за плацкарт. Нет, буду уж здесь до конца лета. А что потом – не представляю.

Она отключилась. А Настя, уронив книгу, долго лежала в гамаке, переживая услышанное. Вот кошмар! Отличник Никита – и бросил институт. Это же немыслимо! Как только Белла Викторовна на такое согласилась? Наташкин отец – при смерти. Ужас! Продают квартиру. Наташка говорила, что у них там четырехкомнатная, как и здесь была. Как они теперь будут ютиться? Хотя, если Никита уйдет в армию, тогда, конечно, как-нибудь поместятся в малогабаритной. Но каково им будет все потерять? Боже, как страшно обернулась Наташкино легкомыслие. Интересно, что думает о решении Никиты Вадим, – ведь они друзья.

А вдруг он тоже захочет в армию? За компанию. Ведь у него там отец. И тоже проблемы в семье.

От этой внезапной мысли она вдруг так взволновалась, что даже села. Одно дело знать, что он рядом, в одном городе, и всегда можно его увидеть – если станет невтерпеж. И совсем другое – когда он вдалеке, и может, навсегда. Ведь они наверняка захотят на Кавказ, к отцу Вадима. А там стреляют. Могут и убить. И она его больше никогда не увидит – совсем никогда!

Что же она сидит? Надо же что-то делать. Надо поехать в город, в институт, и все узнать. Хотя, какой институт? – сейчас каникулы.

А она даже адреса Вадима не знает. Правда, можно узнать в адресном бюро – оно где-то на Береговой. Но там спрашивают имя, фамилию, отчество и возраст. Вадим Туманов, ему недавно девятнадцать исполнилось. А отчество? Отчества она не знает. Хотя, стоп! Та тетка, на поминках, сказала: «Не думала я, что за Пашиного сынка буду обедать». Значит, отца Вадима зовут Павлом, а сам он – Вадим Павлович. Этого для адресного бюро достаточно.

И крикнув бабушке, что ей надо срочно в город, она понеслась на автобус. Адресное бюро нашла быстро: его местонахождение подсказала семейная пара, гулявшая с собакой по набережной. Там записали данные на Вадима и предложили зайти часа через два. От нечего делать Настя направилась в институт, где вовсю шел прием абитуры. И в вестибюле наткнулась на Ляльку – ту запрягли на весь июль в приемную комиссию. Лялька сообщила, что Туманов работает сейчас где-то в Краснодарском крае на сборе ягод, – а где точно, могут сказать в профкоме. Про планы Белоконева взять академический отпуск на два года по семейным обстоятельствам знает уже весь институт. Но Туманов такого желания не изъявлял – это точно. И если Насте очень хочется, она, Лялька, может в профкоме узнать сотовый Вадима, – набрешет чего-нибудь.

– Узнай, Лялечка! – взмолилась Настя. – Только никому не говори, что для меня. И заодно, спроси его адрес, может, дадут. Слушай, ты зачем тогда сказала Вадиму про беременность Тенчуриной?

– Я? – изумилась Лялька, вытаращив на Настю глаза. – Да что я: больная? Никому я ничего не говорила, с чего ты взяла?

– Она мне сказала, что он об этом знает. Вот я и решила, что это ты ляпнула, больше некому.

– Да врет она все! Никто ему ничего не говорил, иначе он от нее шарахался бы, как от чумной: ведь никакой беременности не было. А они нормально разговаривают, я сама видела. Ничего у нее с ним не вышло, вот она и насочиняла.

– Правда? Но ты все-таки никому не выдай, что я узнавала его координаты, ладно?

– Будь спок, – заверила ее Лялька и в мгновение ока вознеслась на четвертый этаж, где располагался профсоюзный комитет. Через пятнадцать минут Настя уже держала листок с адресом и телефоном Туманова. Кинувшись Ляльке на шею, она расцеловала ее в обе щеки и понеслась на выход.

Звонить ему или не звонить? – размышляла она, направляясь домой. Можно позвонить, спросить про Никиту. Сказать, что Наталья беспокоится. Хотя она и сама могла позвонить брату. А не надо про Наташку – мне и самой может быть интересно, все-таки он столько лет был моим соседом. А если Вадим спросит, почему не звоню самому Никите – могла ведь узнать его сотовый у сестры. Нет, это не годится. Что бы такое придумать?

А если он там с Титровой? Наверняка с ней. Скажет ей про мой звонок, а та растреплется всему институту. Хотя нет, Вадим не скажет. Да наплевать, с кем он там, – главное, что он есть на свете.

Хочу его увидеть, вдруг поняла она – ужас, как хочу Прямо сейчас и немедленно. Или хотя бы услышать его голос. Вот наберу номер и услышу. Буду просто молчать и слушать, – такое счастье!

И она набрала. Минуты ожидания показались вечностью, – но вместо его голоса равнодушно прозвучало: «абонент временно недоступен, позвоните позже… абонент временно недоступен, позвоните позже…».

Недоступен! – горько подумала она, – какое страшное слово. Недоступен, неприступен. А может, деньги на счету кончились? Или заряд, – а розетки рядом нет.

Включит и увидит мой номер. И конечно, позвонит – узнать, что случилось. И что я ему скажу? Что хотела его услышать? И что он про меня подумает? Посмеется, наверно. Особенно, если он с Титровой.

Вот идиотка! – обругала она себя. Когда же я начну думать, прежде чем делать глупости? Что же предпринять?

Надо поменять номер, причем срочно. Сказать, что достали звонками какие-то болваны. Интересно, это дорого? Надо узнать.

Номер ей поменяли быстро и бесплатно. Настя сообщила его родителям и Наталье, только попросила никому не говорить, даже Никите. И поехала обратно к бабушке.

Глава 38. Лес и Питер

Все! – твердила она себе, вернувшись в поселок. – Все, все, все! Забыть его окончательно – забыть, забыть, забыть. Надо срочно куда-нибудь уехать. Сменить обстановку, набраться новых впечатлений, найти новых знакомых. Перестать ходить по кругу, возвращаясь к одному и тому же. Но куда? Может, в Муром? А что – это идея!

– Конечно, приезжай, племяшка, – загудел в трубку дядя в ответ на ее просьбу. – Вот Нина обрадуется! А то ей в лес ходить не с кем. Я – то на работе, то на рыбалке, а она до нее не охотница. Приезжай, грибов нынче – хоть косой коси. Ждем!

Поскольку цены на железнодорожные билеты сделались не по карману педагогам страны, пришлось ей проделать весь путь на автобусе. Правда, автобус до столицы оказался довольно комфортабельным, даже с биотуалетом, – поэтому добралась без особых неудобств.

Когда за окном замелькали любимые красноствольные сосны, перемежающиеся с белоствольными березами, на душе у Насти посветлело. В Муроме ее обцеловали все родственники, затем Юрий объявил, что его приятель, директор артели по лесозаготовкам, приглашает желающих пожить у него на базе, в самом что ни на есть глухом бору, – заняться сбором лисичек, которые нынче очень в цене, рестораны рвут с руками. Можно и удовольствие получить, и хорошо заработать. Настя от радости даже запрыгала. А когда узнала, что у родни появилась своя легковушка, оставленная им в наследство родственником из деревни, – горбатый «Запорожец», старенький, но вполне резвый, поскольку большую часть своей автомобильной жизни простоял в гараже, ее восторгу не было предела. Ведь дядя пообещал отвезти их с Ниной на базу, – а если хорошо заработают, то и прокатить в Питер.

Эрмитаж, – сразу подумала Настя и тут же отогнала от себя эту мысль. Нет-нет, даже и не думай. Во-первых, теперь его там не будет, во-вторых, раз решила забыть – забудь. Сбегаю в университет, узнаю новости о приеме, побегаю по музеям – и все. Ну, по Невскому прогуляюсь – все-таки я через год поеду в Питер учиться. Господи, хоть бы поступить.

Весь июль и часть августа Настя с Ниной прожили в лесу – в деревянном домике с крохотной кухонькой: там имелась даже плита, работавшая на привозном газе. Умывались под рукомойником, а за водой бегали к недалекому ручью. По вечерам комнатку освещала замечательная лампа – потрясающее устройство, изготовляемое на местном заводике. Достаточно было покрутить его рукоятку минут десять – и света хватало на полтора-два часа. Правда, в комнату устремлялись тучи мошкары, но запахи антикомариного геля не позволяли маленьким вампирам сделать свое кусачее дело, – поэтому их полчища безрезультатно кружили вокруг, злобно пища.

Грибов было много, но напасть на полянку, подобную прошлогодней, так и не довелось. И что обидно: никто из сборщиков не верил в ее существование. Пришлось Юрию привезти неопровержимое доказательство: две большие фотографии, висевшие теперь у него в комнате. На одной красовалась та полянка в первозданном виде: грибы получились великолепно, шляпка к шляпке, а в центре стояли грибники с восторженными лицами, на другой – огромная куча грибов и рядом с ней Снегиревы с полными корзинами. Сидя вокруг костра, сборщики долго рассматривали снимки, отбирая их друг у друга и потрясенно качая головами.

– Мне бабка рассказывала про такую поляну, – изрек бородатый грибник, возвращая Насте фотографии. – Мол, открывается она не всякому, а только очень чистому душой человеку. И что ожидает этого человека счастье великое – до небес. Так что жди его, дочка, вскорости, – придет оно, не сомневайся.

Настя только вздохнула. Какое там счастье? – грустно усмехнулась она, – нет никакого счастья, и не будет. Дай Бог поступить в Питере – вот и все мое счастье. Тоже, конечно, немало, – но это все. И то – если получится.

Муромский лес стал ей настоящим другом. Она полюбила часами неспешно бродить по его светлым соснякам и темноватым ельникам, – и уже совсем не боялась заблудиться. Ее острый взгляд издали подмечал золотую россыпь лисичек под невысокими елочками и безошибочно отличал бархатистую головку боровика от пожухлого листа или похожую на благородный гриб «условно съедобную» свинушку. Но больше всего она любила, лежа на пахучей подстилке из сосновых опилок, устремить взгляд вверх на проплывающие в синеве облака – и тогда вершины сосен, как верные друзья, заботливо склонялись над ней.