– Ну доказал, ну и что? Многие и без того верят в Бога.

– Как ты не понимаешь? Это же гениальное открытие! Одно дело верить просто так, а другое – научное доказательство. У меня даже на душе легче стало. А то я все думала: ну зачем вся эта колготня, если я все равно когда-нибудь превращусь в пыль? А теперь думаю: может, каждая жизнь все же имеет смысл. Может, после смерти мы соединимся с этим сверхразумом, дополним его для какой-нибудь сверхцели.

– Слава Богу, что тебе полегчало. А то, я как вспомню твои бредни, – аж мороз по коже. Спасибо этому младенцу, только я о другом спрашивала.

– Да я понимаю, что у тебя на уме. Я же говорила, что в том смысле мне никто из них не нужен.

– А Вадим?

– Наташа, перестань. У него есть с кем встречаться.

– Думаешь, ему нужна эта Анька? Она сама на него вешается. Ладно, я тебе расскажу, мне Никита натрепался. Они же с Вадимом в своей группе первые парни на селе. Один черный, другой белый – два веселых гуся, все девки на них запали. А эта Анька за Вадимом просто хвостом ходит. Она сама с ним напросилась, когда услышала, что он тебя собрался проведать.

– Ну да – сама! А омлеты?

– И про омлеты сказал. Оказывается, у них был поход, – чтобы поближе друг с другом познакомиться, вот там она и готовила им омлет. Говорит: с шампиньонами и сверху посыпанный тертым сыром. Мол, вкуснота необыкновенная. Давай сами когда-нибудь такой сделаем?

– Зачем нам такой? Что, мы вкуснее не придумаем? А что еще Никита говорил?

– Говорил, что эта толстая, ее Светкой зовут, в него втрескалась. Вроде она у них из всех девчат самая умная и тоже золотая медалистка. Она ему недавно звонила на сотовый, куда-то звала, – я подслушала.

– А он?

– Быстренько собрался и умотал. У него с ней точно что-то есть. Наверно, все. Он, знаешь, как стал с ней ходить, резко изменился. Другой стал. Такой уверенный в себе, довольный, рожа масляная. Уже два раза приходил под утро. И родители, представляешь, ему ни слова. Я у него спрашиваю: ты мою подругу совсем разлюбил? А он, гад, знаешь, что ответил: «Настя – это одно, а Света – другое. Настя – девочка для души». А Света, – спрашиваю – для чего? А он: «много будешь знать, мало будешь спать». И нос мне пальцами защемил – так больно!

– Вот! Значит, и Вадим с этой Анечкой – так же. Они же все время вчетвером ходят. А ты еще спрашиваешь, кто мне нравится. Да они мне все глубоко отвратительны. Мне мама такое про них сказала – я после этого никогда ни с кем целоваться не буду.

– Что?!

– Да у меня язык не поворачивается повторить.

– Но у нее же повернулся. Ну, скажи, нас же никто не слышит. Может, мне это тоже надо знать.

– Ладно, слушай. – И Настя, понизив голос, озвучила услышанную из уст матери информацию про их «хозяйство».

Наташка от изумления открыла рот. Потом закрыла и долго молчала – переваривала новые сведения. Наконец, призналась:

– Знаешь, я догадывалась о чем-то таком. Когда с Котькой Крыловым целовалась, он все пытался своим низом ко мне прижаться. Я тогда подумала, может, он хочет меня покрепче обнять? А оно вот, значит, что. Теперь мне все понятно.

– И тебе не противно было с ним целоваться?

– Если честно, противно. Всю обслюнявил. Как вспомню – даже сейчас противно.

– А ты же говорила, что когда целуют, – кайф.

– Это когда я с Димкой Рокотовым целовалась. Он мне так нравился! Если бы он, гад, меня не бросил, я бы в него втрескалась по уши. Хорошо, что вовремя распознала, какой он бабник: он после меня с Иноземцевой путался, потом и ее бросил. Но целовался он классно. Знаешь, мне после твоих слов тоже не по себе стало. Мы о любви как о возвышенном думаем, а у них, выходит, одни низменные инстинкты. Да пошли они тогда все подальше.

– Может, мы чего-то не понимаем? Мы же не они. Может, они как-то иначе воспринимают любовь?

– Да я теперь вообще не влюблюсь! Теперь мне понятно, почему ты так себя повела. Жаль, ты мне этого раньше не сказала. Да и когда влюбляться? Столько задают, голову поднять некогда.

Отец сдержал слово, и в один прекрасный день, вернувшись из лицея, Настя обнаружила на своем столе новенький жемчужно-серый «Пентиум». Она тут же позвонила Наташке. Та немедленно примчалась, и подруги погрузилась в подаренную Никитой книгу. Там все было так разжевано – для «чайников» же! – что они довольно быстро разобрались в основных понятиях и терминах, тем более, что английские слова им были знакомы.

– Настя, я хочу в Интернет, просто умираю! – заявила Наташка, когда они более-менее освоились с компьютером. – Представляешь, перед нами будет целый мир! Столько знакомств!

– Я тоже хочу. – Настя вздохнула. – Но это дорого. А у папы долги. Нам теперь во всем надо экономить, пока не расплатимся за машину и компьютер.

– Так, может, на нашем попробуем? Никита с Вадимом уже вовсю там ныряют. Он мне уже не раз предлагал, но я без тебя не хочу.

– Они что – вдвоем этим занимаются или всей компанией? – осторожно осведомилась Настя.

– Чаще вчетвером, – призналась Наташка. – Эти девки к нему приходят, как к себе домой. Я попыталась вякнуть, так он пообещал меня в ванной утопить. И родителям нажаловался, что я лезу в его личную жизнь. Еще и от них втык получила. И чтоб я к нему не заходила, когда он не один. Представляешь? Совсем обнаглел. Но мы можем лазить по Интернету, когда его дома нет. Он по вечерам обычно смывается.

– Нет, ни за что! – выдохнула Настя. Настроение у нее резко испортилось. – Никогда я к вашему компьютеру не прикоснусь, я же слово дала. Но тебе совсем не обязательно мне следовать, это же твоя машина. Забирайся в Интернет сама, пусть тебя брат научит. Зато, когда у нас деньги появятся, мне будешь показывать.

– Наверно, ты все еще Вадима любишь, – констатировала Наташка, внимательно глядя ей в лицо. – Иначе не реагировала бы так остро. Кажется, я понимаю, в чем дело. Ты не хочешь его любить, но ничего не можешь с собой поделать. Это, знаешь, как рана, – бывает, затянулась, покрылась коркой, а под ней все болит и болит.

– Никого я не люблю! Я ему сама сказала, что между нами ничего такого быть не может. – Настя подошла к окну, с трудом сдерживая слезы.

– Нет, мне этого не понять. Зачем ты так сказала? Чего ты этим добилась? Он к тебе точно был неравнодушен, а ты сама все испортила. Ведь все могло быть по-другому. А теперь что ж, теперь он с этой Анькой. Она в него вцепилась намертво.

– Но ведь и она ему нравится, иначе между ними ничего бы не было. Ты думаешь: у них уже все было?

– Похоже, да. А чего ты хочешь? Они взрослые мужики, – кто откажется, если эти девки сами дают? Анька хоть из себя смазливая, а Светка, которая с Никитой – вообще уродина. Жирная, щеки толстые, нос картошкой. А одевается – деревня деревней. Да чего я тебе рассказываю, ты же сама ее видела.

– Может, она человек хороший? Любят же не только за внешность. Может, ему с ней хорошо?

– Ой, не надо! Дает она ему хорошо, вот и все. А любовью здесь и не пахнет.

– Наташа, ну почему ты такая циничная? Откуда ты можешь знать, что между ними? Это же ужас – так думать. У меня внутри все болит от твоих слов.

– А мне, думаешь, легко? Я, когда ее вижу, так бы и придушила! Но что я могу сделать? Только терпеть.

– Как мне хочется куда-нибудь уехать. – Настя грустно смотрела на серое небо. – Далеко-далеко, и чтоб никогда не возвращаться. Чтобы все забыть. Ведь мне всего шестнадцать, а я себе кажусь такой старой! И ничего хорошего впереди.

– Ты знаешь, я тоже от всего устала, – согласилась Наталья. – Учиться трудно, а радости так мало! Нам все твердят, что шестнадцать лет – самый прекрасный возраст. А что хорошего?

– Дождик пошел. – Настя отошла от окна. – Давай, куда-нибудь в субботу сходим? На какой-нибудь концерт или в театр, а то мы скоро совсем закиснем.

– А давай, в лицее предложим? Чтобы всем классом пойти. Помнишь, как мы в нашей школе ходили? Так было весело.

– Давай.

Екатерина Андреевна охотно поддержала инициативу подружек и предложила ребятам самим выбрать субботнее развлечение. Билеты на концерт известной московской певицы показались одноклассникам чересчур дорогими, поэтому решили пойти в филармонию на концерт местного барда Ларисы Локтевой. Тем более, что и цена билетов оказалась вполне приемлемой: всего полтинник.

Но концерт лицеистов разочаровал, хотя отдельные песни им понравились. Репертуар был в основном в стиле «ностальжи», рассчитанный на более взрослую аудиторию. Правда, певица собой была очень хороша – статная голубоглазая блондинка с высокой прической, в роскошном, вышитом золотом платье. И на гитаре она играла превосходно, и голос был приятный: серебристый, с легкой хрипотцой. Но все портили перемежавшиеся с песнями выступления местных поэтов, на слова которых исполнительница и сочиняла свои песни. Ладно бы стихи были хорошими, так ведь нет, отдельные вирши отдавали откровенным графоманством. Да и сами поэты выглядели не по-концертному: на сцену выходили в куртках и сапогах. Часть из них читала свои стихи по бумажке, часть путалась в словах.

– Неужели нельзя было вызубрить свои же стихи, – досадливо шипела Наташка во время выступления поэтессы, напрочь забывшей последнюю строчку, – нам за такое чтение точно пару влепили бы. А тут сцена, да еще люди деньги платили. Не концерт, а художественная самодеятельность.

Во время выступлений зрители переговаривались, некоторые вставали и уходили. После перерыва зал наполовину опустел. Подружки тоже сначала хотели незаметно улизнуть, но потом передумали: все-таки перед певицей неудобно, да и деньги уплачены. И досидели до конца.