– Да я еще не проголодалась.

– Ничего, это не еда, а так, – перекусишь да домашним молочком запьешь. А я тем временем гамак повешу.

Лежа в гамаке, Настя залюбовалась синими просветами неба между белорозовыми цветами, густо усыпавшими яблоневые ветки, – и вдруг почувствовала, как душевная боль потихоньку начинает ее отпускать. Впервые за много дней она вдруг озаботилась предстоящими экзаменами. Чего я без толку лежу, подумала девочка, в гамаке можно качаться и с книгой. И вернулась в дом за учебником.

– Ой, да что ж ты и в праздник не даешь покоя своей бедной головке! – запричитала бабушка Зара. – Только приехала и опять за учебники. Отдохни, завтра позанимаешься.

– Нет, ба, мне сейчас захотелось, – возразила внучка. – Не люблю я без дела валяться, у меня тогда мозги закисают.

– Так возьми почитай чего-нибудь, журналы полистай, вон их сколько на подоконнике. Там кроссвордов полно, ты же любишь их разгадывать.

– Не хочу журналы, уравнения те же кроссворды.

Она прожила в поселке все майские праздники. Ей очень нравилось их армянское село с добротными домами, где даже встречные собаки вели себя дружелюбно. Село было богатым: почти в каждом дворе имелся автомобиль, а то и два. Населяли его работящие приветливые люди, всегда здоровавшиеся при встрече. Многие знали Настиных родных и потому часто приглашали в гости, а пригласив, вели себя тактично, угощали вкусными армянскими блюдами и ни о чем не расспрашивали. За эти недели Настя поправилась душой и телом и совсем забыла про свой бок. Она успешно одолела программу по математике и чувствовала себя вполне подготовленной к предстоящим испытаниям. С физикой дела тоже шли неплохо, а диктанта Настя не боялась совсем: ее грамотность была безупречной. Видимо, здесь сыграла роль любовь к ежедневному чтению, без которого она просто не могла нормально жить.

Но стоило вернуться в город, как тягостные мысли вновь овладели ею. Она старалась поменьше выходить из дому, даже в магазин заставляла себя идти с трудом. Нет, ее не страшила встреча с теми бандитами: она знала, что их осудили на длительные сроки, – ее страшили воспоминания. Но выходить из дому все равно приходилось: нужно было показываться врачам. Несколько раз Настя встречалась на лестнице с Наташей и Никитой. Она вежливо здоровалась, стараясь не смотреть на друзей, а те, кивнув, пропускали ее и долго глядели вслед.

Галчонок не очень переживала из-за душевного состояния дочери, считая его перед предстоящими испытаниями вполне нормальным, но отец никак не мог с этим смириться. Его девочка, прежде такая живая и общительная, вдруг превратилась угрюмое существо, дичившееся всех. Конечно, ей пришлось пережить такое потрясение – но ведь, в конце концов, все наладилось. Сколько же можно прятаться и отказываться от общения с друзьями?

– Котенок, давай, наконец, поговорим откровенно, – решительно заявил он, зайдя к ней под вечер. Дочь сидела за столом с выключенной настольной лампой, глядя в темное окно. Услышав звук отворяемой двери, она включила свет и повернулась к отцу, всем видом демонстрируя нетерпеливое желание, чтоб ее оставили в покое. Но тот упрямо сел на диван и похлопал рядом с собой ладонью. Когда Настя пересела, он обнял ее за плечи, притянув к себе, как всегда делал в такие минуты. Но против ожидания дочь не положила голову на его плечо, а наоборот, резко вырвалась и стремительно пересела обратно.

– Что такое? – возмутился отец. – Что я тебе сделал? Дочь продолжала молчать, глядя на него исподлобья.

– Галина, иди сюда! – закричал отец. – Почему родная дочь шарахается от меня, как от прокаженного? Обнять ее уже нельзя.

– И нечего ее обнимать! – резко отозвалась мать, заходя в комнату. – Она уже большая, и ей это неприятно.

– Ах, вон откуда ветер дует! И что ты такого наговорила, что ей родной отец стал неприятен?

– Что нужно, то и наговорила. Чтоб она держалась от вас всех подальше. Еще успеет наобниматься, пусть сначала поумнеет.

– Да ты посмотри, что с ней творится! Ни друзей, ни подруг у нее не осталось. Все молчком да молчком.

– Ничего, пусть лучше к экзаменам готовится. Шел бы ты отсюда, не мешал ей.

– Да она целый час сидела в темноте, какие занятия? Ты мать, хоть поинтересуйся, что у нее на душе.

– Папа, все в порядке, просто я задумалась, – прервала их перепалку Настя. – Над задачей. И действительно, шли бы вы оба из моей комнаты, не мешали.

Рассерженный отец поднялся и вышел, Галчонок последовала за ним. Настя осталась одна, и ей снова стало хорошо. Она уже привыкла к одиночеству и совсем не тяготилось им. Книги заменили ей людей, став ей настоящими друзьями. Перед ними не нужно было притворяться, оправдываться, – с ними можно было оставаться самой собой. Они уводили ее в иной мир – к чужим судьбам, которые порой оказывались еще труднее, чем ее собственная. Их герои по-разному реагировали на свои несчастья – некоторые ломались, сдаваясь обстоятельствам, другие, наоборот, боролись, – и Насте порой казалось, что только они понимают ее. «Сагу о Форсайтах» она проглотила за три вечера и по уши влюбилась в Ирэн. Она только не понимала, зачем та снова вышла замуж, если ей хватало денег, оставленных старым Форсайтом. Жила бы себе и жила в свое удовольствие, – так ведь нет, опять влипла. Зачем? Ведь мужчины так ужасны! Сомса Настя возненавидела всей душой. Правда, в одном она с ним соглашалась: что прекраснее всего природа, а в людях мало хорошего. Себя она отождествляла с Джун, так и не вышедшей замуж и посвятившей свою жизнь служению искусству.

Я тоже не выйду замуж, размышляла Настя, ни за что не выйду. Богатой мне не быть – и не надо. Буду учить детей, они лучше всех. Уеду в Питер, и, может быть, как-нибудь там устроюсь. Хоть дворником, ведь, говорят, дворникам дают жилье. Сначала окончу институт, потом поработаю дворником, чтобы получить квартиру, а затем попытаюсь устроиться в школу.

Но сколько ни избегала Настя встреч с одноклассниками, на консультацию в школу идти пришлось – там разъясняли правила поведения на экзаменах и требования к оформлению работ. Экзамены в этом году проводились вне школьных стен – в Центре тестирования при университете. На консультации Настя изо всех сил старалась держаться с одноклассниками приветливо, всем улыбалась и кивала, – но ребята все равно почувствовали ее отчуждение и потому не стали приставать с досужими разговорами и расспросами. Наталья демонстративно села за первую парту к Митьке, поэтому Настя сидела одна. Ей очень хотелось по окончании быстренько уйти, но ее задержала учительница.

– Ну, как ты, Снегирева? – сочувственно спросила Светлана. – Как самочувствие?

– Спасибо, все нормально, – сдержанно ответила девочка. – Можно, я пойду домой готовиться?

– А как ты сама считаешь, справишься? – не отставала учительница. – Может, тебе что-нибудь объяснить?

– Нет, не надо. Мне все понятно. Я по задачнику Сканави все прорешала, и папа еще мне хорошие учебники принес.

– Ну, покажи, как ты решишь вот такое уравнение.

Задание было непростым, но Насте подобные уже встречались, и потому она справилась с ним быстро. Убедившись, что девочка выбрала для решения самый простой и верный способ, Светлана отпустила ее, пожелав ни пуха, ни пера.

Настя с облегчением покинула школьное здание. Ребята уже разошлись. Она поискала взглядом окна своего класса, пытаясь пробудить в себе хотя бы намек на ностальгию, но ничего не почувствовала. Я тут училась, подумала она, а теперь буду учиться в другом месте. Меня уже ничто здесь не держит, и ничего не жаль. И чего я, глупая, так переживала из-за этой школы?

Но на сердце у нее лежал камень. Свалившееся на нее несчастье пригасило огонек, согревавший ее все юные годы, покрыв его толстым слоем пепла, из-за чего окружающий мир стал серым и безрадостным. Она отвергла любовь – светоч жизни, особенно необходимый в юности, и теперь брела в темноте, самая не понимая этого.

Опустив голову, никого не замечая, она шла домой. Мир вокруг сиял всеми красками июня: оглушительно тренькали синицы на ветках орехового дерева, накрывшего пышной кроной почти половину их двора, благоухал жасмин, блестели на солнце листья ее любимой шелковицы, чьи ветки они с Наташкой так радостно объедали в прежние годы. Парень из соседнего подъезда ринулся было к ней с приветствием, но, взглянув на ее потухшее лицо, споткнулся и не решился окликнуть.

Дома, как всегда, никого не было. Родители, между которыми пробежала черная кошка, порознь ушли на работу. Настя заглянула в холодильник и долго стояла, пытаясь понять, зачем она его открыла. Наконец сообразила, что на полках пусто и следовало бы приготовить что-нибудь съестное. Но что? Макарон не хочется, пельмени делать долго. Можно сварить сосиски, но их уже ели утром. Куплю окорочка, решила она, и пожарю, а на закуску сделаю салат, – сколько можно держать родителей впроголодь. И, взяв сумку, отправилась за продуктами.

На обратном пути в подъезде она встретилась с Натальей. Сдержанно поздоровавшись, Настя обогнула подругу и стала подниматься по лестнице, но та неожиданно схватила ее за руку.

– Нет, я так больше не могу! – закричала Наташка. – Настя, ну, пожалуйста, перестань! Я так по тебе скучаю! Давай будем как раньше?

– Как раньше? – задумчиво переспросила Настя. – Как раньше уже никогда не будет. Так чего ты хочешь?

– Хочу, чтоб ты перестала быть, как стеклянная. Чтоб ожила.

– Я и так живу. Наташа, завтра экзамен. Ты уже подготовилась? Я, например, собираюсь еще раз повторить геометрию.

– Плевать на экзамен! Как-нибудь напишу. Насть, ну пойдем ко мне, потреплемся.

– О чем? Опять о мальчишках? Мне это уже не интересно и интересовать больше не будет.