– И как она тебе?

– Чудо! Местами наизусть помню. А герои – просто вижу живыми. Воланд – это восторг! Вот ведь сатана, а неотразим. Море обаяния! Действительно, без тени нет света – как он прав! А Мастер! А Бегемот! Ой, какой он гений – этот Булгаков. Но я читала, что он в жизни был не очень счастлив.

– Да, ему досталось. И за эту книгу тоже: сочли, что проповедует поповщину. Сам Шолохов его клеймил. Жил Булгаков трудно и рано умер, а сколько мог бы еще написать, – настоящий талант был. Но в России таланты во все времена редко доживали до старости. Вот и сейчас – если ты не имеешь связей и имени, да еще не столичный житель, на одном таланте далеко не уедешь. Бедность и неустроенность любой талант губят.

– Мам, завтра родительское собрание. Классная просила всех быть. Пойдешь?

– Не, не пойду. Что там делать? Опять слушать, как тебя хвалить будут? Мне уже неудобно: вечно Костю ругают, а Настю хвалят, будто не о чем больше говорить. «Поделитесь, как вам удалась такую умницу воспитать?» А как я тебя воспитывала? Да никак, – какая уродилась, такая и воспиталась. Вон, твоя Наталья – ее сколько ни воспитывай один ветер в голове.

– Нет, мама, ты не права. Наташа в последнее время очень изменилась, это все учителя говорят. Она же хочет со мной в лицей поступать – старается изо всех сил.

– Не знаю, не знаю. Свежо предание, да верится с трудом. Лучше бы она оставалась в своей школе. А то начнет в лицее себя показывать, а тебе краснеть за нее.

– Мама, как ты можешь так говорить? Мы же с Наткой с ясельного возраста дружим. Буду ей помогать. Зато не так страшно будет вначале – среди чужих.

– Ладно-ладно, вы сначала поступите.

Глава 7. Гололед

Зима, предчувствуя скорый конец, совсем разлютовалась. Весь февраль ветер дул, не утихая, – даже при небольшом морозе на улицу было носа не высунуть. Особенным кошмаром для горожан стал гололед. Ветер выметал не успевавший нападать снег, и все улицы города блестели, как отполированные. Ладно бы лед был ровный – так нет же, сплошные бугры и рытвины, чуть не так ногу поставишь, и растянулся. «Вечерка» каждый день перечисляла, сколько горожан попало в больницу с переломами рук и ног – их количество росло в геометрической прогрессии.

В один из последних февральских дней вдруг резко потеплело – до плюс пяти. Тепло продержалось пару дней, и улицы потекли. Однако толстый слой льда не успел полностью растаять, – и едва намерзшиеся за зиму горожане воспрянули духом, как под утро грянул мороз. Да такой, что все улицы и даже ступеньки у подъездов снова моментально покрылись скользкой-прескользкой коркой льда.

Спешившие к первому уроку подружки, выскочив из подъезда, не успели сделать и пары шагов, как, взмахнув руками, дружно повалились на спину, и так прокатились несколько метров, пока не въехали в куст. Чертыхаясь, они попытались подняться, – но не тут-то было. Вышло только на четвереньки: едва они принимали вертикальное положение, как тут же падали. Наконец, цепляясь друг за дружку, они кое-как поднялись, но на большее не решились: было ясно, что малейшее движение приведет к потере равновесия и новым ушибам. Так они стояли, обнявшись, и пытались сообразить, что предпринять, пока из подъезда не вышла дворничиха.

– Тетя Лиза, вы бы хоть возле дома посыпали, – обозленно крикнула Наташка, потирая ушибленную коленку. – Шагу нельзя ступить.

– А что толку? – отозвалась дворничиха. – Я же всю улицу не посыплю. Шли бы вы домой, пока ничего себе не поломали.

Она постояла минуту, раздумывая, потом махнула рукой и скрылась в подъезде.

– Настя, ты как хочешь, а я сегодня в школу не пойду, – решительно заявила Наташка. – Мне еще жить не надоело. И тебе не советую.

Она встала на четвереньки и медленно поползла к дому. Настя, следуя ее примеру, села на пятую точку и, отталкиваясь руками, тоже заскользила к подъезду.

– Это что за фигурное катание? – Веселый голос заставил Настю поднять голову. Над ней склонился неведомо откуда взявшийся Вадим.

– Вот, – растерянно пробормотала Настя, краснея от смущения, – все время падаем. Бугры такие скользкие. Уже два раза растянулись.

– Не надевайте сапожки на каблуках в гололед. Цепляйтесь-ка за меня.

Поддерживаемые его сильными руками девочки с трудом поднялись.

– А ты сколько раз шлепнулся? – поинтересовалась Наталья.

– А меня гололед не берет, – засмеялся Вадим. – Площадь опоры широкая: сорок пятый растоптанный. Где твой братец?

– В лицее должен быть. А что, его там нет? – забеспокоилась подруга. – Он рано ушел.

– Нет, не появлялся. Вот я и отпросился узнать, куда Никита подевался. Звоню-звоню к вам, – никто трубку не берет.

– Значит, с ним что-то случилось. – Наталья встревожилась не на шутку. – Пойдемте, позвоним в «Скорую», может, он уже в больнице.

Еще на лестничной площадке они услышали, как трезвонят телефоны в их квартирах. Настя кинулась к себе.

– Настенька, ты еще не ушла? – В голосе отца сквозила тревога. – Сиди дома, никуда не выходи. В городе такое творится!

– Пап, мы с Наткой только вышли из дому и сразу шлепнулись. Двигаться совершенно невозможно. Нам Вадим помог, Никитин друг, иначе пришлось бы возвращаться в подъезд на четвереньках. А Никита еще утром в лицей ушел, но не дошел. Сейчас будем искать его.

– Немудрено, такого гололеда я не припомню. Ну, будем надеяться, что ничего страшного не случилось. А ты позвони в школу. Скажи, что не придешь, родители не пустили.

– Ладно, скажу. А как вы с мамой?

– Мы задержимся до вечера. Пообедаем в буфете. Синоптики обещают днем потепление, может, подтает. В крайнем случае, такси вызовем.

– Пап, если еще позвонишь, и меня не будет, не волнуйся, значит, я у Белоконевых. Господи, хоть бы с Никитой обошлось!

– В случае чего, звони мне, я у себя в кабинете.

Положив трубку, Настя пошла к подруге. Наталья с убитым видом сообщила, что родители уже все знают: им на работу позвонила классная руководительница Никиты. У них в лицее такое правило: если кто отсутствует на уроке, немедленно ставить в известность родителей.

Ничего себе строгости, подумала Настя. Вот бы и у нас так было, – а то наши прогульщики совсем обнаглели. Хотят, с литературы смываются, хотят – с английского. Знают, что им за это ничего не будет.

– Все, девочки, давайте звонить в милицию. Больше ничего не остается, – предложил Вадим.

– А, может, в «Скорую»? – робко спросила Настя. – Или по больницам?

При этих словах с трудом сдерживавшая себя Наташка, наконец, разревелась. И тут загремел телефон. Наталья схватила трубку.

– Это я! – услышала она голос своего братца. – Я в милиции. Еле упросил дать позвонить. Тут страшная авария, и всех свидетелей забрали. Но уже скоро отпустят, – я тогда в лицей.

– Марш домой! – закричала Наташка. – Никакого лицея! Мы тут умираем от страха. Я сейчас маме буду звонить, что ты нашелся. Вечно влипаешь во всякие истории. Свидетель какой выискался!

– Наталья, да ты что? Тут такой ужас! Грузовик занесло на остановку, а там толпа… Все, трубку отбирают. Ладно, еду домой – ждите.

Впервые за этот час они, наконец, перевели дух.

– Пойду к себе, позвоню папе, что Никита нашелся. – Настя направилась к двери. Присутствие Вадима волновало и одновременно сковывало ее. Выскальзывая в коридор, она бросила на него быстрый взгляд, и он тут же его поймал.

Жаркая волна захлестнула Настю. Опустив пылающее лицо, она выскочила из Наташкиной квартиры, отчетливо понимая, насколько глупо выглядит со стороны.

– Настя, не уходи! – крикнула ей вслед Наташка. – Давай дождемся Никиту. Чего-нибудь вкусненького приготовим, – он там, наверно, страху натерпелся, голодный, как волк, придет.

– У меня сало в холодильнике есть, – задержалась в дверях Настя. – Давай сжарим яичницу с салом: Никита ее любит. Помнишь, как он ее навернул, – из четырех яиц. Я сейчас принесу. А яйца у тебя есть?

– Есть, только пять штук.

– Ничего, я еще принесу, мама много купила.

Очутившись в своей квартире, Настя упала на диван и стала приводить в порядок растрепанные чувства. Странный ожог души, испытанный только что, испугал и озадачил ее.

– Что со мной? – спрашивала она себя. – Почему это так сильно? А вдруг – любовь?

Она представила себе лицо Вадима, его ответный взгляд – и снова невидимое пламя опалило ее, заставив вздрогнуть.

– Любовь, – подтвердил солнечный луч, заглянувший в окно. – Любовь, – улыбнулся синий просвет неба между облаками. – Ты влюблена.

Влюблена! – с пронзительной ясностью поняла Настя. Что же делать?

В дверь позвонили. На пороге стоял Вадим.

– Настенька, мы вас ждем-ждем. Наташа уже беспокоиться начала. Вы в порядке?

Господи, она же совсем забыла, зачем вернулась. А зачем? Да, яйца! И, кажется, еще что-то. Сало!

– Иду, – как можно спокойнее отозвалась Настя, хотя внутри у нее все дрожало. – Завозилась тут. Сейчас принесу.

– Может, помочь?

– Не надо, я сейчас.

– Настенька, а давайте на «ты». А то слишком официально получается. Вы же с Никитой на «ты». Может, попробуем?

– Давайте, – улыбнулась Настя. – Только, боюсь, с непривычки будет трудновато.

Она отрезала кусок сала и половину буханки «Бородинского», положила в кулек пяток яиц и, стараясь не смотреть на своего гостя, позвонила Наталье.