Я поблагодарила и направилась в Сити.

С работы я отпросилась, сказав мадам Жан, что у меня фотосъемка.

В Сити я пришла за несколько минут до трех часов. Сердце у меня отчаянно стучало, когда я вошла в контору Тедди.

Там было множество клерков, какие-то люди сновали в разных направлениях, и все они поглядывали на меня с любопытством. Секретарша удивилась при виде меня.

— Мне кажется, вы называли фамилию Робинсон, — сказала она подозрительно.

— Да, — ответила я, — я пришла от мистера Робинсона.

— В вашем распоряжении всего несколько минут, мы сегодня очень заняты.

— Этого вполне достаточно, — сказала я.

Минутой позже у нее на столе раздался звонок; она открыла передо мной дверь в кабинет Тедди.

Он сидел за огромным письменным столом у окна. Перед ним лежали горы бумаги, а справа стояли два телефона.

Как только я его увидела, я вдруг ясно поняла, насколько вульгарным и пошлым он выглядел по сравнению с Питером, Хью или даже Пупсиком. До чего же гнусная у него была физиономия! А раньше он казался мне привлекательным.

Я не могу объяснить, что в нем показалось мне таким отталкивающим: его грубое лицо, неподходящая по расцветке рубашка или булавка в шелковом галстуке.

Он поднял глаза, когда я вошла, и буквально остолбенел, словно увидел привидение.

— Господи, — сказал он, поднимаясь, — неужели это Линда?

— Она самая. — Я улыбнулась. — Как поживаете, Тедди? Давно мы не виделись.

С самым светским видом я подошла к нему, протянула ему руку и села, прежде чем он успел что-нибудь сказать.

— Могу я вам чем-нибудь быть полезен, Линда? — спросил он немного нервно, перебирая бумаги на столе. — Боюсь, что у меня немного времени, я сегодня ужасно занят.

— О, я и не займу у вас много времени, — сказала я. — Мне нужен чек на двести фунтов.

— Двести фунтов? — повторил он, запинаясь. — Что вы хотите этим сказать?

— То, что сказала, и это вам еще дешево обойдется, Тедди, так что не прикидывайтесь, что вас разоряют.

— Но послушайте, Линда… — начал было он.

— Можете не трудиться продолжать! — перебила я его. — Вы бросили Бесси в беде, и она чуть не умерла из-за вас — она и теперь еще в опасности.

— Мне очень жаль, — сказал Тедди. — Разумеется, меня это ни в коей мере не касается, и я отнюдь не считаю себя ответственным.

— Считаете или не считаете, это не имеет отношения к делу — достаточно того, что я считаю вас ответственным, и вы или заплатите, или…

— Это шантаж, — быстро сказал Тедди. — Я не позволю себя шантажировать ни вам, ни какой-то там потаскушке, которая рассказывает всем, что якобы беременна от меня!

— Да, Тедди, это шантаж, я не скрываю. И что вы намерены делать, вызвать полицию и передать меня в руки правосудия?

Это его несколько озадачило.

— Не трудитесь отвечать, — сказала я, вставая. — Я вижу, что не в состоянии убедить вас помочь. Не дадите ли вы мне адрес вашей жены, чтобы избавить меня от необходимости разыскивать его самой? У меня имеется несколько писем, которые я хотела бы ей показать, хотя я уверена, что история и без них достаточно интересная. До свидания, Тедди!

Я направилась к двери.

— Черт вас возьми, ведь это шантаж!

— Знаю и признаю, — сказала я с достоинством.

Моя рука была уже на ручке двери, когда он окликнул:

— Постойте!..

Я остановилась, не поворачиваясь.

— Послушайте, Линда, — начал он с напускной самоуверенностью, — вам не удастся выманить у меня эти деньги, но в память о добром старом времени я дам вам двадцать пять фунтов, и будем квиты.

— Моя цена двести фунтов, — сказала я, — на меньшее я не согласна.

— Я не стану платить. — Тедди засунул руки в карманы.

— Не хотите, и не надо. Мне все равно.

Я уже приоткрыла дверь, когда он снова остановил меня.

— Закройте эту проклятую дверь и вернитесь.

Я повиновалась.

— Даю вам за письма сто фунтов, — сказал он, — а вы пообещаете, что больше не станете меня беспокоить.

— Двести фунтов, — сказала я.

— Сто пятьдесят.

— Ну уж только ради вас, Тедди, сто девяносто девять фунтов и десять шиллингов.

Я открыла сумочку и показала ему связку писем.

Минуту он колебался, потом, ругаясь сквозь зубы, достал чековую книжку.

— Если чек не оплатят, я пойду прямо к вашей жене и расскажу ей интересную историю, и мне почему-то кажется, Тедди, что она мне поверит.

— Я с вами когда-нибудь за это рассчитаюсь, Линда!

— Попробуйте, — рассмеялась я.

Он протянул чек и буквально выхватил у меня письма.

— Это послужит мне уроком, — проворчал он.

— Надеюсь, — сказала я, вставая и опуская чек в сумочку.

Он взглянул на меня, и на лице у него появилось гнусное плотоядное выражение.

— Вы должны мне за это по меньшей мере поцелуй.

— Попробуйте только приблизиться ко мне, это вам обойдется еще в сотню фунтов, — сказала я холодно.

— Оно, пожалуй, и стоит того, — ухмыльнулся он. — Я всегда хотел вас, с того самого момента, как увидел впервые. Вы любой другой девчонке сто очков вперед дадите.

Я подождала, пока он подошел ко мне совсем близко, все с тем же мерзким выражением, и затем, размахнувшись, изо всех сил влепила ему пощечину. Это был вульгарный поступок, но ничто не доставило бы мне большего удовольствия.

— А теперь прочь с дороги, — сказала я, — и впредь держитесь от меня подальше.

С этими словами я распахнула дверь и вышла. Он разразился бешеной руганью.

Секретарша бросила на меня устрашающий взгляд, но я быстро прошла мимо нее, проворно спустилась по лестнице и стремглав кинулась в банк.

Мне казалось, что прошли часы, пока мне отсчитали деньги и я уложила их в сумку. Сидя в автобусе, я чуть не пела от охватившего меня чувства торжества.

Сто фунтов я положила в свой банк на имя Бесси. Остальное оставила для врача и на уплату за клинику.

Я ликовала: Тедди пришлось-таки раскошелиться!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

О Боже, не дай Бесси умереть… она не должна умереть… милая Бесси, она так любит жизнь… так всему радуется… это несправедливо, что она страдает. Ей очень плохо. Врачи говорят, что она может умереть… нет, не может… они просто говорят, чтобы напугать меня!

О Боже, не дай ей умереть… сохрани ей жизнь… я сделаю все… если только что-то можно сделать.

Вчера, ложась спать, я думала о том, как Бесси поправится и потратит деньги, которые я ухитрилась выудить для нее у Тедди. Я собиралась рассказать ей обо всем, как только ей станет лучше… она не может умереть… не должна…

О, я презираю себя, вспоминая, как мало я сделала для Бесси после того, как она столько сделала для меня! Если бы не она, что бы сейчас со мной было? А что я для нее сделала — ровным счетом ничего… как я себя презираю… я могла доставить ей столько удовольствия, мы могли бы вместе ходить на вечеринки, развлекаться… ведь она так любит жизнь, так умеет веселиться… но я этого не сделала.

О, я отлично знаю, почему так получилось… потому что я сноб… отвратительный ничтожный сноб… я не хотела, чтобы она приходила в ателье, где ее могли увидеть девушки и стали бы над ней смеяться — над ней-то, которая лучше их всех, вместе взятых!

Почему я не порадовала ее… если она выживет, клянусь, я сделаю для нее все на свете… я отдам ей все, что у меня есть.

Почему они не приходят и ничего не говорят… прошло еще пять минут… бесполезно торговаться с Богом.

Если Бесси умрет, я никогда больше не буду счастлива… конечно, я не буду все время рыдать и стенать… но я никогда не прощу себе, что не сделала того, что должна была сделать, не исполнила свой долг… да именно долг, — это, кажется, из молитвенника, но так справедливо! Я не сделала того, что могла для нее сделать.

Надо позвонить в ателье, я опаздываю, а мне не хочется потерять работу, сейчас пригодится каждое пенни, ведь это все для Бесси…

Половина десятого… наверно, уже скоро я все узнаю… Бесси не должна умереть… она не умрет… кто-то идет… сердце у меня бьется так, что больше не могу выносить… это доктор Эдвардс… я вижу его лицо…

О Господи, я знаю, что он сейчас мне скажет!

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Я думаю, если бы я написала книгу о своей жизни, получилось бы что-нибудь такое скучное, что читатель бы зевал или сказал: «Такого в жизни не бывает!»

Последние два дня были настолько невероятные, что мне кажется, что все это происходило не со мной, а с кем-то другим.

Это все равно что видеть себя на сцене, я как будто бы видела себя со стороны, но в то же время я знаю, что это была я, хотя мои чувства в таком разброде, так хаотичны, что я не могла бы дать в них себе отчет, разобраться в них, даже если бы захотела…

Утром я присутствовала на похоронах Бесси, и, хотя я собственными глазами видела, как гроб засыпали землей, все казалось мне каким-то нереальным, как будто это была вовсе и не Бесси.

Я сама заплатила за похороны и настояла, чтобы гроб был с серебряными ручками. Я знаю, Бесси бы это понравилось, и это было единственное, что я могла еще для нее сделать.

Гарри отвез меня в Кенсл-Грин на своей машине, но на кладбище не пошел, а остался ждать за воротами, и, когда я вернулась и села рядом с ним, я вдруг подумала, что так и должно быть, что он здесь, потому что мы встретились благодаря Бесси.

Быть может, судьбой было предназначено, чтобы через Бесси мне было суждено обрести самое замечательное, что только может быть на свете. Она дала мне так много, что даже и величайшее счастье в моей жизни должно было прийти ко мне именно через нее. Это, наверно, звучит кощунственно, потому что с Гарри мы встретились в тот день, когда Бесси, милая Бесси, моя лучшая подруга, умерла. А могли бы не встретиться…