— Тебя бросает в жар из-за меня? — повторил он, почувствовав себя безмерно счастливым от услышанной новости.

— Ты прекрасно знаешь, что это так.

— Ладно, теперь ты расскажешь мне, что случилось. — Глубокий вырез ее лилового платья дразнил его, и он пробежал пальцами по обнаженной коже ее груди. — Иначе я ничего не могу обещать. — Чувствуя, что она задрожала, он наклонился вперед, касаясь ее губами.

— Синклер… не делай этого.

— Тогда поговори со мной, — прошептал он, скользнув пальцами под шелк ее декольте. Она прикрыла глаза и соблазнительно приоткрыла рот. Син засмеялся и возобновил череду поцелуев. У него кружилась голова от мысли, что он так сильно действует на Лисичку Фонтейн, и одновременно ему мешало чувство беспомощности, поскольку она с такой же силой действовала на него. Он никогда не зависел от кого-либо так, как сейчас, хотя и не знал, нравится ему это ощущение или нет.

Виктория запустила пальцы ему в волосы и отодвинула его голову от своей вздымающейся груди.

— Хорошо, хорошо. Лорд Кингсфелд просто… сказал кое-что, чего я не оценила.

Маркиз нахмурился, почти желая, чтобы она сопротивлялась немного дольше.

— Так что он сказал тебе?

Она несколько мгновений изучала его лицо.

— Ты не заметил?

Это не обещало ничего хорошего.

— Очевидно, нет.

— Он сказал, что я хорошенькая маленькая птичка.

— И ты не оценила это, потому что…

— Ты тоже считаешь меня хорошенькой маленькой птичкой? — Виктория крепко сжала губы.

— Я не полный идиот и не собираюсь отвечать на это.

— А я?

— Лисичка…

— Почти все, что сказал мне твой друг, было оскорблением. Ты не заметил этого или тебя это не волновало?

Он снова нахмурился:

— Я думал совсем о другом.

Виктория откинулась назад.

— Знаю. Просто… я не понимаю, как такие умные люди — ты и твой брат — могли дружить с этим человеком с птичьими мозгами.

К счастью, Синклер уже понял, что не стоит выступать в защиту Остина. Лисичка не такая уж чересчур чувствительная особа, и все же что-то оскорбило ее.

Это была его вина — он не обратил внимания на то, как Остин обходился с ней, его интересовало только то, что граф знал о Томасе. У него начало складываться впечатление, что его собственные недостатки травмировали ее больше, чем оскорбления, нанесенные Кингсфелдом.

— Синклер?

— Извини. Я просто…

— Пытался понять, почему я так расстроена, — докончила она. — Не знаю. До сегодняшнего дня я никогда не разговаривала с ним. — К его удивлению, Виктория прижалась щекой к его плечу. — Почему-то мужчины считали меня дурочкой. — Она вздохнула. — Хорошенькую репутацию я себе заработала.

Странное ощущение возникло в груди Синклера, неизвестное и одновременно знакомое. Маркиз задержал дыхание, пытаясь запомнить его: теплое, близкое, оно поселилось где-то в районе его сердца.

— Виктория, — сказал он нежно, не желая нарушить установившийся между ними мир, — никто не имеет права оценивать способности кого-то другого.

Целую минуту она молчала и наконец сказала с легкой дрожью в голосе:

— Знаешь, Синклер, для отъявленного негодяя ты временами бываешь очень приятным.

— Благодарю. Уверена, что не хочешь вернуться в Графтон-Хаус?

Он почувствовал, как она качнула головой:

— Нет. Обещаю, что не буду мешать тебе появляться в свете и вести расследование.

В этот миг Лисичка казалась очень покорной, но, к счастью, экипаж остановился прежде, чем он успел схватить ее в объятия.

Театральное фойе было заполнено блестящей знатью, и на мгновение у Синклера возникло ощущение, что он находится в чьей-то шкатулке с бриллиантами. Хотя двигаться можно было только с трудом, друзья и поклонники Виктории сумели немедленно окружить ее.

— Лайонел сказал, что здесь соберется весь свет! — воскликнула Люси Хейверс. — У Софи Анжу сегодня лондонский дебют. Ожидают, что она будет восхитительна.

Синклер подавил готовое сорваться с языка проклятие. Из всех мест, которые он мог посетить со своей женой, это, наверное, было самым скверным, так как здесь, оказывается, устроилась Софи Анжу.

— А ты видел мадмуазель Анжу, когда она выступала в Париже? — спросила Виктория с простодушной проницательностью. — Говорят, она пользовалась там большой популярностью.

— Да, — небрежно ответил он. — У нее прелестный голос. — И несколько других обворожительных мест, с которыми он хорошо ознакомился во время своей службы в интересах военного министерства.

— Олторп!

Все еще не привыкший к этому имени, Синклер обернулся и увидел, что к ним подошли Кит и бабушка Августа. Кит улыбался как лунатик, и за ним, словно на буксире, шел лорд Кингсфелд.

— Посмотри, кого я нашел.

Первым инстинктивным желанием Синклера было уложить своего предполагаемого друга на обе лопатки за то, что тот вел себя как вельможный шут по отношению к его жене. Однако прежде чем он собрался преподать ему урок, рука Виктории скользнула вниз и сжала его пальцы. Он заставил себя расслабить напряженные мускулы. Если Виктория захотела взять его за руку, расправа с Кингсфелдом могла подождать до тех пор, пока они останутся наедине.

— Большое спасибо за ваше приглашение на сегодняшний вечер, — сказала Виктория и поцеловала Августу в щеку.

— Это я должна благодарить вас, поверьте мне. — Пожилая дама бросила красноречивый взгляд на Сина, который притворился, будто ничего не понимает. Он действительно не сделал ничего, чтобы заслужить ее прощение: не сказал ей правду и не нашел убийцу Томаса.

— Привет, — сказал Кит, беря Люси за руку. — Я чрезвычайно остроумный брат Олторпа Кит Графтон.

Виктория любезно представляла друг другу тех, кто оказался рядом, и ни минуты не колебалась, когда очередь дошла до Кингсфелда. Синклер знал, что это все делалось ради него, и ему захотелось тысячу раз поцеловать ее за теплоту и сочувствие, которых он определенно не заслуживал.

— Где ты сидишь? — спросил он Остина.

— Нигде. Я пришел на одну минуту поговорить с тобой, если это возможно.

Так. Кажется, ему придется выругать приятеля скорее, чем ожидалось.

— Вы извините меня, если я на минуту покину вас? — вежливо спросил он.

Виктория улыбнулась:

— Конечно. Но не задерживайся.

Она не сказала ему, по крайней мере вслух, чтобы он вел себя прилично, но маркиз прекрасно понял, что она имела в виду.

Они с Кингсфелдом с трудом пробились сквозь толпу к относительно укромному уголку.

— Что ты хотел?

— После нашего сегодняшнего разговора я проглядел ряд своих бумаг и не нашел ничего, что показалось бы странным, но потом увидел это. — Граф вынул из кармана бумагу и развернул ее.

Синклер не сразу смог разобрать покрытый пятнами и расплывшийся текст.

— Что это?

— Часть документа, над которым мы работали вместе с твоим братом, для представления в палате парламента. — Он указал на огромное пятно. — Вот результат того, что лорд Марли остановился возле нашего столика в «Уайтсе» и высказал свое несогласие с некоторыми вопросами, которые поддерживал Томас. Я совершенно забыл об этом, но теперь припоминаю, что Марли был очень раздражен.

— О чем идет речь?

— Те же темы, что были актуальны два года назад: Бонапарт и Франция.

Снова Марли и снова Франция. Хотя Томас все равно выступал бы против Бонапарта, он стал значительно более воинственным, когда Син начал работать на военное министерство.

— Спасибо, Остин, и пусть это останется между нами.

— Конечно. — Кингсфелд кивнул, но не сделал попытки удалиться. Он дал то, что могло оказаться ценной информацией, поэтому Синклер сдержал свое нетерпение и остался на месте.

— Я должен перед тобой извиниться, Син, — тихо сказал граф.

— За что?

— Сегодня днем я, возможно, чересчур восторженно высказывался по поводу внешности твоей жены.

Синклер прищурился.

— И что же?

— И глубоко огорчен, если оскорбил тебя. Надеюсь, это не повлияет на нашу дружбу.

— Думаю, тебе надо извиняться не передо мной, Остин. Ты ведь не меня оскорбил.

Граф нахмурился:

— Ты уверен?

— Виктория не только хорошенькая маленькая птичка. Ты сам убедишься в этом, когда вы познакомитесь поближе.

— Ладно. — Кингсфелд выглядел заинтригованным и в то же время испытывал облегчение. — Я запомню это.

— Мы еще поговорим позже.

— Конечно. Приятного вечера.

Новость не представляла особого интереса, но Синклер мог расценивать эпизод, рассказанный в «Уайтсе», как еще один черный крестик, говорящий против Марли. В сравнении с остальными подозреваемыми шея Марли так далеко высунулась, что на нее можно было накинуть петлю.

Когда он вернулся, один человек в ложе Августы отсутствовал.

— Где Виктория? — спросил Синклер, оглядывая переполненное фойе в поисках маленькой, одетой в лиловое фигурки.

— Она отошла с тем огромным человеком вон туда, — сказал его брат, указывая жестом направление. — Сказала, что вернется через секунду.

— Килкерн! — Маркиз сразу ощетинился. В то же мгновение Виктория кивнула собеседнику и оказалась возле мужа. — Что ему нужно?

— Это я спросила, придет ли Александра на чтение стихов, с которыми завтра выступает Сьюзен Могри. А что лорд Кингсфелд?

Синклер поверх ее головы продолжал смотреть на Килкерна, который в ответ поднял бровь и, отвернувшись, последовал за женой.

— Ничего особенного, — ответил он. — Остин хотел извиниться.

На лице Виктории появилось скептическое выражение.

— Правда?

Приблизившись к ней, маркиз понизил голос:

— Очевидно, он решил, что наговорил слишком много комплиментов в твой адрес.

— Твой друг — болван! — взорвалась она.

— Я знаю. Но он никогда не был таким раньше, поэтому я позволил себе извинить его.