— Этого я и боялась. — Она нагнулась и подняла книгу.

— Сядь, Августа.

— Хорошо, милорд. — С несчастным видом волоча за собой по ковру плащ, она прошла через всю комнату и уселась напротив мужа возле письменного стола. И тут же вздернула подбородок, намереваясь защищаться. — Я понимаю, все это выглядит отвратительно, Грейстоун.

— Да, вы правы. И мне было бы очень просто прийти, например, к выводу, что вы, мадам, тайком возвращались после какого-нибудь непристойного полуночного свидания.

Глаза Августы в ужасе округлились.

— Боже мой, Гарри! Ничего подобного!

— Мне, разумеется, весьма приятно это слышать.

— Честное слово, Гарри, это исключительно нелепое предположение!

— Вот как?

Августа расправила плечи:

— Дело в том, милорд, что я вела свое собственное расследование!

— Чего именно?

Она нахмурилась, раздосадованная его несообразительностью.

— Причин смерти моего брата, конечно!

— Черт вас побери, мадам! — Гарри даже чуточку наклонился к ней; сейчас он выглядел куда более опасным, чем минуту назад.

Августа вжалась в кресло, встревоженная этой неожиданной вспышкой гнева.

— Да нет, правда. К сожалению, милорд, я занималась именно этим.

— Проклятье! Мне бы следовало это предположить! Вы, совершенно определенно, решили меня свести в могилу, дражайшая супруга! Проявив неслыханную доверчивость, я, как последний дурак, решил было, что вы просто срезали путь и пошли через сад, возвращаясь так поздно из «Помпеи».

— Ах нет, это не имеет никакого отношения к «Помпее». Видите ли, я отправилась на встречу с одним человеком… Только его там не оказалось. То есть он там был, но мне не показался, пока…

— Вы недавно уверяли меня, что никакой мужчина здесь не замешан, — мрачно напомнил Гарри.

— Нет, это совсем не то, что вы подумали! — воскликнула Августа, стараясь быть терпеливой. — Ничего похожего на любовное свидание. Позвольте же мне рассказать вам все с самого начала, и тогда поймете!

— Честное слово, сомневаюсь, что когда-либо вообще сумею понять вас, мадам! Однако продолжайте. Только побыстрее и внятно, ибо мое терпение вот-вот лопнет. И тогда берегитесь, дорогая моя.

— Ясно. — Она закусила губу, торопливо собираясь с мыслями. — Ну так вот, сегодня, когда мы ходили смотреть на полет воздушного шара, какой-то мальчишка передал мне записку. И там говорилось, что я должна в полночь выйти на улицу, что проходит позади нашего дома, если хочу узнать правду о своем брате. Собственно, вот и все.

— Значит, это все?.. Господи! — Гарри даже зажмурился и на минуту закрыл руками лицо. — Нет, я все-таки кончу свою жизнь в сумасшедшем доме! Это несомненно.

— Гарри? С вами все в порядке?

— Нет, со мной не все в порядке! Я ведь только что объяснил вам, мадам, что скорее всего уже в самом ближайшем будущем попаду из-за вас в сумасшедший дом. — Гарри вскочил и приблизился к Августе. Он возвышался над нею, скрестив руки на груди и глядя на нее ледяным взглядом. — Теперь выкладывайте все по порядку. Кто послал вам эту записку?

— Не знаю. Я же говорила: тот, кто это сделал, так мне и не показался. Но он наблюдал за мной и выжидал, когда я появлюсь, чтобы подбросить мне эту книгу. Как только я ее заметила, он умчался прочь на своем коне. И я не успела его как следует рассмотреть.

— Позвольте мне взглянуть. — Гарри взял книгу у Августы с колен и принялся ее перелистывать.

Августа вскочила и, вытянув шею, попыталась заглянуть туда, желая понять, что это за книга. Она сразу заметила, что страницы заполнены записями от руки.

— Так это же чей-то дневник!

— Да, верно.

— Помедленнее, пожалуйста, вы слишком быстро переворачиваете страницы, милорд! Я не успеваю прочесть.

— Сомневаюсь, что вы что-нибудь здесь поймете, даже если успеете прочесть все. Текст зашифрован. И шифр старинный, изобретенный давным-давно.

— Правда? А вы сможете его прочесть? И какое это имеет отношение к моему брату? Как вы думаете, Гарри, что все это значит?

— Пожалуйста, успокойся, Августа. Присядь и дай мне несколько минут подумать. Я с этим шифром не имел дела уже много лет.

Августа послушно села и сидела очень тихо, крепко сжав руки на коленях, с нетерпением ожидая результатов.

Гарри вернулся на свое место за столом, сел, открыл дневник на первой странице и с напряженным вниманием углубился в изучение текста. Потом перевернул еще одну страницу, вторую и наконец перелистал несколько страниц в конце.

Эти мгновения показались Августе мучительно долгими. Когда же Гарри закрыл дневник и посмотрел ей прямо в глаза, она заметила на его лице какую-то новую особенную строгость; взгляд его, казалось, источал смертельный, леденящий холод, и больше она ничего не смогла прочитать в его прозрачных серых глазах.

— Ну, милорд? — прошептала она.

— Это запись шифрованных посланий, которые отсылались во время войны с различными курьерами. Некоторые я даже узнаю, потому что мои агенты их перехватывали, а я расшифровывал.

Августа нахмурилась:

— Но какое это имеет отношение к моему брату?

— Это очень личный дневник, Августа. — Гарри провел пальцем по обложке. — Подобные записи не предназначаются для чужих глаз — они касаются лишь самого автора.

— Но кто же он? Вы можете сказать?

— Лишь один человек мог тогда знать имена всех тех курьеров и французских агентов, которые передавали эти письма. Они перечислены в самом начале дневника. Во всей видимости, этот дневник некогда принадлежал самому Пауку.

— Но, Гарри, все же какое отношение это имеет к моему брату?! — в ужасе воскликнула Августа.

— Очень похоже — и я, утверждая это, основываюсь на данном факте и некоторых других свидетельствах, — что кто-то пытается доказать нам, что именно твой брат и был Пауком.

— Нет, это невозможно! — Августа вскочила. — То, что вы говорите, ложь!

— Пожалуйста, Августа, сядь, — спокойно попросил ее Гарри.

— Не сяду! — Она шагнула вперед, оперлась руками на стол и наклонилась к нему, словно надеясь, что так будет легче убедить его. — Мне совершенно безразлично, сколько у вас доказательств! Слышите? Мой брат не предатель! Ах, милорд, вы должны мне поверить! Ни один нортамберлендский Баллинджер никогда бы не предал свою родину. Ричард не был Пауком.

— Между прочим, я склонен согласиться с тобой.

Потрясенная этим неожиданным заявлением после только что представленных и, казалось бы, неопровержимых доказательств виновности Ричарда, Августа упала в кресло.

— Вы готовы со мной согласиться? Вы не верите, что этот дневник принадлежал Ричарду? Кстати, он и не мог ему принадлежать, милорд! Это же не его почерк! Клянусь!

— Почерк еще ничего не доказывает. Умный человек почти наверняка должен был выработать особый почерк, если хотел вести столь опасный дневник.

— Но, Гарри…

— На самом деле, — мягко прервал ее Гарри, — есть иные причины, согласно которым весьма трудно и даже невозможно поверить в то, что твой брат мог оказаться тем самым Пауком.

Августа неуверенно улыбнулась, чувствуя огромное облегчение:

— Господи, как я рада, милорд! Благодарю вас, ибо вы поверили в его честность. Не могу выразить, как много это для меня значит! Я никогда не забуду вашей доброты. О да, вы навеки заслужили мою признательность!

Гарри некоторое время молча смотрел на нее, с рассеянным видом барабаня пальцами по кожаному переплету.

— Мне, конечно, очень приятны ваши заверения, мадам. — Он положил дневник в ящик своего стола и запер замок.

— Но это правда, Гарри! — Августа улыбалась уже во весь рот. Потом слегка прокашлялась. — У вас были ужасные доказательства — стихи и этот дневник; кроме того, вам вообще свойственно больше доверять логике, чем слепой вере, и у меня есть к вам один вопрос…

— Какой же?

— Могу я просить вас ответить откровенно: почему вы готовы поверить, что не Ричард был этим Пауком? — Она с огромным нетерпением ждала, в глубине души надеясь, что Гарри скажет: «Только из-за любви к тебе, дорогая!»

— Но ответ очевиден, Августа.

— Вот как, милорд?

— Я уже прожил какое-то время в обществе яркой представительницы семейства нортамберлендских Баллинджеров и успел неплохо узнать привычки и особенности членов этого семейства. А поскольку я убежден, что все нортамберлендские Баллинджеры обладают определенным сходством характера… — Он умолк и пожал плечами.

Августа почувствовала неладное:

— Ну, Гарри? Прошу вас, продолжайте же!

— Позвольте мне быть откровенным, мадам. Ни у одного из нортамберлендских Баллинджеров никогда не было ни малейших способностей для того, чтобы стать таким шпионом, которому удавалось много лет избегать любых ловушек и так и не дать нам возможности установить, кто же он был на самом деле.

— Способностей? Что вы хотите этим сказать, Гарри?

— Я хочу сказать, что обыкновенный нортамберлендский Баллинджер, каковым являлся ваш брат, как ни посмотри, был слишком эмоционален и храбр, совершенно непредсказуем и, увы, дьявольски самонадеян и глуп, чтобы стать хотя бы сносным шпионом, не говоря уж о Пауке.

— Ах так?! — Августа захлопала глазами, осмысливая столь неожиданный ответ. Потом, осознав всю тяжесть нанесенного оскорбления, она взвилась, точно язычок пламени. — Да как вы смеете говорить такие вещи! Как вы смеете? Сейчас же извинитесь, сэр!

— Не смешите меня. Кто же извиняется за правду?

Августа в бешенстве смотрела на него.

— В таком случае вы не оставляете мне выбора, милорд. Вы все время оскорбляли мою семью. И я, последняя в роду нортамберлендских Баллинджеров, требую удовлетворения! Вы мне ответите за свои наглые замечания!

Гарри изумленно уставился на нее, потом медленно поднялся и спросил убийственно спокойным голосом:

— Как вы сказали, простите?

— Вы слышали, сэр! — Августу всю трясло от гнева, однако она задрала подбородок еще выше. — Я имею честь вызвать вас на дуэль! Оружие выбирать, естественно, вам. — Она нахмурилась, поскольку Гарри с озадаченным видом по-прежнему не сводил с нее глаз. — Вам же позволено выбирать его, если вас кто-то вызвал? Насколько я понимаю, именно так и делается. Я вас вызываю, вы выбираете оружие. Разве я не права?