Гарри медленно повернулся и посмотрел Августе прямо в глаза. Она вежливо поклонилась ему:

— Простите, милорд, но мне тоже нужно переодеться. Мы с Мередит вскоре присоединимся к вам.

Господи, что у нее еще на уме? Гарри смотрел вслед исчезнувшим Августе и Мередит. Впрочем, лучше, наверное, не спрашивать.

— Я надеюсь, вам будет приятно прогуляться в обществе ее сиятельства и мисс Мередит, сэр, — явно на что-то намекая, сказала Кларисса.

— Благодарю вас, Кларисса. Уверен, так оно и будет.

Главное выяснить, что затевает Августа! И Гарри быстро вышел из классной.


Но прошло полчаса, а Гарри все еще не получил ответа на свой вопрос. Зато настроение Мередит переменилось как по волшебству. Она по-детски веселилась от души и выглядела совершенно очаровательно в новой амазонке — точной копии платья Августы и с такой же небольшой изящной шляпкой, украшенной пером и лихо сидевшей на ее светлых блестящих кудрях.

Гарри посмотрел вслед дочери, умчавшееся вперед на своем сером в яблоках пони, потом неуверенно взглянул на Августу.

— Я очень рад, что вы смогли поехать сегодня с нами, мадам. — Он решил наконец нарушить это упорное молчание.

Августа, сидевшая в дамском седле, изящно держала поводья затянутой в перчатку рукой.

— Я подумала, что вашей дочери полезно немного подышать воздухом. В доме в последнее время как-то удивительно душно, вы не находите?

Гарри поднял бровь:

— Да, пожалуй.

Августа прикусила губу и быстро взглянула на него. В глазах ее читался вопрос.

— Милорд, вы прекрасно понимаете, почему я согласилась сегодня на прогулку!

— Нет, мадам, вы ошибаетесь: я ничего не понимаю. Мне очень приятно, что вы решили отправиться вместе с нами, однако не буду притворяться: я совершенно не представляю, почему вы так поступили.

Она вздохнула:

— Я решила отдать вам стихи Ричарда.

Облегчение жаркой волной омыло душу Гарри. Он едва удержался, чтобы не выхватить Августу из седла и не усадить к себе на колени. Нет, в последнее время он чрезмерно поддается чувственным порывам! Следует обратить внимание на эту опасную тенденцию.

— Благодарю вас, Августа. Могу я спросить, почему вы вдруг переменили свое решение? — Он мучительно ждал ответа.

— Я очень много об этом думала и поняла, что выбор у меня весьма невелик. Как вы много раз замечали, мой долг — подчиняться своему супругу.

— Понятно. — Гарри долго молчал; пыл его почти угас. — Мне очень жаль, если вами руководит лишь супружеский долг, мадам.

— А что же еще, по-вашему, должно руководить мною? — нахмурилась Августа.

— Возможно, доверие?

Она вежливо поклонилась:

— Да, именно. Я пришла к заключению, что вы сдержите свое слово. Вы пообещали не открывать всем тайну моего брата, и я вам верю.

Гарри, не привыкший, чтобы его слова подвергались даже малейшему сомнению, не сумел скрыть своего раздражения:

— Так вам потребовалось почти три дня, чтобы прийти к заключению, что моему честному слову можно верить, мадам?

— Нет, Гарри, — вздохнула она. — Я с самого начала поверила вам. И по правде говоря, дело вовсе не в этом. Вы достойный и честный человек. Это все знают, но…

— Но в чем же тогда дело? — довольно грубо прервал он ее. Августа смотрела прямо перед собой…

— Я боялась, милорд.

— Господи, чего же вы боялись? Того, что могли узнать о своем брате? — Он с огромным трудом заставил себя говорить тихо, боясь, что их услышит Мередит.

— Не совсем. Я ни секунды не сомневалась в невиновности Ричарда. Однако я не была уверена в том, что вы подумаете обо мне самой, прочитав его стихотворение и, возможно, придя к выводу о том, что Ричард виновен в предательстве.

Гарри изумленно уставился на нее:

— Черт возьми, Августа! И вы решили, что я стану хуже относиться к вам, если узнаю о неблаговидном поведении вашего брата?

— Я ведь тоже из нортамберлендских Баллинджеров, милорд! — Голос ее зазвенел. — Если вы считаете, что кто-то из нашей семьи способен на предательство, то с тем же успехом можете подвергнуть сомнению и репутацию остальных ее членов.

— То есть начать сомневаться в вашей честности? — Он был поистине потрясен.

— Я прекрасно понимаю, что вы уже составили мнение обо мне как особе легкомысленной и склонной к проказам. — Августа гордо выпрямилась в седле. — Но я бы не хотела, чтобы вы подвергали сомнению мою честь. Мы с вами связаны на всю жизнь, милорд. Перед нами лежит очень долгий и трудный путь, тем более трудный, если вы сочтете, что нортамберлендским Баллинджерам не хватает представлений о чести.

— Черт побери, мадам! Вам не хватает не представлений о чести, а ума! — Гарри резко остановил коня и одним рывком пересадил Августу к себе на колени.

— Гарри!

— Неужели все нортамберлендские Баллинджеры отличались такой исключительной глупостью? Мне остается лишь надеяться, что это качество не передается по наследству.

Он прижал ее к себе, как ребенка, и крепко поцеловал в губы. Тяжелая юбка ее амазонки, свесившись почти до земли, мешала жеребцу перебирать ногами. Конь затанцевал, и Гарри натянул поводья, не отрываясь от губ Августы.

— Гарри, а моя лошадь? — Августа попыталась вырваться из его объятий. Зеленая шляпка с пером чуть не слетела с ее головы. — Она же убежит и заблудится!

— Папа, папа, что ты делаешь с Августой? — Голосок Мередит дрожал от волнения. Она изо всех сил спешила к ним.

— Целую твою мать, Мередит. Позаботься о ее лошадке, пожалуйста. Не то она убежит и заблудится.

— Целуешь Августу? — Глаза Мередит изумленно расширились. — Ой, я поняла! Не беспокойся, папочка! Лошадь я сейчас поймаю!

Впрочем, Гарри и не думал беспокоиться: кобыла Августы всего лишь устремилась к островку особенно высокой зеленой травы. А Гарри сейчас мечтал лишь об одном: поскорее добраться с Августой до спальни. Их война тянулась всего лишь три дня и две ночи, однако эти три дня и две ночи, определенно, были слишком долгими!

— Гарри, послушай же! Ты должен немедленно отпустить меня! Что подумает Мередит? — Августа сердито сверкнула глазами, по-прежнему лежа у него на руках.

— С каких это пор, мадам, вы стали такой поборницей приличий?

— Я только о них и думаю с тех пор, как у меня появилась дочь, — пробормотала Августа. Гарри весело рассмеялся.


Вечером Гарри вошел в спальню Августы и обнаружил, что она сидит у своего туалетного столика. Горничная только что закончила причесывать ее перед сном.

— Ну все, Бетси, — сказала Августа, встретив в зеркале взгляд Гарри.

— Хорошо, мэм. Спокойной ночи, сэр. — На лице у Бетси было написано полное понимание. Она с довольным видом поклонилась и удалилась прочь.

Августа встала с неуверенной улыбкой на устах. Ее пеньюар распахнулся, и Гарри заметил, что ночная сорочка на ней из тончайшего муслина. Ее нежные груди просвечивали сквозь легкую тканы. Он позволил себе чуть опустить глаза и увидел темный треугольник, венчавший бедра. Желание обожгло его.

— Я полагаю, милорд, вы зашли, чтобы взять стихотворение Ричарда? — спросила Августа.

Гарри покачал головой и улыбнулся:

— Ах, мадам, стихи подождут. Я пришел, чтобы взять вас!

Глава 13

Августа, все еще разгоряченная ласками Гарри, встала, зажгла свечу и подошла к туалетному столику. Гарри у нее за спиной чуть шевельнулся.

— Что ты делаешь?

— Достаю стихотворение Ричарда. — Она открыла небольшую шкатулку, в которой хранила свое рубиновое ожерелье, и извлекла оттуда сложенный листок бумаги, бережно хранимый эти два года.

— Стихи могут подождать до утра. — Гарри, приподнявшись в постели, следил за ней прищуренными глазами.

— Нет. Лучше покончим с этим сейчас. — Она подала ему листок. — Вот, прочти.

Гарри взял бумагу и нахмурил темные брови:

— Вряд ли я смогу сказать что-нибудь сразу. Тут потребуются некоторые усилия.

— Но это же просто плохие стишки, Гарри! И уж конечно никакая не государственная тайна. Обыкновенная чепуха. Он умирал, когда попросил меня сохранить их. Возможно, ему мерещилось что-то страшное или его мучили ужасные предчувствия.

Гарри быстро взглянул на нее. Августа тут же умолкла, вздохнула и присела на краешек кровати, глядя на коричневые пятна засохшей крови. Строки она помнила наизусть.

ПАУТИНА

Смотри, как дерзкие юнцы над паутиною сверкающей играют,

Смотри, как воздух разрезают серебряные сабли их.

Встречаются они втроем за чаем, однако ж снова возвратятся, чтобы Хозяину обедом послужить.

Средь нитей шелковистых трапеза ему готова, и пьет он кровь сих юношей беспечных.

Он выжидает часа своего, который наступает в три и в девять, когда слабеет свет.

И вот уж многих нет, и те, кто выжил, тоже исчезают.

Паук играет в карты, зная, что за ним победа.

Считай, что двадцать — это три, а три — один, и тусклый свет блеснет тебе в тумане.

Августа напряженно ждала, пока Гарри прочтет стихи. Она не говорила ни слова. Закончив читать, он снова посмотрел на нее, теперь уже довольно холодно и очень внимательно:

— Ты кому-нибудь показывала их после смерти брага, Августа?

— Да, — кивнула она. — Через несколько дней после убийства к дяде Томасу явился какой-то человек; они поговорили, и этот человек попросил показать ему вещи убитого. Дядя Томас велел мне показать все, в том числе и этот листок.

— И что сказал этот человек?

Августа пожала плечом:

— Сказал, что все это полнейшая чепуха. Стихи его вообще не заинтересовали. Он обратил внимание только на документы, которые обнаружили у Ричарда. А потом начал намекать, что Ричард шпионил в пользу французов, и они с дядей Томасом решили, что дело следует замять.

— А ты не помнишь, как звали того человека?

— Кроли, кажется.

Гарри от отвращения даже зажмурился: