— Я знаю. — Гарри опустил украшение в бархатный мешочек и задумчиво нахмурился. — Полагаю, ее братец заложил настоящие рубины, когда покупал себе офицерский чин.

— Вовсе необязательно. Ювелирная работа просто великолепная. Это безусловно старинный мастер. Возможно, поддельное ожерелье изготовлено давным-давно. Я подозреваю, что некогда, два-три поколения назад, кому-то из Баллинджеров пришлось продать настоящие рубины — нортамберлендские Баллинджеры всегда жили исключительно за счет своего ума и талантов, а особого богатства в семье не было.

— Ясно. — Гарри сжал в руке бархатный мешочек. — Итак, я должен тебе тысячу фунтов за жалкие побрякушки из фальшивых рубинов и бриллиантов?

— Совершенно верно. — Салли засмеялась, — Ах, Гарри, как хорошо, что все обошлось! Я, например, страшно довольна.

— Рад, что хоть кто-то в данном случае остался доволен.

Глава 6

Августа — в изумрудно-зеленом платье, такого же цвета длинных перчатках и с зеленым пером в прическе — замерла, не в силах вымолвить ни слова… Здесь, в фойе театра, ей наконец-то удалось загнать в угол Лавджоя, за которым долго охотилась. Но теперь она никак не могла поверить тому, что он ей сказал минуту назад.

— Не позволите мне выплатить долг, сэр?.. Вы это серьезно? Чтобы уплатить его, я заложила ожерелье своей матери — последнее, что у меня оставалось в память о ней.

Лавджой холодно улыбнулся:

— Я не говорил, что не позволю вам возвратить долг, дорогая Августа. Я согласен: долги следует платить. В конце концов, это долг чести. Я всего лишь сказал, что не могу взять ваших денег. Это было бы бесчестно при сложившихся обстоятельствах. Так, значит, вы заложили ожерелье вашей матери? Господи, мне совесть никогда не позволит взять эти деньги!

Августа растерянно покачала головой. Сегодня она специально заехала в «Помпею» за деньгами, полученными Скраггзом еще в полдень. А потом поспешила в театр, чтобы как можно скорее покончить с этой историей, вернув долг Лавджою. И вот теперь он отказывался брать у нее деньги.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — прошептала Августа, опасаясь, как бы кто-нибудь их не услышал в переполненном фойе.

— Но это же так просто! Поразмыслив хорошенько, я понял, что не смогу взять у вас тысячу фунтов, дорогая мисс Баллинджер.

Августа посмотрела на него с тоской:

— Очень мило с вашей стороны, сэр, однако я вынуждена настаивать.

— В таком случае нам придется обсудить вопрос в более интимной обстановке. — И Лавджой выразительно обвел глазами многолюдное фойе. — Здесь, разумеется, не время и не место для подобных разговоров.

— Но у меня с собой чек на всю сумму.

— Я уже сказал вам, что не возьму этих денег.

— Сэр, я требую, чтобы вы позволили мне вернуть вам долг! — В голосе Августы звучали гнев и отчаяние. — Вы должны вернуть мне мою расписку в обмен на тысячу фунтов!

— Вам так хочется, чтобы я вернул вам вашу расписку?

— Ну разумеется! Пожалуйста, милорд, право же, мне неловко…

В глазах Лавджоя блеснуло дьявольское удовольствие, он как будто обдумывал ее требование.

— Что ж, прекрасно! Я надеюсь, мы с вами сможем договориться. И вы получите назад расписку, если соблаговолите в один из ближайших двух вечеров заехать ко мне. Где-нибудь часов в одиннадцать вечера, хорошо? Приезжайте одна, мисс Баллинджер, и мы все непременно решим.

Августа похолодела, поняв наконец, что он имеет в виду. Она облизнула пересохшие губы и постаралась говорить спокойно. Однако она слышала, как неестественно резко звучит ее голос, даже для ее собственных ушей.

— Вряд ли возможно, чтобы я заехала к вам в одиннадцать часов вечера, милорд. И вам это прекрасно известно.

— О, не беспокойтесь! Опасность, которой будет подвергаться ваша репутация, мисс Баллинджер, ничтожно мала. Уверяю вас, я никому ни слова не скажу о вашем визите. И уж в первую очередь — вашему жениху.

— Вы не смеете заставлять меня сделать это, — прошептала она.

— Ну-ну, успокойтесь, мисс Баллинджер. Где же ваша страсть к приключениям и любовь к беспечным проказам, которые все вокруг считают вашей фамильной чертой? По-моему, вы отнюдь не обладаете излишней застенчивостью и вполне способны рискнуть и отправиться на ночную встречу в дом своего хорошего знакомого?

— Милорд, вы забываетесь!

— О, я непременно постараюсь этого не делать, дорогая. И буду чрезвычайно разумен. Я буду ждать вас в одиннадцать часов вечера послезавтра. Не разочаровывайте же меня, иначе мне придется огласить тот прискорбный факт, что последняя представительница рода нортамберлендских Баллинджеров не платит свои картежные долги. Подумайте о том, какое это унижение, Августа. А ведь его так легко избежать! Стоит всего лишь заехать ко мне на минутку. — С этими словами Лавджой повернулся и исчез в толпе.

Августа смотрела ему в след, в душе у нее бушевала буря.

— Ах вот ты где, Августа! — услышала она за спиной голос Клодии. — Может быть, мы все-таки пройдем в ложу к Хейвудам? Спектакль вот-вот начнется, и нас ждут.

— Да. Да, конечно.

…Эдмунд Кин , как всегда, был неотразим, однако Августа не слышала ни слова. Весь спектакль она думала об одном: как выпутаться из беды, в которую попала из-за собственной неосторожности.

И что бы она ни говорила, невозможно было отрицать тот факт, что ее расписка на тысячу фунтов по-прежнему оставалась у этого подозрительного человека, который и в самом деле не собирается ничего возвращать, пока Августа не приедет к нему и не скомпрометирует себя.

Да, Августа была беспечна, однако далеко не наивна. Она ни на секунду не поверила, что под ночной встречей Лавджой подразумевает обычный светский визит. Этот человек явно намерен потребовать от нее гораздо больше обычного обмена любезностями.

Совершенно очевидно, лорд Лавджой ведет себя не как настоящий джентльмен. Трудно было предугадать, как он поступит с ее распиской, если Августа все же не выполнит его требования и не приедет к нему. Она успела прочесть в его глазах леденящую душу угрозу. Рано или поздно он непременно изыщет способ коварно воспользоваться своими преимуществами.

Возможно, он даже отправится с ее долговой распиской к Грейстоуну. При этой мысли Августа даже зажмурилась от ужаса. Гарри, разумеется, придет в ярость. Дурацкий поступок Августы подтвердит все его худшие подозрения на ее счет.

Конечно, унизительно, но, пожалуй, лучше ей самой все рассказать Гарри. Он, без сомнения, будет крайне недоволен или даже возмущен ее поведением, но, может быть, инцидент послужит ему долгожданным поводом к тому, чтобы объявить их помолвку недействительной.

Казалось бы, такая перспектива должна была вызвать у нее головокружительное чувство облегчения, однако почему-то этого не произошло, и Августа попыталась разобраться почему… Она же совсем не хочет, чтобы ее помолвка с Грейстоуном оставалась в силе. Она была против с самого начала…

Нет, решила Августа, ей грустно вовсе не потому, что она верит в разумность брака с Гарри Грейстоуном. Просто она не желает демонстрировать ему свою унизительную растерянность!

Уж что-что, а гордость у нее есть! Она последняя в роду нортамберлендских Баллинджеров, всегда славившихся своим честолюбием и безрассудной смелостью. Она сама позаботится о том, чтобы честь ее не пострадала.

По пути домой, в карете Хейвудов, Августа пришла к мрачному заключению: она должна изыскать способ выкрасть провокационную расписку. И тогда Лавджой не сумеет с помощью расписки смутить ее и унизить.


— Где, черт побери, тебя носило, Грейстоун?! Я заглянул на все распроклятые балы и вечеринки Лондона, пока искал тебя. У тебя беда, а ты сидишь себе в клубе, спокойный и довольный, и попиваешь кларет! — Питер Шелдрейк рухнул в кресло напротив Гарри и потянулся за бутылкой, продолжая мрачно ворчать:

— Но конечно, в первую очередь мне следовало заглянуть именно сюда.

— Вот именно. — Гарри оторвался от рукописи своей очередной книги о военных походах Юлия Цезаря. — Я решил заехать в клуб и немного поиграть в карты, прежде чем отправиться домой. А в чем, собственно, дело, Шелдрейк? Я не видел тебя в таком волнении с той ночи, когда тебя чуть не застукали с женой французского офицера.

— Это вообще не мое дело, если угодно! — Глаза Питера сверкали. — А исключительно твое.

Гарри застонал: его худшие ожидания оправдывались.

— Уж не собираемся ли мы, случайно, поговорить об Августе?

— Боюсь, что придется. Салли велела мне найти тебя, когда выяснила, что дома тебя, к сожалению, нет. Итак, Грейстоун, ваша дама сердца решила заняться новым ремеслом. И вот-вот станет умелым взломщиком.

Гарри похолодел:

— Какого черта?! О чем ты толкуешь, Шелдрейк?

— По словам Салли, твоя невеста сейчас на пути в дом Лавджоя, который тот снял на весь лондонский сезон. Она, кажется, пыталась вернуть ему карточный долг, однако Лавджой отказался принять деньги. Также отказался и вернуть расписку, пожелав, чтобы она забрала ее собственноручно, заехав к нему домой завтра в одиннадцать часов вечера. И ей велено прибыть одной! Не трудно представить, что у него на уме.

— Ах, сукин сын!

— Вот именно. Боюсь, он затеял с твоей мисс Баллинджер довольно опасную игру. Но ты не волнуйся! Твоя неустрашимая и изобретательная невеста решила взять ситуацию в руки и отправилась добывать свою расписку, пока Лавджой развлекается где-то в городе.

— Клянусь, на этот раз я действительно задам ей порку! — Гарри вскочил и, не обращая внимания на лукавую усмешку на физиономии Питера, бросился к двери. «Лавджоем я займусь позже», — решил он.


Одетая в мужское платье — бриджи и рубашка некогда принадлежали ее брату, — Августа притаилась под окном, выходившим в сад, следя за происходящим в доме Лавджоя. Окно в библиотеку открылось довольно легко. Она опасалась, что придется выбить кусочек стекла из узкого оконного переплета, чтобы просунуть руку, открыть запор и проникнуть в комнату, но кто-то из слуг, видимо, забыл запереть окно.